Надежная техника.
Дети у полковника устроились сразу. Вот что значит хорошее домашнее воспитание и родительский пример! Сам же он сначала присматривался и приглядывался, благо военная пенсия, а также кое-какие запасы его жены Тамары Сергеевны, долгие годы возглавлявшей комиссионный магазин, который ей не удалось безболезненно приватизировать, помогали и продержаться, и вести осмысленное наблюдение за жизнью. Вернее, в это время Виктор Андреевич работал в охране банка, потом сберегал станцию технического обслуживания автомобилей, коротал время в виде ночного сторожа на почте, пытался устроиться на тепленькое местечко в Литературный институт, когда там собирались открыть военную кафедру. Но кафедру в институте не открыли, и стал полковник Следков работать курьером в туристической фирме тут же, на Тверском бульваре. Он ведь бывший полковник, рассуждали его туристические начальники, поэтому ему можно доверить любые документы. И в МИД паспорта отвезти, и в посольство для получения визы отправить. А еще сам по себе полковник Следков человек обходительный, умеет завязывать связи, там цветочек старой девушке принесет, там молодайке шоколадку подарит, поэтому-то и с этими паспортными оформлениями у него все в полном ажуре. Начальство его уважало. Зарплата? Ну, уж не меньше, чем у генерала и раза в три жирнее, чем у действующего профессора все того же Литературного института. Сосед у него по подъезду в этом институте профессорствует, вечно жена его, профессорша, то за маслом подсолнечным придет, то за мукой сырники обвалять. Голь, одним словом, писателишки.
Исключительно за хорошую службу полковника Следкова наградили поездкой за границу. Он, конечно, сам все время в своей туристической конторе побуркивал, что, дескать, с разнообразным и капризным контингентом возится, отправляет всех желающих в разные страны, а конкретных условий жизни и отдыха вне своей прекрасной обновленной Родины не знает. Как наши русские люди там живут, в каких отелях останавливаются и что такое шведский стол он, полковник наяву не знает. Безобразие! Хотели, правда, послать полковника сначала по горящей путевке в Бразилию, но потом решили, что Хургада для русского человека типичнее и дешевле.
Летел полковник Следков за границу впервые, но почему-то совершенно, как человек по сути своей военный, не робел и вел себя смело и уверенно. А это сразу видно, поэтому при всех коллективных мероприятиях, где требовалось не то чтобы единоначалие, а просто какой-то, хоть и малый наблюдатель за порядком, все выбирали его старостой. Идут в музей – билеты на всю группу держит в руках полковник, едет группа в автобусе – счет всех людей ведет староста.
Собственно, на этом рассказ наш почти заканчивается. Радовался солнцу, морю, еде и мелким бесплатным радостям наш полковник, как малый ребенок. Он всегда первым был на всех дневных бесплатных дискотеках, где приглашал на танцы разнообразных дам, и всегда был готов участвовать в перетягивании каната, беге в мешках, кормлении с завязанными глазами партнера и в других, сходных с этими, фирменных наших зарубежных развлечениях. Он даже вместе с престарелыми и очень полными женщинами участвовал в водной зарядке. Об этом каждый день объявляли по громкоговорителю на пляже. Все собираются в кружок и под водительством молодого, говорящего на всех языках парня из Одессы, стоя по грудь в морской воде, делают физические упражнения. Благотворное действие соленой морской воды, воздуха, солнца и физической нагрузки. Парень показывает, как надо махать и загребать руками и ногами воду и весело всеми командует. Счет до десяти этот замечательно загорелый и спортивного вида парень ведет сразу на трех языках: английском, немецком и итальянском. Так же, как и русских, на этом курорте было всегда много немолодых итальянцев – пенсионеров и представителей среднего класса. Их привлекало солнце, море, близость к Италии и дешевизна.
Вечерами полковник Следков прогуливался по ночной Хургаде и с большим пристрастием рассматривал изобильные витрины лавок и магазинов. Неправда ли, познавательно и интересно?
Пиком своей поездки на заграничный курорт полковник Следков считал однодневную экскурсию в Каир, на пирамиды. Удовольствие это было не из дешевых – около ста долларов, и полковник, долго раздумывая, чесал репу, пока согласился в этой экскурсии участвовать. Все ему очень понравилось. Встали чуть ли не в три утра. Потом долго ехали по пустыне, наблюдая песчанные пейзажи и ожидая миражей. Гид переводчик Мухаммед, прикрепленный к группе, все показывал и обо всем вел рассказ на хорошем русском языке. Но миражи не появились, видимо это особый аттракцион. Потом показался Каир, огромный город, в центре которого возле вокзала, выставлен какой-то древний истукан по названию Рамзес. А уж машин, машин! Потом ходили смотреть мумии и древние драгоценности в Каирский музей, где полковника поразил порядок и обилие золота и охраны. Показали и пирамиды. Кто же знал, что они, оказывается, почти на окраине города. Так и высовываются из-за крыш домов! Замечательная экскурсия.
