Мы просили его помочь нам. Он сказал, чтобы мы убирались вон.
Фрисби из окружной прокуратуры пытался добраться до него через суд, но, очевидно, нет никакой лазейки… Теперь, почему Вулф бросил внезапно Луэлина и перенес свои чувства на другую сторону этой семьи?
– Он не переносил. Это была, если так можно выразиться, вынужденная продажа.
– Да? Может быть. Хотел бы я видеть, как можно Вулфа заставить что-нибудь делать… Я заметил, что это случилось как раз после того, как ухлопали Мак-Нэра. Видно, Вулф раздобыл какие-то ценные сведения. Но откуда?.. Из красной коробки? Видишь, я не пытаюсь хитрить, я просто говорю тебе. Его фокус в Гленнанне – это было просто прикрытием. Ваша игра с Гебертом тоже была частью этого прикрытия. У меня ни на йоту не прибавилось доказательств, но я предупреждаю тебя и Вулфа: не думайте, что я слишком глуп и не найду в конце концов, что же было в этой красной коробке…
Я печально покачал головой.
– Вы запутались в собственных рассуждениях, инспектор. Честное слово, вы несете вздор. Если вы бросите искать красную коробку, дайте нам знать, и мы тогда попытаемся найти ее.
– Я не отказался от поисков. Я только беру все на заметку. Я не говорю, что Вулф умышленно покрывает убийцу, он не настолько глуп, чтобы поступать таким образом и влипнуть, но я уверен, что он удерживает ценное доказательство, в котором я нуждаюсь. А я думаю, что доказательства нужно искать в семье Фростов, потому что, во-первых, мы не могли открыть никакой другой связи Мак-Нэра, которая давала бы какую-нибудь путеводную нить вообще… Мы ничего не получили от его сестры в Шотландии. Ничего в бумагах Мак-Нэра. Ничего из Парижа. Никакого следа с ядом. Моя единственная определенная теория о Фростах – это то, что я выкопал у старого врага этой семьи, некая старая сплетня о том, что Эдвин Фрост лишил наследства свою жену потому, что ему не нравились ее идеи о дружбе с французом, и о тем, как он заставил ее подписать отказ от своей вдовьей части наследства путем угрозы развестись с ней. Хорошо. Геберт француз, но Мак-Нэр не был французом, ну и что?..
Похоже на то, что мы биты, да? Помнишь, что я сказал во вторник в кабинете Вулфа? Но Вулф совсем, черт возьми, не дурак, и ему следует соображать лучше, а не пытаться сидеть на крышке, которая рано или поздно будет взломана… Не передашь ли ты ему сообщение от меня?
– Конечно. Мне нужно записать его?
– Не обязательно. Скажи ему, что мы собираемся приставить шпика к этому Геберту отныне впредь до тех пор, пока это дело не будет решено. Скажи, что если не будет найдена красная коробка или нечто равноценное, один из моих лучших людей отплывает во Францию на «Нормандии» в следующую среду, и еще скажи, что мне уже известно кое-что, например, что за последние пять лет шестьдесят тысяч долларов из денег его клиентки было заплачено этому Геберту, и Бог знает сколько еще до этого.
– Шестьдесят кусков? – Я поднял в изумлении брови. – Из денег Элен Фрост?
– Да. Я полагаю, что это новость для тебя.
– Это конечно, новость. Черт, сколько денег ушло туда, где мы их никогда не увидим. В каком виде она давала их ему, монетами по пять и по десять центов?
– Не старайся быть остроумным. Я рассказываю это, чтобы ты передал Вулфу… Геберт открыл счет в банке в Нью-Йорке пять лет назад. И с тех пор он каждый месяц вкладывал чек на тысячу долларов, подписанный Каллидой Фрост. Ты достаточно хорошо знаешь банки, чтобы догадаться, как легко было откопать это.
– Да, конечно, вы пользуетесь влиянием в полиции. Могу я обратить внимание, ваше внимание, на тот факт, что Каллида Фрост не является нашим клиентом?
– Мать или дочь – какая разница? Доход принадлежит дочери, но а думаю, мать получает половину его. Какая разница?
– Могла бы быть. Например, та молодая леди в Род-Айленде в прошлом году, которая убила свою мать. Одна была мертва, а другая жива. Слегка различные вещи. За что мать платила Геберту деньги?
Глаза Кремера сузились.
– Когда ты придешь домой, спроси у Вулфа.
Я засмеялся.
– Ох, ну, инспектор. Ну и ну. Беда в том, что вы видите Вулфа, только когда арена уже посыпана опилками, и он выходит, готовясь щелкнуть кнутом… Вы бы видели его, каким я иногда вижу. Вы думаете, он знает все? Я мог бы назвать вам по крайней мере три вещи, о которых он никогда не узнает…
– Я думаю, он знает, где находится красная коробка, и он, вероятно, достал ее. Я думаю, что в интересах клиентки, не говора уж о его собственном, он скрывает доказательство в деле об убийстве… А ты знаешь, что он думает сделать? Он хочет подождать до 7 мая, чтобы сообщить об этом в тот день, когда Элен Фрост исполнится двадцать один год. Как, по вашему мнению, мне это нравится… Как вы думаете, это может понравиться прокурору Федерального судебного округа?
