Зубов взял карандаш и постучал по столешнице.Этот жест говорил о том, что Федор Иванович раздражен дальше некуда. Проклиная изматывающую боль, Зубов открыл папку, только что принесенную помощником и оставленную на столе, поправил очки в тонкой золотой оправе и принялся читать. Он уже много тысяч раз видел подобные документы. Внизу, для того, чтобы бумага обрела силу, должна была появиться его размашистая подпись.Федор Иванович просмотрел первый документ, затем перевернул его и взялся за следующий, так и не украсив своей подписью предыдущую бумагу.– Болваны! Сколько учил, что так писать нельзя!Он прочел несколько страниц, изрядно почеркал остро отточенным карандашом и только после этого, нажав кнопку, вызвал своих помощников. Те появились мгновенно, словно в этот момент стояли за дверью и только и ждали разрешения хозяина войти в кабинет.Зубов не предложил им сесть и сам не выбрался из-за стола. И его помощники поняли, что предстоит тяжелый разговор, вдвойне неприятный, так как был уже конец рабочего дня, и служебные машины ждали своих пассажиров, чтобы развезти их по домам.– Так, – сказал Федор Иванович, не поднимая глаз на своих помощников. Он нервно забарабанил концом карандаша по столу. – Сколько я вам говорил, так писать нельзя! Ведь эти бумаги пойдут не в сортир и не в бухгалтерию, а прямиком на стол к Президенту! Вы что, не понимаете этого?! Подставить меня хотите?!– Федор Иванович, – один из помощников сделал шаг вперед, – но вы же сами говорили, надиктовывали…– Что я надиктовывал?! – Зубов в негодовании поднял свою массивную голову.И в этот момент спина опять дала о себе знать.Зубов поморщился.– Что, Федор Иванович, радикулит? – участливо, с подобострастным выражением на лице второй помощник подошел к столу.– Будь он неладен! – пробурчал Зубов и посмотрел на молодое холеное лицо своего помощника. – Это ты составлял? По стилю вижу, что ты. Кто так пишет?! Я тебя сколько учил? Ты за что получаешь деньги? Документы надо составлять так, чтобы ни одна умная голова не смогла придраться. А если какая-нибудь из этих бумаг попадет к депутатам? Ты знаешь, что будет?! Рыбкин даст такому депутату слово, тот вылезет на трибуну и зачитает… А потом начнется! Да надо мной все смеяться станут.В принципе, бумаги были составлены очень толково, и Зубов придирался только потому, что этого требовала его душа. Ему хотелось немного покуражиться, – сорвать на ком-нибудь злость.– Короче, все это переделать! К завтрашнему утру.Я здесь отметил. Чтобы все было выполнено безукоризненно.Помощники переминались, стоя у длинного стола.– Понятно? Завтра утром бумаги должны быть у меня на столе. И если опять схалтурите, уже не спущу. Учтите, по головке не, поглажу. Не для того я взял вас сюда, не для того государство платит вам такие деньги.– Все понятно, Федор Иванович. Не беспокойтесь, к утру все документы будут готовы.– Мне не надо, чтобы вы проделывали все документы. Подготовьте только те, на которых стоят галочки, их я должен подписать завтра. Президент ждет эти бумаги.Завтра же они должны лежать у него, я завтра иду к нему. Вам понятно?– Да-да, – в один голос ответили помощники. – Мы можем идти? – и они направились к выходу.– А документы? – буркнул вслед Федор Иванович и попытался, опершись руками о стол, приподняться.Но спина опять заныла, и ему пришлось буквально упасть в кресло.– Передайте, чтобы принесли чай. А документы заберите.