На обратном пути Мухаммед предупредил группу, что обычно туристы вскладчину преподносят водителю какой-нибудь сувенир или его экивалент. Группа пошушукалась и решили подарить обаятельному гиду бутылку русской водки с портретом президента Ельцина (это было предложение полковника, да и бутылка тоже из его личных запасов, хранилась в его дорожной сумке), а шоферу Али, который по– русски не понимал ни слова, вручить, так сказать, денежный сувенир: кто сколько даст. А кто будет собирать деньги в валюте? Полковник!
Обратная дорога длинная, ночь за окном автобуса темная, шумят кондиционеры, все устали и дремлют. И в этой темноте полковник Виктор Андреевич Следков всех обошел и очень вежливо и культурно собрал со всех деньги. Давайте, товарищи, гоните американскими долларами или египетскими фунтами. Мы, дескать, живем в цивилизованном обществе и давайте жить, как положено цивилизованным людям. С одиночек Виктор Андреевич брал по три американских доллара, а с семейных по пять. Но особенно не активничал, вел себя деликатно. Работа эта оказалась большой и утомительная, автобус был длинный, настоящий комфортабельный корабль пустыни, с туалетом вместо задних сидений. Именно там, запершись на задвижку и при свете маленькой экономной лампочки, полковник все и пересчитал. Деньги не любят, как известно, гласности. Оказалось, что собрал он около 180 долларов, ведь отдельные персонажи давали и больше назначенной суммы. Но у Виктора Андреевича в сумке была еще одна бутылка и тоже с выгравленным портретом. Вот эту бутылку он в конце пути шоферу и преподнес, снабдив свой подарок стопочкой долларов. Долларов было двадцать, купюрами по одному, чтобы казалось больше. А кто в этом станет разбираться? Кому искать справедливости? Устраивать профсоюзное собрание и очные ставки? Черномазые, что ли? Ведь Виктор Андреевич вместе с группой –адью! –улетал завтра в любимую столицу своей Родины. Слово "Родина" полковник даже мысленно произносил с большой буквы.
14. Набожная матушка Генриетта
В Хургаду, в земной рай, на дешевом чартерном рейсе можно залететь во вторник или в субботу. Еще до поездки клиент выбирает в турагенстве – возвращается он обратно через неделю, т.е. в следующую субботу или во втор­ник, т.е. через неделю, десять дней или соответственно через две недели. Генриетта Иванов­на Мурзаева возвращалась домой через неделю, поэтому ей многое нужно было успеть.
Прилетела она сюда как бы не по собственной воле, а по велению сердца, сопровождала симпатичного церковника, бухгалтера-ревизора отца Андрея.
Отец Андрей проводил ревизию в нескольких русских монастырях на Синайском полуостро­ве и, по совету врачей совмещая, приятное с полезным, должен был еще подышать морским свежим воздухом. Ионы, знаете ли. В связи с дешевизной хургадинской курортной услуги и с дешевым российским авиатранспортом бы­ло решено: пусть отец Андрей как следует несколько дней проды­шится в пятизвездочном отеле Хилтон, стоящем, естественно, на самом берегу моря. А потом уж будет – или крутой автомобиль, или за сорок минут (счастливые потомки советских "Ракет") на воздушных кры­льях, переплывет Красное море, то самое, которое Моисей переходил посуху, и уже оттуда отправится сверять баланс, пересчитывать свечи и считывать инвентарные номера на потирах, дискосах и ветхих ризах. Вышесто­ящие церковные чиновники отца Андрея нагрузили кроме работы оплачиваемым и комфорт­ным отпуском на неделю, а на всякий случай, чтобы кто-то следил за не­здоровым человеком, обслуживал, приглядывал за бельем, режимом и пита­нием, приставлена к нему была еще и Генриетта Ивановна.
С сорокапятилетним отцом Андреем был еще послушник младший бухгалтер Сергий, добродушный и веселый парень, о­кончивший московскую Бауманку по специальности ракетная техника и вне­запно ушедший в сосредоточенную церковную жизнь. Не станем никого осуж­дать. Не станем ничего плохого думать и об отце Андрее, и послушнике Сергее, к этому нет и не было никаких оснований. Если что-то и мерещи­лось в этом смысле Генриетте Ивановне, то это исключительно из-за её извращенного сознания. Как ни посмотрит она вечером с улицы через щелочку в занавесе в гостиничный номер, который занимали отец Андрей и его послушник, то всегда одна и та же картина: телевизор не работает, не балуются, не искушаются, и дальше: или отец Андрей лежит на кровати и читает книгу, а послушник Сергий стоит на коленях и молится, или они оба читают книги.
