https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/vstraivaemye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Истер по очевидным причинам в их число не попал. Херман Граймз был слеп, и скрывать ему было нечего. Сейвелл жил в здешних местах недавно, и Фитч все еще продолжал поиски. Лонни Шейвер не посещал врачей по меньшей мере лет двадцать. Врач Сильвии Тейлор-Тейтум погиб несколько месяцев назад во время кораблекрушения, а его преемник был новичком и правил игры не знал.
Между тем игра была крутая, и правила ее в основном сочинял сам Фитч. Каждый год Фонд выделял миллион долларов организации, известной под названием ОЮР - Объединение юридических реформ. Это шумно афиширующее себя вашингтонское учреждение изначально было основано страховыми компаниями, медицинскими ассоциациями и группами производителей. В том числе табачными корпорациями. Большая четверка официально вкладывала в Объединение по сто тысяч каждая, а еще миллион от Фонда Фитч передавал ей негласно. Задача ОЮР состояла в лоббировании законов, ограничивающих суммы, выплачиваемые по искам о нанесении ущерба потребителю. А особенно в недопущении вынесения обвинительных приговоров по подобным искам.
Лютер Вандемиер, член совета директоров "Трелко", был официальным членом совета ОЮР и по наводке Фитча нередко оказывал давление на других членов организации. Оставаясь в тени, Фитч добивался того, чего хотел. Через Вандемиера и ОЮР он имел огромное влияние на страховые компании, а те, в свою очередь, добивались от местных врачей сугубо деликатной и конфиденциальной информации о здоровье отдельных пациентов. Поэтому, когда Фитчу потребовалось, чтобы доктор Доу из Билокси вдруг прислал на адрес некоего почтового отделения в Балтиморе выписку из медицинской карты миссис Глэдис Кард, он сообщил Вандемиеру, что тот должен надавить на страховую компанию "Сент-Луис мьючуел", с деятельностью которой были связаны некие профессиональные грехи доктора Доу. "Сент-Луис мьючуел" поставила доктора Доу в известность о том, что его репутация может оказаться подмоченной, если он не сыграет в эту игру, и тот, разумеется, с радостью согласился.
У Фитча было целое собрание медицинских карт, но он не нашел в них пока ничего такого, что могло бы повлиять на вынесение вердикта. Однако в среду во время обеда ему наконец повезло.
Когда Рикки Коулмен была еще Рикки Уэлд, она училась в небольшом католическом колледже в Монтгомери, штат Алабама, где пользовалась большой популярностью. Некоторые наиболее привлекательные девушки этого колледжа встречались с молодыми людьми из Обурна. Проведя углубленные разыскания в Монтгомери, сыщики Фитча заподозрили, что у Рикки был тогда весьма широкий круг приятелей. Фитч снова обратился к ОЮР, не стесняясь использовать тактику выкручивания рук. но двухнедельная кропотливая работа, казалось, завела его в тупик. И тут наконец ему удалось выйти на нужную клинику.
Это была небольшая частная женская больница Монтгомери, одна из всего лишь трех больниц города, где в те времена делали аборты. Оказалось, что еще на первом курсе, через неделю после своего двадцатилетия, Рикки Уэлд сделала аборт.
Теперь у Фитча имелись необходимые документальные свидетельства. Получив их по факсу, он мысленно рассмеялся. Имя отца в карте отсутствовало, но это не важно. С Ри, своим мужем, Рикки встретилась через год после окончания колледжа. В то время, когда она делала аборт, Ри заканчивал образование в Техасе и едва ли вообще знал ее.
Фитч был готов биться об заклад на любую сумму, что аборт являлся темной тайной ее жизни, которую Рикки наверняка скрыла от мужа.
Мотель назывался "Сиеста" и располагался на побережье, в тридцати минутах езды на запад от Билокси.
Был арендован специальный автобус. Лу Дэлл и Уиллис сидели впереди, рядом с шофером, двенадцать присяжных расселись в разных местах салона. Все устроились по одному. Никто ни с кем не разговаривал. Все устали и пребывали в унынии, уже чувствуя себя изолированными, лишенными свободы, хотя еще и не видели своего временного пристанища. В течение первых двух недель их присяжной службы окончание заседаний в пять часов вечера означало избавление. Они поспешно покидали здание суда и возвращались к реальной жизни, в свои дома, к детям, горячей пище, к делам, иногда даже на свои рабочие места. Теперь окончание заседания будет означать переезд в спецавтобусе в другую камеру, где за ними будут наблюдать и заботиться о том, чтобы даже подозрительная тень извне не упала ни на кого из них.
Только Николас Истер радовался секвестру, хотя под стать остальным напускал на себя унылый вид.
