Щелчком выстрелил обожженный фильтр.
На следующее утро он приступил к выполнению своих обязанностей.
Должность Германа на новом месте работы называлась «специалист отдела закупок и маркетинга». По должности ему полагалась пара ассистентов, стол, стул, компьютер и заработная плата в семьсот долларов. Мобильный телефон не оплачивался. Офис «Ромашки» находился в одном из ее же больших магазинов, который именовался «гипермаркетом». С одной стороны прямоугольной коробки здания был вход в этот самый гипермаркет, с другой – вход в офис. Где-то посредине между гипермаркетом и офисом находилась столовая для «русского персонала». Так в этой лемурийской компании называли лемурийцы всех остальных, тех, кто лемурийцем не являлся. В эту столовую сами лемурийцы ходить брезговали – такой отвратительной бурдой там кормили. Обычно в «меню» была картошка, плавающая в каком-то жидком бульоне, малейшие волокна мяса из которого были удалены, салат из капустных листьев, на которых хрустел песок, и начавший черстветь белый хлеб, не проданный в магазине и поступивший для прокорма сотрудников. Периодически «выбрасывали» готовые к списанию йогурты с истекшим сроком годности и подгнившие бананы из того же самого магазина. Безотходный цикл, мать его! Не пропадать же, в самом деле, «добру»! К тому же питались там все вместе: и синие воротнички – офисные работники, и персонал гипермаркета, который Герман про себя в первый же день назвал «скотьем». От них постоянно пахло потом, они громко гоготали над какими-то дебильными шутками уровня «Маха на пляжу по пьяни пошла чота в кусты и наступила в кучу говна, вот прикол, да?». Всю немудреную еду в «столовке» эти наследники революционного пролетариата обильно поливали стоящим на столах бесплатным майонезом, отчего та становилась, по справедливому мнению Германа, «еще гаже». В столовой Герман побывал лишь однажды, в самый первый день. Он ухитрился, почти не показывая вида и зажав рот рукой, быстро выйти в коридор, где, включив форсаж, понесся в сторону туалетов. Ворвавшись в кабинку, он едва успел закрыть дверь и склониться над унитазом. Его рвало несколько минут. Ничего в тот день он больше так и не съел.
Вообще, условия, в которые попал Герман, радикально отличались от того, к чему он привык в роскошном офисе «Рикарди». Ни о каком отдельном кабинете и речи быть не могло! Его стол находился в большом зале, втиснутый меж таких же столов. К рабочему месту приходилось осторожно протискиваться – настолько плотно они стояли. В воздухе стоял неописуемый гвалт от постоянных звонков, ругани новоявленных коллег с поставщиками товаров и лемурийской брани. Это Мурда любил потренировать голосовые связки, выбравшись из своего маленького кабинета напротив. Чем он был недоволен, Герману было вначале непонятно, а потом он просто привык к этому постоянному визгу на дикарском языке и перестал обращать на вопли Мурды всякое внимание.
В этой суетной толкотне Герману было дико и совершенно не по себе. Он чувствовал себя, как нежный тепличный апельсин на грядке картошки. Поначалу он все бегал на перекуры, но по нескольким быстрым и злобным взглядам, брошенным в его сторону Мурдой, понял, что частые перекуры не приветствуются. Тогда на Германа навалилась депрессия. В течение рабочего дня он еще как-то сдерживал себя, но по вечерам, садясь в скромную, купленную за три тысячи долларов подержанную «девятку», он давал волю чувствам и начинал выть. Порой вой этот продолжался более десяти минут, после чего Герман с остервенением «втыкал» первую передачу и срывался с места, заставляя колеса несчастной машины дымиться от прокручивания на месте. Предаться приятной кокаиновой неге не получалось: все прежние друзья немедленно после получения известия о Герином увольнении оказались «страшно занятыми», а некоторые и вовсе не отвечали на звонки, видя на экранах своих телефонов, что им звонит Герман. Калугин вечно жаловался на чрезвычайную занятость, и привычной компании вокруг Германа не осталось. Наконец измотанный Гериными истериками «Кал» согласился встретиться с ним в пятницу вечером в клубе «Ритм энд Блюз», что возле Библиотеки имени Ленина.
В знойный пятничный вечер к ограде клуба со стороны улицы подъехал пафосный Калугин на служебной «AUDI А6» с шофером и увидел, как из грязного, условно-вишневого «жигуленка» вылезает понурый Герман в сереньком мешковатом пиджаке, несвежей рубашке, брюках с пузырями на коленях и пыльных ботинках. В руках вместо портфеля «Blue Marine» Гера держал какую-то дурацкую спортивную сумку формата А4, которую он, захлопнув при помощи ноги дверцу своего автомобиля, надел на плечо. От увиденного Калугин на мгновение опешил. Он никогда не видел своего друга таким, как он выразился про себя, «опущенным». Тем не менее, широко улыбаясь, он поспешил навстречу Герману и на ходу, протягивая руку для рукопожатия, громко крикнул:
– Герыч! Дружище! Ты ли это! Я не верю своим глазам: ты преобразился до неузнаваемости!