Когда оба помощника были уже в дверях, зазвонил телефон. Федор Иванович, превозмогая боль, повернул голову и посмотрел на телефонные аппараты. На одном из них красным глазком подмигивала маленькая лампочка.– Ого! – тихо прошептал Зубов, потянулся рукой и нащупал трубку телефона, среди множества других стоящего на узкой тумбе.Затем не спеша поднес се к уху.– Зубов слушает! – сказал он суровым и строгим голосом, так, как и подобает говорить человеку, занимающему роскошный кабинет и знающему себе цену.Не только окна этого кабинета напрямую связывали Зубова с Кремлем: на узкой дубовой тумбочке стоял телефон, не имеющий номеронабирателя, диск его украшал золотой двуглавый орел, а под ним надпись – «Президент».Зубов любил смотреть на этот телефон так же, как на купола и кресты кремлевских соборов. Правда, звонил этот телефон редко. Но звонил.Сейчас же тишину нарушил другой телефон, крайний, номер которого знали немногие.Зубов прижал трубку к правому уху. Он где-то давно читал или слышал, что если прижимаешь трубку к правому уху, то информация поступает именно в то полушарие мозга, которое отвечает за логику. А вот к левому уху лучше всего подносить трубку, когда разговариваешь с женщиной.На этот раз Федор Иванович держал трубку у правого уха.– Это ты? – послышался чуть осипший голос.– Конечно, я, – все еще строго сказал Федор Иванович.– Надо встретиться.– А кто это?– Ты что, не узнал? – из трубки послышался своеобразный хохоток, напоминающий одновременно скрежет металла и бульканье воды в кастрюле.Так смеялся только один человек, известный Зубову – Иван Николаевич Хромов.– Богатым будешь, – пошутил Зубов.– Да я и так не бедный, не жалуюсь.– Не зарекайся.– Я и не зарекаюсь.– Ты откуда звонишь?– А что, не слышишь?– Не слышу, – признался Зубов.– Из машины звоню.– Тогда понятно. А в чем дело?– Не по телефону, дорогой. Ты где будешь сегодня вечером?Зубов на несколько секунд задумался.– Знаешь, я себя неважно чувствую.– Что, опять с Президентом в теннис играл? – спросил Хромов, и вновь раздался булькающе-скрежещущий хохот.– Да нет, уже две недели не играл.– Тогда что, переусердствовал с молодыми интересными?– Да хватит тебе, Иван Николаевич! В чем все-таки дело?– Я же тебе сказал, надо встретиться и переговорить.Это очень важно.– Понимаешь, плохо себя чувствую.– Плюнь на это, забудь. А то можешь почувствовать себя еще хуже.– Хватит подкалывать.– Вечером я к тебе заеду, – сказал Хромов и замолчал, ожидая ответа Зубова.– Хорошо, приезжай. Я буду на даче.– Вот это разговор, – жестко и властно произнес Иван Николаевич Хромов.Зубов положил трубку и посмотрел на золотые кресты соборов. Последние лучи солнца еще играли на позолоте, но небо было уже темное, по нему ползли тучи.– Как я себя плохо чувствую! – сказал Зубов и сделал глоток уже остывшего чая.Он держал тяжелый серебряный подстаканник, смотрел на ломтик лимона и понимал, что если уж Хромов вот так позвонил, значит, действительно произошло что-нибудь серьезное.Федор Иванович выбрался из-за стола, прошелся по кабинету, едва волоча ноги. Ему показалось, что спина болит с удвоенной силой, хотя на самом деле боль была прежней. Настроение резко ухудшилось, и поэтому радикулит казался неизлечимым и смертельно опасным.– О, чертовщина! – Зубов немного потер поясницу, затем попытался нагнуться вперед, но тут же оставил это занятие. – Спокойнее, спокойнее, Федор, – приказал он себе. – Вспомни, что говорил доктор: резкие дви-1жения тебе противопоказаны. Пока не пройдет приступ, и пить не надо. А ты в последние дни грешил этим делом.