Генриетта Ивановна не сразу, конечно, добилась в жизни такого привилегированного положения. А как еще его можно добиться – только трудом. Вообще-то жизнь Генриетты Ивановны складывалась тяжело: детдомовка, но, старательная, услужливая к педагогам, своими товарищами не любимая за наушничество. А если с властями предержащими не сотрудничать, как здесь проживешь? С большим трудом, по квоте, устроили Генриетту Ивановну после окончания десятилетки в педагогический институт. Сама директор детского дома ездила к ректору института, когда Генриетта Ивановна не добрала при приеме баллов, просила, подключала райком КПСС, ссылалась на социалистический гуманизм, объясняя, какой юная Генриетта бу­дет для института и лично для ректора ценный кадр по связи со студен­ческой общественностью. Обо всем, что происходит и будет происходить в студенческом общежитии, ректор будет знать. И для советского – тогда все обязательно произносилось со словом "советский"– для красоты и для устрашения – образования хорошо будет, когда Генриетта Ивановна подрастет, об­разуется и станет учительницей истории.
Но учительницей истории Генриетта Ивановна не стала, по распределе­нию в сельский зачуханный район учительницей не поехала, а пошла в ас­пирантуру по специальности научный атеизм, но тут тоже баллов не добрала, и куратор того курса, на котором Генриетта Ивановна училась и где была назна­ченной старостой, – куратор курса, молодой, спортивного вида энергичный парень, приставленный к студенчеству от директивных и партийных орга­нов, тоже ходил на прием к ректору и потом улаживал дела молодой аспирант­ки с заведующей аспирантурой. Так сказать, традиционная, рутинная процедура.
Генриетта Ивановна оказалась гибкой и мобильной натурой, потому и с аспирантурой, а потом и с руководителем своего деликатного предмета – научным атеизмом – у нее все обошлось благополучно. Она даже выучила язы­ки – английский и ставший нынче модным немецкий. Были ведь в ее тех­ническом вузе, где она преподавала после аспирантуры, студенты-иностранцы, и их тоже надо было контролировать. Кстати, тот самый спортивного вида мордово­рот, который помогал ей с аспирантурой и быстрой карьерой, оказался потом ее мужем. Но к этому времени он стал уже весьма солидным и энергичным майором, ну а сама Генриетта Ивановна возглавила партбюро кафедры об­щественных наук и не собиралась на этом останавливаться. Но тут разра­зилась перестройка.
Наука, как известно, лучше чем тьма и помогает во всех случаях жизни. Научное мировоззрение позволяет быстро ориентироваться в раз­личных социальных сферах жизни, да и вообще ориентироваться. Как мно­го значит осмыслить происходящее и во время примкнуть к побеждающему лагерю. Далеко простираешь ты руки свои, наука! В конце концов каж­дая специальность дает некий всегда и во всех условиях могущий сос­лужить службу корпус знаний. Ничего не изучаем мы без пользы! Вот так и наша Генриетта Ивановна, вернее её семья. Бывший мордоворот осознал чудовищную роль органов в жизни народа, покаялся, и теперь его не следует кликать мордоворотом, а следует вежливо называется Константином Федоровичем. Константин Федорович, привыкший всегда есть хлеб исключительно ситный и помазанный сливочным маслом, вдруг вовремя вспомнил, что он крещеный русский человек, да еще вроде бы внук или правнук расстрелянного советской властью священника. А Генриетта Ивановна обнаружила, что для будущего гораздо выгоднее перестать читать студентам основы атеизма, а сосредоточиться на под­готовке мужа к принятию сана священника. Для образо­вания новых общественных сил требовались свои новые кадры так почему же противиться объективному процессу! В основе зна­ний лежали определенные тексты, итоги неких озарений и заблуждений, но лишь от Генриетты Ивановны зависело как их интерпретировать. Она интерпрети­ровала их как надо, и Константин Федорович, в свое молодое время закончивший специальную академию КГБ, учившую в прикладном плане, мно­гому из того, что учат в какой-нибудь семинарии или духовной ака­демии, стал священником. Всё зависит от того, как интерпретировать!
Когда Константин Федорович получил приход в Подмосковье, в одном из поселков, где жила московская элита, – кстати, здесь по­падались и лица, которых Константин Федорович обслуживал – и за которыми наблюдал в своей прежней жизни – Генриетта Ивановна рассталась с институтом и сосре­доточилась на делах прихода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18