https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Elghansa/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Это произошло после той ночи, когда, открыв дверь комнаты Марко, она застала его в полном отчаянии.
Постепенно Жюльетт привыкла к жизни в Венеции. Письма от Денизы не приходили, но это молчание восполнялось вестями от Люсиль и Габриэлы. Люсиль вскоре собиралась приехать в Европу и хотела обязательно навестить Жюльетт. Однако, не было никакой надежды на встречу с Габриэлой, которая, наконец, после четырех лет замужества, ждала ребенка.
Жюльетт мечтала о том, что покажет Люсиль Венецию, ставшую ей уже такой знакомой, как и родной Париж. Она слышала, что о Венеции говорят, как о городе, слишком занятом своей собственной вечной красотой, чтобы обращать внимание на преходящие проблемы всего остального мира. И хотя именно такое впечатление возникало у впервые приезжающего в город, она уже успела понять, это впечатление – ложное. Венецианцев не меньше других европейцев волновало растущее напряжение на континенте, безумная гонка вооружений и ощущение надвигающейся войны. На вечерах и приемах разговор обязательно переходил на вопросы войны и мира, лица гостей становились мрачными.
Среди менее серьезных тем, обсуждавшихся венецианскими модницами, были узкие юбки, мода на которые недавно возникла в Париже. Юбки отличались несомненной элегантностью, но при этом были крайне неудобны. Подобные разговоры и другие упоминания о haute couture пробуждали в Жюльетт все более острое желание вернуться к любимой работе. Однажды она заговорила об этом с Марко.
– До нашей женитьбы я не рассчитывала, что после родов буду так долго сидеть без дела. Мишелю уже больше шести месяцев.
Они находились в комнате, которую Жюльетт совсем недавно сделала библиотекой. У Марко всегда было много книг, а тут еще в чемоданах из Парижа прибыли и ее книги.
– Ты вправе решать сама, – Марко предпочитал, чтобы жена не работала, и уже жалел об обещании, данном накануне брака, но был человеком слова.
Жюльетт прислонилась к книжным полкам, проводя пальцем по корешкам книг.
– Должна признаться, мне нравится проводить с Мишелем так много времени, нравится посещать дневные приемы и просто гулять по городу, не имея ни перед кем никаких обязательств, но теперь я чувствую потребность заняться работой и обязательно в мире моды.
– Мы можем устроить для тебя небольшую мастерскую на верхнем этаже, – Марко смирился с неизбежным. – Я и не рассчитывал, что ты долго будешь просто любоваться видами Венеции, и был уверен, настанет день, и ты снова вернешься к созданию моделей.
Она продолжала испытующе всматриваться в его лицо.
– А ты не против?
– Если быть честным до конца, теперь у меня несколько иное мнение по этому вопросу, чем до женитьбы, но я не стану тебе мешать.
– Нет причин для беспокойства, Марко. Если Фортуни согласится, я буду работать всего по несколько часов. Полный рабочий день для меня совершенно исключен. Никогда, даже ради любимого дела, я не смогу забыть о тебе и Мишеле. Вы для меня навсегда останетесь главным в жизни.
– Я и не сомневаюсь в этом.
В Палаццо Орфей Фортуни внимательно выслушал ее просьбу. Оба прекрасно понимали: Жюльетт не может начинать работу простой швеей, об этом нет и речи. Фортуни уже видел несколько рисунков на ткани, которые она создала, и заметил в них врожденное чувство формы и поверхности, свидетельствующее о таланте модельера. Он ценил Жюльетт и как тонкого критика, особенно во время обсуждения его собственных произведений. Ему нравился энтузиазм молодой женщины. Фортуни был уверен, что Жюльетт будет превосходным работником.
– Генриетте нужна помощница при нанесении рисунков, но, посмотрев ваши работы, я понял, что совершенно несправедливо занимать вас только воспроизведением моих рисунков. К сожалению, сейчас у вас нет возможности реализовать собственное творчество. Работа, которую я могу предложить, очень далека от того, чего действительно заслуживает ваше дарование.
– Не в первый раз мне приходится менять направление интересов. Я начинала швеей, потом была манекенщицей, и затем занялась разработкой моделей и рисунков на ткани. В настоящее время для меня вполне достаточно просто иметь какое-то отношение к миру моды.
– Ну что ж, хорошо. Как вы, наверное, знаете, скоро в Венеции начинается туристический сезон, сюда приезжают очень богатые и очень знаменитые люди, приток туристов создает особый сезонный спрос на нашу продукцию. Готовы ли вы заняться продажей одежды моего ателье?
Предложение удивило Жюльетт, но она согласилась.
– В ателье Ландель мне не приходилось торговать, но там я многому научилась. А теперь буду рада попробовать себя и на этом поприще.
– Отлично. Вы должны рассматривать себя исполняющей обязанности директора, так как будете руководить демонстрационным отделом, распоряжаться некоторым числом помощников.