Он вызвал своего секретаря и распорядился:– Приготовьте машину, я уезжаю. * * * Через десять минут, в теплом плаще, с портфелем в руках, Зубов спустился к «мерседесу». Водитель открыл дверцу и чересчур участливо, даже, может, заискивающе заглянул в лицо Федора Ивановича.– Что, не проходит?– Да ну его, Василий, к черту! Совсем я что-то расхворался.Федор Иванович долго устраивался на сиденье, пока его тело не приняло такое положение, в котором радикулит беспокоил меньше всего.– Поехали, поехали.– А куда едем? – обернувшись, спросил водитель, который по возрасту был, может, не намного моложе Зубова.– За город.– А домой?– Я сейчас позвоню.Зубов тут же взял трубку и набрал номер. Разговор с женой был коротким:– Я еду на дачу. А вот завтра к обеду, может быть, появлюсь дома.Жена хотела что-то сказать, но Зубов ее оборвал:– Чувствую себя нормально. И спина не беспокоит. И, вообще, мне надо побыть одному. Работы выше головы. Целую. До встречи, – он положил трубку и прикрыл глаза.Мягко шурша шинами, черный «мерседес» въехал в ворота, которые тут же закрылись, и подкатил к крыльцу. Водитель вышел, открыл дверцу, помог своему хозяину выбраться.Федор Иванович Зубов, кряхтя и проклиная все на свете, поднялся в дом.Он разделся, поужинал, затем один из его людей натер ему поясницу разрекламированной заграничной мазью. Потом Зубов потеплее оделся и, усевшись в кресло в гостиной, принялся смотреть телевизор. Все, что показывали, он знал. Его заинтересовали лишь репортаж из Чечни и сообщение о визите американских сенаторов.– Ездят, ездят… Не сидится им на месте! – бурчал Зубов, уже не глядя на экран.На низком журнальном столике лежала пачка газет.Он взялся их просматривать, кряхтя и морщась от боли.Затем посмотрел на часы в дальнем углу гостиной. Была половина девятого.– Ну, где же он? Что не едет? – подумал Федор Иванович, И в это время к крыльцу подкатил автомобиль.– Наконец-то, – Зубов поднял голову.Через полминуты охранник доложил:– Федор Иванович, к вам Хромов приехал.– Я знаю.Охранник ничуть не удивился подобному ответу, и уже через минуту Хромов был в гостиной.– Что, телевизор смотришь? Можно подумать, тебе это интересно.– Да вот, понимаешь, Иван Николаевич, не знаю, чем себя занять, и пялюсь в ящик.– Тебе что, в Кремле не надоело на все это смотреть?– Надоело, но не очень, – улыбнулся Зубов и пригладил свои седые волосы.– Выглядишь ты неважно, Федя.– Спина болит.– Да будет тебе. Разговор серьезный, а времени мало.– У тебя для друзей никогда нет времени.– Ладно тебе сочинять, – заулыбался Хромов, и его привлекательное моложавое лицо стало еще более приветливым и открытым.Зубов подумал:«И почему это у самых отъявленных негодяев могут быть такие приветливые и доброжелательные лица?»– А ты хорошо выглядишь, – заметил он, глядя на дорогой модный костюм и роскошный галстук своего гостя.– Стараемся, стараемся. Должность обязывает.– Ну, с чем приехал?– А ты о чем подумал? – задал встречный вопрос Иван Николаевич Хромов, усаживаясь в кресло напротив хозяина.– Я вот подумал, глядя на тебя, и почему это у всех преступников такие располагающие к себе лица?Хромов захохотал.– А как же быть-то по-другому? – сверкая отличными зубами, продолжал смеяться Хромов. – Не будь у них такой внешности, ничего бы не получилось.– Да, у авантюристов приятные лица.– Знаешь, Федор Иванович, о тебе этого не скажешь, – не переставая улыбаться, заметил Хромов.– Я не о себе – я тебя имел в виду.– Ладно, ладно, пойдем, переговорим, чтобы нас никто не слышал.