– Гм… Еще бы! Ведь это по твоему совету я напялил на себя все эти ужасные шмотки, купил вот это отвратительное гремящее корыто и похож теперь на клошара! Черт возьми! Да я на грани нервного истощения!
– Спокойно! Главное сейчас – это спокойствие. Предлагаю зайти внутрь! Не изливать же в самом деле душу прямо здесь, стоя на проезжей части?!
Друзья проследовали в клуб. И если Калугин со стороны походил на роскошный океанский теплоход, то Герман в своем простеньком прикиде и с дурацкой сумочкой выглядел обшарпанным буксиром, выводящим этот теплоход из гавани порта на большую воду.
Войдя внутрь, друзья сразу же поднялись на второй этаж, где оккупировали удобный полукруглый диван, немедленно закурили и заказали себе по четыре порции серебряной текилы «Sauza» каждый. Чокнувшись подряд четыре раза и влив в себя за рекордно короткое время по двести граммов текилы, они пришли в лиричное расположение духа и продолжили разговор уже спокойно, как и подобает двум выпившим и никуда не спешащим в конце рабочей недели клеркам:
– Леша, я на грани нервного срыва. Я думаю, что не выдержу больше двух дней в этом аду.
– А может быть, ты просто не в состоянии приспособиться к среде? Я всегда считал, что у тебя должны получаться такие вещи. Расскажи все по порядку, а я постараюсь успокоить тебя, ибо вижу, что ты нуждаешься в дружеском напутствии, ха-ха.
– Толпа народу в душной комнате! Несколько десятков человек непрестанно с кем-то ругаются по телефонам! Мониторы дореволюционные, ламповые! Бабы беспрестанно сплетничают! Начальник – лемуриец, хитрый, по-моему, как багдадский вор! В столовой жрать невозможно! Кругом одно скотьё, от них воняет, они едят руками, ржут, как кони, над какими-то дебильными остротами уровня «Васька обоссался»! Я по твоему совету купил себе все эти обноски! Хожу в них и от этого чувствую себя как полное чмо и лох! Никаких денег мне никто нести не торопится! Меня вообще ни к чему такому не подпускают! Я тупо сижу за своим ужасным монитором с повышенным уровнем излучения и изучаю какую-то специальную программу, с которой вся эта толпа народу работает, и всё! И вот так от звонка до звонка! В шесть часов уйти нельзя, не приветствуется, во всяком случае, во время испытательного срока. Сижу, как баран, и до восьми, и до девяти и чувствую, как от всего этого я прямым курсом движусь к маниакальной и агрессивной паранойе! Давай еще врежем по текиле, а лучше бы по ноздре. У тебя есть что-нибудь по первому номеру?
– Гера, давай по порядку. Все совсем не так страшно, как тебе кажется. Разумеется, ты привык совершенно к другим условиям, другому рабочему ритму. Ты привык к личному кабинету, к секретарше, обедам и ужинам в ресторанах и приличным костюмам. Так вот: ничего этого в твоей жизни, которая проходит у тебя, по крайней мере с 9.00 до 18.00 по будням, ничего этого больше не будет. Зато вместо этого у тебя будет много, очень много денег и прекрасная возможность почувствовать всю прелесть двойной жизни, которой ты вынужден будешь начать жить в самое ближайшее время! Эта недалекая девочка, та, которую заменили тобой, она еще здесь, в Москве? Она еще не уехала к себе на историческую родину?
– В том-то и дело, что нет! Она продолжает рулить всеми процессами до сих пор и изредка что-то рассказывает мне, говоря сквозь зубы по нескольку предложений в день!
– Вот я точно говорю тебе: скоро все неприятности закончатся. Она обязательно скоро уедет, и тогда тебе, как говорится, станет видна и понятна «вся поляна». Терпи. Как только она уберет свою жирную задницу… Ведь у нее жирная задница? У всех у них жирные, огромные задницы, которыми они стучат по земле, ха-ха-ха! Так вот, как только она уберет свою жирную задницу, я лично приеду к тебе с официальным визитом, якобы для знакомства, и это будет для тебя очень сильной моральной поддержкой, во-первых, и признанием твоего авторитета в глазах всей этой окружающей тебя толпы, во-вторых. Кстати, насчет душной комнаты и толпы народу, который шумит. Ты же, наверное, видел репортажи с какой-нибудь из мировых бирж? Ну там, с Лондонской или с Токийской, например? Вот там действительно орут! И так, что неподготовленный человек, думаю, получил бы инфаркт мгновенно, не сходя с места. А эти ничего, привыкли. И ты, мой друг, привыкнешь, можешь не сомневаться.
– Как к такому можно привыкнуть? Не знаю…
– А ты поставь перед собой цель. Только цель должна быть такой… глобальной, что ли. Настолько глобальной, что все эти мелкие помехи перестанут досаждать тотчас же! А цель у тебя на такой работе может быть только одна – это наколбасить как можно больше денег. Сколько ты нажил в «Рикарди?»