– О, вы облекаете меня слишком большим доверием!
– У вас опыт работы в одном из лучших парижских ателье, и Генриетта обратила гораздо больше внимания на ваши рассказы о Доме моделей Ландель, чем вы предполагали.
– Что же произвело на нее большее впечатление? – с улыбкой спросила Жюльетт.
Фортуни усмехнулся.
– Например, как вы проявили инициативу с дамами, которые пришли в Дом моделей с требованием платьев от Фортуни.
Жюльетт тоже рассмеялась.
– Ну, по крайней мере, здесь я смогу продать столько платьев, сколько им захочется!
– Да, конечно, но хочу кое о чем вас попросить. Завтра утром я буду фотографировать Генриетту в новых моделях. Она предложила, чтобы в нескольких позировали вы. Согласны?
Жюльетт колебалась. Впервые за много месяцев ей снова придется надеть платье от Фортуни, впервые с тех пор, как она обедала с Николаем. Будет нелегко, но это именно то препятствие, которое необходимо преодолеть, чтобы начать новую жизнь.
– Да, согласна.
– Благодарю вас. В таком случае, приходите завтра около десяти утра и прихватите ваше дельфийское платье. Мне бы очень хотелось иметь его фотографию в своих архивах, – Фортуни широко улыбнулся. – Это единственная модель, которая переделывалась, – он даже не выслушал ответ. – Уверен, вам захочется оставить себе несколько фотографий и с удовольствием сделаю их для вас.
У Жюльетт кружилась голова от его предложения, в котором сам Фортуни не видел ничего особенного, но которое потрясло ее до глубины души. Нет, она не может такого сделать! Это уж слишком! Но не успела Жюльетт собраться с духом, чтобы решительно отказаться, как вошла Генриетта.
– Мариано! Ты мне срочно нужен! – заметив Жюльетт, извинилась за столь неожиданное появление. – Я не знала, что вы здесь. Там, внизу, появились кое-какие проблемы.
– Генриетта завтра определит ваше рабочее время, – бросил Фортуни, выходя из комнаты.
Покинув Палаццо Орфей, Жюльетт направилась в офис Марко, где сообщила ему, что должна приступить к работе уже завтра.
– Ну что ж, ты хотела именно этого, и я согласен.
– Спасибо, Марко, – Жюльетт сидела у его стола. После паузы, глядя прямо ему в глаза, она продолжила: – Мне нужно сказать еще кое-что. Завтра утром Генриетта и я будем фотографироваться в новых платьях Фортуни. И дон Мариано хочет сделать мою фотографию в дельфийском платье.
Брови Марко поднялись, он откинулся в кресле.
– И что ты ему ответила?
– Ничего. Но не хочу этого делать. Марко встал.
– Я хочу, чтобы ты выполнила эту просьбу. Нас больше ничего не разделяет. И меньше всего то, что случилось в Париже.
Жюльетт еще сомневалась. Но если Николай действительно больше не является помехой ее отношениям с Марко, может быть, стоит попытаться сделать еще один шаг к забвению – взглянуть на дельфийское платье как на обычную изящную модель от Фортуни?
– Я бы хотела приобрести для себя еще один туалет от Фортуни – платье, плащ и сумочку.
Марко спокойно и внимательно всматривался в лицо жены.
– А почему бы не два? Это разнообразит твой гардероб, и не придется носить только ансамбли, разработанные тобой же. Мне доставит огромное удовольствие оплатить счет.
– О, ты так щедр, Марко! Спасибо.
Он поднял ее с кресла, Жюльетт обняла мужа, их губы соединились в поцелуе. Он стал значить для нее гораздо больше, чем Жюльетт могла предположить раньше. Когда она сказала ему об этом, то была поражена силой его любви и, в какой-то степени, способностями любовника. Казалось, не она отдалась ему после долгих размышлений, а он покорил ее силой своей любви и желания. До этого Жюльетт часто задавала себе вопрос, а что, если бы ей никогда не довелось встретить Николая и пережить такое полное слияние душ, возможно, она смогла бы познать с Марко какую-то иную любовь, которую не с чем было бы сравнивать, которая была бы прекрасна сама по себе. Но его страсть в ту ночь доказала Жюльетт – она ошибалась. Возможно, ни она сама, ни Марко не понимали, что его цель состояла не в том, чтобы быть первым, но в том, чтобы быть равным в любви.
Вот и сегодня, несмотря на то, что во время беседы в библиотеке он откровенно признался в изменении своих взглядов, Марко продолжал демонстрировать абсолютное отсутствие эгоизма в тех случаях, когда вопрос касался его личного счастья, и Жюльетт была благодарна, хотя и сомневалась, что это продлится долго. Но она слишком хорошо сознавала собственные недостатки, чтобы осуждать мужа за его грехи.
Глава 18
Утром Жюльетт приехала фотографироваться. Генриетта только что закончила позировать и уже переоделась в свое платье. Она показала туалеты, подходившие Жюльетт по размерам, висевшие за ширмой для переодевания.