Зубов покосился на дверь, потом повернул голову в противоположную сторону.– А чем тебе не нравится здесь?– Важное дело.– Ох, и мучитель же ты, Иван Николаевич! Из-за тебя одни хлопоты. Сидел бы я сейчас дома, а так пришлось плестись на дачу.– Да ладно. Привезли – и увезут, если, конечно, захочешь. Машина стоит возле дома.– Это да…Зубов тяжело поднялся и шаркающей походкой, не скрывая того, что чувствует себя плохо, направился к кабинету, который скорее походил на библиотеку. От пола до потолка все стены были уставлены книжными шкафами. За стеклами поблескивали корешки книг.– Усаживайся, где тебе удобнее, – кивнул гостю Федор Иванович.В кабинете у самого окна стояли стол, диван и два кресла. Хромов расположился на диване, закинул ногу на ногу, затем, спохватившись, расстегнул пиджак.– Ну, я жду, – Зубов не скрывал нетерпения.– Вот какое дело, Федор Иванович .Зубов подался вперед, но затем откинулся на мягкую спинку кожаного кресла.– Суть вот в чем…Хромов говорил спокойно, каким-то металлическим голосом, без всякого волнения – так, как если бы он разговаривал сам с собой наедине, когда его никто не слышит и даже не видит.– Приехали сенаторы. Это ты знаешь У американцев большие претензии к нам По их словам, из России в Штаты поступают наркотики, очень сильные. Что за наркотики – нам с тобой известно.– Да, знаю, – морщась от боли, выдавил Зубов.– Знаешь – прекрасно. Придется с этим делом завязать.– Как завязать? А доход, а деньги?!– Плюнь, забудь. Жизнь дороже.– Но до нас не доберутся. Я все так устроил…– Погоди, – поднял руку Хромов – Все прекрасно было до этого дня. Ты же знаешь, Федор, какие отношения у нашего Президента с их Биллом? Так вот, отношения неважные. Это только на людях они обнимаются, целуются, как Брежнев с Хоннскером, пожимают друг другу руки. А отношения тяжелые. Да что я тебе рассказываю? Ты и сам Это знаешь не хуже меня.– Знаю. Чего же ты хочешь?– Я же тебе сказал – с наркотиками завязываем.– Ну, это не тебе решать.– Что ж, как хочешь. Мое дело – предупредить, а дальше поступай как знаешь. , – Что значит «предупредить»? – Зубов хотел встать, но потом стиснул зубы и остался на месте. – Деньги ты получаешь, и немалые. На этом деле мы неплохо зарабатываем. А ведь можно зарабатывать еще больше – намного больше, Иван Николаевич. Думаю, ты это знаешь.– Я не хочу ни больше, ни меньше. И вообще не желаю об этом знать. Надо уничтожить производство, пока до нас не докопались.– Ну, сам подумай! – немного разозлившись, крикнул Зубов. – Все сделано так, что до нас не доберется ни одна сволочь, самая пронырливая и хитрая.– И не до таких добирались.Зубов пожал плечами.– У нас нет выбора, – настаивал Хромов. – Нам придется показать, что мы отреагировали на просьбу американцев и по их сигналу покончили с производством наркотиков в России, с производством тех наркотиков, которые поступают к ним.– Это же такие деньги!– Тебе что дороже – деньги или карьера? Выборы на носу, да и вообще, куча всяких проблем. Все настолько шатко, что в любой момент может начать рушиться. И тогда даже ноги не успеешь унести, не то что спасти голову, – Хромов говорил теперь быстро и решительно. – А у нас с тобой врагов – выше крыши. И они только и ждут, им бы только зацепочку маленькую…А уж тогда они раскрутят на всю катушку. Подключат комиссии из Думы, да и Президент в такой ситуации сдаст нас не моргнув глазом. Ему не впервой.– Ну, ладно, ладно, – Федор Иванович наконец-то сообразил, что в словах Хромова действительно есть здравый смысл.
1 2 3 4 5 6