Округ Гаррисон снял для них весь первый этаж одного гостиничного крыла - двадцать комнат, хотя требовалось лишь девятнадцать. Лу Дэлл и Уиллис занимали отдельные комнаты, примыкающие к двери, ведущей в главный корпус здания, где находились регистратура и ресторан. Здоровенный молодой охранник по имени Чак поселился в комнате на другом конце коридора, явно чтобы наблюдать за дверью, ведущей на автостоянку.
Распределял комнаты сам судья Харкин. Вещи, не раскрытые и наверняка никем не досмотренные, доставили еще раньше. Лу Дэлл, преисполнявшаяся все большей важности, раздавала ключи, как конфетки. Кровати - почему-то везде двуспальные - были переворошены и проверены. Телевизоры включены, но хитрым образом: во время изоляции запрещалось смотреть какие бы то ни было программы, особенно новости, поэтому с гостиничного телеузла транслировали лишь художественные фильмы. Ванные комнаты тщательнейшим образом осмотрели, вплоть до отверстий слива и унитазов. Две недели здесь покажутся годом.
Парни Фитча, конечно же, проводили автобус до мотеля, хотя от самого здания суда его эскортировали полицейские на мотоциклах, ехавшие впереди и позади. Два детектива, работавших на Рора, тоже проследили путь присяжных до мотеля. Впрочем, никто и не питал иллюзий, что его местоположение можно будет сохранить в тайне.
Николас и Сейвелл получили комнаты с одной стороны коридора, полковник Херрера - с другой. Мужчин и женщин поселили в разных "отсеках", разделенных холлом, словно во избежание несанкционированных шалостей. Через пять минут пребывания в комнатах стало казаться, что стены сходятся и становится все теснее, а через десять Уиллис стал барабанить в двери и спрашивать, все ли в порядке.
- Просто восхитительно, - ответил Николас, не открывая.
Ни телефонов, ни мини-баров в комнатах не оставили. Из комнаты в глубине холла вынесли кровати и поставили в ней два круглых стола, телефоны, удобные кресла, телевизор с большим экраном и бар, набитый безалкогольными напитками на любой вкус. Кто-то назвал ее "бальной залой", и название привилось. Звонить по телефону можно было, только поставив в известность кого-нибудь из представителей охраны, причем связь была односторонней - им никто позвонить не мог. Все чрезвычайные происшествия следовало улаживать только через регистратуру. В комнате номер 40, находившейся напротив "бальной залы", по другую сторону холла, установили временный обеденный стол.
Никто из присяжных не имел права покидать это крыло мотеля без высочайшего позволения судьи Харкина или местной санкции Лу Дэлл или одного из охранников. Комендантский час не устанавливали лишь потому, что идти здесь было некуда, кроме как в "бальную залу", но она закрывалась в десять.
Ужин подавали с шести до семи, завтрак - с шести до восьми тридцати, приходить всем вместе было не обязательно. Можно было вообще прийти, набрать еду в тарелку и вернуться к себе в комнату. Судью Харкина особенно заботило качество еды, он велел каждое утро докладывать ему, не было ли жалоб.
Во вторник "шведский стол" предлагал либо жареных цыплят, либо отварную спаржу с салатами и массой свежих овощей. Они сами удивились тому, как проголодались к шести часам вечера. Для людей, только и делавших целый день, что сидевших и слушавших, такой волчий аппетит был неожиданным. Николас набрал полную тарелку и, усевшись в конце стола, вовлек всех в общую беседу, настояв на том, чтобы ужинать компанией. Он был возбужден и болтал без умолку, словно изоляция была для Него лишь необычным приключением. Его энтузиазм оказался заразительным.
Только Херман Граймз ел у себя в комнате. Миссис Граймз наполнила две тарелки и поспешно удалилась. Судья Харкин строго-настрого запретил ей, равно как Лу Дэлл, Уиллису и Чаку, есть вместе с присяжными. Поэтому, когда Лу Дэлл вошла в столовую с намерением поужинать, Николас оборвал свой рассказ на полуслове, и в комнате повисла напряженная тишина. Лу Дэлл положила на тарелку куриную грудку, несколько зеленых горошин, взяла булочку и вышла.
Теперь они представляли собой сплоченную группу, изолированную от внешнего мира и запертую не по собственному желанию в этой "Сиесте". Круг их общения отныне замыкался друг на друге. Истер был решительно настроен поддерживать в группе хорошее настроение. Они станут братством, если не семьей. Он постарается предотвращать все размолвки и не допустит никаких группировок.
Просмотрев в "бальной зале" два фильма, к десяти часам они все захотели спать.
- Я созрел для супружеского визита, - объявил за завтраком Джерри Фернандес, глядя в сторону миссис Глэдис Кард, которая при этом покраснела.
- Неужели? - сказала она, закатив глаза к потолку. Джерри улыбнулся ей так, словно именно она могла быть объектом его вожделения. Завтрак представлял собой настоящее пиршество, на столе было все - от жареного бекона до кукурузных хлопьев.