– Как вы сами увидите, все они – лишь небольшие вариации одной и той же модели, в основе повторяющей силуэт дельфийского платья, ведь Мариано в принципе не способен изменить любимому детищу. В новых туалетах используются такие же шелковые шнуры, украшенные бисером из венецианского стекла.
Оставшись за ширмой одна, Жюльетт сняла с вешалки платье, казавшееся совершенно бесформенным, пока она не завязала все шнуры. Платье было изготовлено из черного тончайшего бархата, нежного, как кожура персика. Золотистый шелк лифа украшал орнамент из сверкающего бисера.
– Вы готовы? – позвала возвратившаяся Генриетта.
– Да, – Жюльетт появилась из-за ширмы. – Я вполне подхожу для фотографии?
Генриетта усмехнулась про себя. Эта молодая дама, только что возившаяся с бесчисленными шнурами и критически рассматривавшая себя в большое зеркало, всегда ухитрялась придать всему, что надевает, особый, только ей свойственный стиль.
– Думаю, вы выдержите экзамен, – сухо заметила она.
– О, прекрасно. Марко хочет, чтобы я выбрала два туалета, которые больше всего понравятся. Он знает, как я восхищаюсь всем, что делает Фортуни.
Жюльетт была благодарна Марко за разрешение свободно выбрать любые модели, которые раньше ассоциировались для нее исключительно с дельфийским платьем.
– То, что сейчас на вас, – моя любимая модель. Ее создание вдохновлено одним из туалетов, появившимся в Палаццо Орфей в шестнадцатом веке, когда супруга одного из знатных горожан прибыла на представление в платье из золотистой ткани и черных кружев. Говорили, что ничего более прекрасного в Венеции никогда не видели.
– Возможно, лишь до нынешнего времени, – сказала с воодушевлением Жюльетт, поглаживая мягкий бархат платья.
– Мариано оценит ваш комплимент. Но не стоит задерживаться. Он ждет вас в фотомастерской. Я подойду немного позже. Удачи!
Кайма платья плескалась у ног, подобно морским волнам при легком бризе, пока она спешила в мастерскую. Когда Жюльетт вошла, Фортуни скрывала черная ткань, наброшенная на фотокамеру, но при звуке ее шагов он сразу же выглянул.
– Ну вот и вы, Жюльетт, – Фортуни одобрительно кивнул при ее появлении. – Очень хорошо, как я и ожидал. Встаньте перед этой шторой и поднимите руки в молитвенном жесте греческой жрицы. Эта поза прекрасно продемонстрирует рукава в стиле «летучая мышь».
Сделав несколько фотографий, Фортуни попросил Жюльетт надеть жакет, с которым нужно было носить платье. Генриетта внесла жакет из такого же черного бархата с золотистой шелковой подкладкой. Вскоре Жюльетт потеряла счет количеству снимков в различных платьях и жакетах. Затем стала позировать в длинных вечерних туалетах, столь богато украшенных серебром по сапфирово-синему бархату, бронзой по лиловому, золотом по малиновому, что каждый мог бы стать великолепным одеянием с картин Беллини. Снова и снова перед ней проходили яркие примеры вдохновения Фортуни, которое он черпал у великих венецианских мастеров и в восточном искусстве.
Последний снимок был сделан, когда Жюльетт надела свое дельфийское платье. Она боялась возвратить воспоминания навсегда ушедшего прошлого. Прикосновение тонкого шелка к телу напоминало о том единственном, кого она любила, ласкала и боготворила. Странным образом все опасения исчезли, как только она увидела в зеркале свое отражение. В ней проснулись только приятные воспоминания о времени, проведенном с Николаем. Жюльетт надеялась: ей наконец-то удалось победить в себе тоску и сожаления о прошлом, и теперь она сможет полностью посвятить себя семье и собственному будущему.
Положив дельфийское платье в коробку и надев обычное, Жюльетт выбрала новые туалеты: черное с золотом бархатное платье и зеленую шелковую тунику с плиссированной шелковой нижней юбкой. Оба наряда дополнялись роскошными длинными жакетами. Марко, приехавший на деловое свидание с Фортуни, обнаружил, что Жюльетт и Генриетта выглядывают из окна в самый большой из внутренних двориков Палаццо.
– Что-нибудь интересное? – он тоже взглянул вниз, но не увидел ничего необычного.
Генриетта пояснила:
– Жюльетт купила платье. Я показываю место, где женщина в подобном наряде вызвала настоящую сенсацию.
– О, да! На большом представлении «Miles Gloriousus», – Марко тоже был хорошо знаком с историей Палаццо. – Полагаю, дворик был подобен ателье-салону, ведь по случаю подобных событий все стены увешивались роскошными гобеленами.
Жюльетт со вздохом выпрямилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49


А-П

П-Я