– Два с половиной…
– А сколько осталось?
– Тысяч триста… Но это в Лондоне, в банке. Здесь, быть может, штук двадцать, не больше.
– Н-да… Погулял ты, господин Кленовский. Погулял крепко. Я даже не представляю, куда можно просадить такую кучу денег всего за год!
– Да все ты представляешь: Париж, Ницца, кокс, девки. Хорошо, хоть квартиру успел купить. Есть где жить. Ты же слышал, что от меня Машка ушла? А я после развода углов пять поменял, кажется, разных. Сейчас живу, как суслик в пустыне: голые стены, плазменный телевизор размером с футбольное поле, кровать и «лампочки Ильича» на потолке вместо люстр. И по ночам Машка с детьми снится.
– Скучаешь?
– А ты как думал? Да ладно… Мне из того колодца больше не пить. Хорошо, что хоть с детьми вижусь по выходным. Сам виноват, чего там говорить-то! Машка терпела долго, пока от очередной моей зазнобы СМС-ку не прочла случайно, типа: «Приезжай, Геруся, я вся теку». А я телефон дома забыл. Прихожу, а в коридоре стоит чемодан и на нем лежит записка с одним словом «уходи», а сверху телефон с той самой СМС-кой… К черту! Давай выпьем! Душа болит. Я это чувствую, представляешь?!
– Верно говорят, что беда одна не приходит. И Маша, и с работой у тебя… Но ведь прошло? Ведь все это уже в прошлом? Ведь ты это пережил? Не сторчался, не спился! Привыкнешь. Все будет хорошо.
– Спасибо тебе, Леша, за добрые слова. С тобой поговоришь, и чувство такое, будто дырку в черепе стальной нашлепкой прикрыли и не сквозит в мозгах больше. Спасибо, старый друг. Цель хорошая. Ради нее и потерпеть можно. То есть – ты предлагаешь не заморачиваться по поводу всей этой офисной чепухи, а видеть впереди только ящик, на котором нарисовано число с шестью нулями, и постоянно двигаться к нему?
– Именно!
– Здорово… Я только, знаешь ли, одного боюсь.
– Чего же?
– Того, что, увлекшись, можно, не особенно разбирая дороги, ведущей к ящику, забрести в болото, да и утонуть в нем к чертовой матери совсем. С концами, как говорится.
– Аккуратность и Конспирация – вот две лучшие и верные подруги настоящего закупщика. Ты уже начал дружить с Конспирацией, напялив на себя лохмотья и втиснувшись в эту death-car. Осталось расположить к себе Аккуратность, соблюдая все внутренние правила жизни в офисе, не выделяясь ничем на общем фоне, держа язык за зубами и поддерживая идеальный порядок в рабочих документах и файлах. Протоколируй все! Каждую встречу с каждым поставщиком. Втирай очки начальству, выставляя свою чрезвычайную аккуратность перед собой, как свое несомненное достоинство. И помни о ящике с нарисованным на крышке длинным числом, эквивалент которого в надежной валюте ждет тебя внутри.
«Шестерка»
Через неделю, как и предсказывал Калугин, крупнопопая лемурийская девушка по имени Зайнаб покинула столицу нашей родины и вернулась в свой родной город с кривыми улочками, христианскими храмами, переделанными в мечети, плохими ресторанами и террористами, злобно жаждущими взорвать хоть кого-нибудь. По случаю ее отъезда в офисе имела место быть небольшая пьянка, на которой присутствовал и Герман. Выпив бокал какого-то дешевого и кислого грузинского вина, от которого у него мгновенно заболела голова, он отошел в сторонку, прислонился к стене и, взглянув на сборище довольно гогочущих лемурийцев, подумал:
«Лемурия – мусульманская страна. Терроризм в ней – это явление, возведенное в ранг государственной политики «по умолчанию». Лемурийцы воинственны, но глуповаты и предпочитают нападать первыми, не особенно заботясь об обороне. Несколько раз Лемурия участвовала в военных конфликтах с нашей страной, и всегда мы крепко надирали ей задницу. Каждый раз перед тем, как вновь с позором ретироваться с поля сражения, а вернее, убежать без задних ног, лемурийские военачальники хвастливо заявляли о «скорой победе над русскими свиньями», но вскоре сами, подобно свиньям, трусливо хрюкая и оставляя за собой дурно пахнущие кучки, улепетывали в свою маленькую злобную страну. Россия всегда была Лемурии не по зубам. Но не надо думать, что Лемурия отказалась от своих притязаний на русские земли! Дай только волю – и лемурийцы вырежут у нас полстраны, как когда-то, около ста лет назад, вырезали своих соседей горян. Впрочем, в геноциде горян лемурийцы не сознаются до сих пор и заявляют, что ничего подобного они не делали и все это подлейшие выдумки самих горян, которых в той резне погибли многие тысячи.
1 2 3 4 5 6 7 8