Николас явился в разгар трапезы с озабоченным выражением лица и сухо поприветствовал коллег.
- Не понимаю, почему нас лишили телефонов, - таковы были его первые слова, и приятное утреннее настроение сраау же рассеялось. Николас сел напротив Джерри, который прекрасно разбирался в его мимике и сразу же подхватил игру.
- И почему нам нельзя выпить холодного пива? - спросил он. - Дома я каждый вечер выпиваю стакан холодного пива, иногда два. Кто имеет право диктовать мне, что я могу и чего не могу пить здесь?
- Судья Харкин, - ответила Милли Дапри, которая вообще не употребляла алкоголя.
- Черта с два!
- И телевизор, - продолжил Николас. - Почему нам нельзя смотреть то, что мы хотим? Я смотрел телевизор все две недели, пока длился суд, и не помню, чтобы он меня так уж возбуждал. - Он повернулся к дородной Лорин Дьюк, склонившейся над полной тарелкой омлета. - Вы видели в новостях хоть что-нибудь, касающееся этого судебного процесса?
- Нет.
Николас взглянул на Рикки Коулмен, скромно ограничившую себя безвредными кукурузными хлопьями.
- А как насчет гимнастического зала или какого-нибудь другого места, где можно хорошенько пропотеть после восьмичасового сидения? Не сомневаюсь, что найти мотель со спортивным залом не составляло трудности. - Рикки кивком выразила свое полное согласие.
Покончив с омлетом, в разговор вступила Лорин:
- Чего я никак не могу понять, так это почему нам не доверяют полноценно пользоваться телефоном. А вдруг моим детям понадобится позвонить мне? Я не верю, что какие-то бандиты станут угрожать мне по телефону.
- А мне нужен лишь стакан-другой холодного пива, - заметил Джерри. Ну, может быть, еще дополнительный супружеский визит, - добавил он, снова взглянув на миссис Глэдис Кард.
Недовольное ворчание за столом нарастало, и спустя десять минут после появления Николаса присяжные были уже на грани взрыва. Незначительные претензии оформились в полновесный свод обвинений. Даже Херрера, отставной полковник, которому доводилось стоять лагерем в джунглях, выразил недовольство ассортиментом напитков, представленных в "бальной зале". Милли Дапри не нравилось отсутствие газет. У Лонни Шейвера были неотложные дела на службе, и ему претил сам факт изоляции.
- У меня своя голова на плечах, - заявил он, - и никто не может повлиять на мое мнение. - Ему необходима по меньшей мере неограниченная телефонная связь. Филип Сейвелл каждое утро на заре занимался йогой в лесу, в полном одиночестве, только он - и природа, а здесь на двести ярдов вокруг - ни единого деревца. А церковь?! Миссис Кард - ревностная баптистка, она не пропустила ни одного молитвенного собрания, которые проводятся по вечерам в среду, и исповеди по вторникам, и женских собраний по пятницам, и, разумеется, в священный день отдохновения бывает масса религиозных мероприятий.
- Необходимо откровенно высказать все прямо сейчас, - торжественно сказал Николас. - Нам предстоит провести здесь две, а может быть, и три недели. Следует обратить внимание судьи Харкина на наши требования.
Между тем судья Харкин в своем кабинете, куда набилось девять адвокатов, возбужденно обсуждал с ними сегодняшние дела, которые не предназначались для ушей присяжных. Он требовал, чтобы адвокаты каждое утро являлись к нему в восемь часов на утренний раунд, и часто задерживал их на час-другой после ухода жюри. Громкий стук в дверь прервал горячий спор между Рором и Кейблом. Глория Лейн так резко распахнула дверь, что та ударилась о стул, на котором сидел Оливер Макэду.
- У нас проблемы с жюри, - мрачно объявила она. Харкин вскочил на ноги:
- Что?!
- Они желают говорить с вами. Это все, что мне известно.
Харкин взглянул на часы.
- Где они?
- В мотеле.
- Вы что, не смогли доставить их сюда?
- Не в этом дело. Мы пытались. Но они не желают ехать, пока не поговорят с вами.
У Харкина опустились плечи и отвисла челюсть.
- Это становится смешным, - заметил Уэндел Pop, ни к кому конкретно не обращаясь. Адвокаты наблюдали за судьей, невидящим взглядом уставившимся на стопку бумаг у себя на столе. Он собирался с мыслями. Потом потер руки и, одарив всех широкой деланной улыбкой, объявил:
- Что ж, поедем встретимся с ними.
Первый звонок Конрад принял в 8.02. Она не просила позвать Фитча, следовало просто передать ему сообщение, что жюри снова бастует и не явится в суд до тех пор, пока судья Харкин не притащится к ним в мотель и лично не пригладит им перышки. Конрад помчался в комнату Фитча и передал ему сообщение.
В 8.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63


А-П

П-Я