– Извините меня, – я подавил зевок, – но я спал только шесть часов. Клянусь, я не знаю, что сказать, чтобы убедить вас… Почему вы не подъедете и не побеседуете с Вулфом?
– Для чего? Я и так могу себе представить это. Я сажусь и объясняю ему, почему считаю его лгуном. Он говорит «в самом деле», закрывает глаза и открывает их снова, когда готов позвонить, чтобы принесли пиво… Ему нужно открыть пивоварню… Некоторые великие люди, когда умирают, завещают свой мозг научной лаборатории… Вулфу следует завещать свой желудок…
– Ладно. – Я встал. – Вы так обижены на него, что вам даже не нравится, что он иногда утоляет свою жажду каждые несколько минут… Хотя вы не хотите слушать никаких доводов, могу только сказать, что Вулф сам говорит, что если бы у него была красная коробка, он смог бы сразу закончить этот случай.
– Я не верю этому. Передай ему мои слова, хорошо? А теперь убирайся к черту!
Не дав лифту завезти себя далеко, я вышел на первом этаже. На треугольной стоянке нашел свой «родстер» и вывел его на Центральную улицу.
Конечно, Кремер позабавил меня, но я не так уж сильно забавлялся. Мало было хорошего в том, что он был настолько подозрителен, что не верил даже фактам.
Кроме того, он не обладал достаточно широкими взглядами, чтобы понять, что Вулф и я были так врожденно честны, как и всякий человек должен быть, если он только не отшельник, и что если Мак-Нэр действительно дал нам красную коробку или сказал нам, где она находится, нашим лучшим образом действия было бы сказать об этом и заявить, что ее содержимое является секретным делом, не имеющим ничего общего с каким-либо убийством, и отказаться предъявить его. Даже мне было ясно, а я не был инспектором и не надеялся им когда-либо стать…
Только после шести я добрался домой. Меня ждал там сюрприз. Вулф сидел в кабинете, откинувшись на спинку кресла и скрестив вальцы на животе, а в кресле для «тупиц», с остатками виски с содовой и льдом в высоком стакане, который сжимал, сидел Сол Пензер. Они кивнули мне в знак приветствия, а Сол продолжал говорить:
– …первая жеребьевка проводится во вторник за три дня до состязания, а это исключает каждого, чей номер не выпал на ту или другую запись лошадей. Но другая жеребьевка проводится на следующий день в среду…
Сол продолжал свой урок о тотализаторе. Я сел за свой письменный стол, нашел номер телефона Фростов и набрал его. Элен была дома. Я сообщил, что Геберт был довольно измучен всеми вопросами, которые ему задавали, но его уже отпустили. Она сказала, что знает это: он позвонил ей недавно, а ее мать поехала в Чезброу навестить его. Она начала благодарить меня, а я сказал, что ей лучше приберечь благодарность на крайний случай.
Закончив текущие дела, я повернулся и стал слушать Сола. Похоже было на то, что он знал тотализатор не понаслышке. Когда Вулф прослушал достаточно, чтобы удовлетворить свою любознательность, он остановил Сола и повернулся ко мне.
– Солу нужны двадцать долларов. В ящике только десять.
– Да, я получу деньги по чеку завтра утром. – Я вытащил свой бумажник, так как Вулф никогда не носил с собой денег, и вручил четыре пятерки Солу, и он тщательно сложил их и спрятал. Вулф поднял ему в назидание палец.
– Ты понимаешь, конечно что тебя не должны видеть.
– Да, сэр…
Сол повернулся и удалился.
Я сел и сделал запись в книге расходов. Затем я повернул свое кресло снова.
– Сол едет обратно в Гленнанн?
– Нет. – Вулф вздохнул. – Он объяснял механизм ирландских тотализаторов. Если бы пчелы вели так свои дела, ни один улей не имел бы достаточно меда, чтобы хватило на зиму.
– Но несколько пчел купались бы в нем.
– Я полагаю, это так. В Гленнанне они перевернули все плитки на садовых дорожках и перевернули все вверх дном, но безрезультатно. Нашел мистер Кремер красную коробку?
– Нет. Он говорит, что она у вас.
– Да, он так говорит. Он закрывает дело на основании этой теории?
– Нет. Он думает послать человека в Европу. Может быть, он и Сол могли бы поехать вместе?
– Сол не поедет, по крайней мере, не сразу. Я дал ему другое поручение. Вскоре после того, как вы уехали, позвонил Фред, и я позвал их сюда. Полиция штата взялась охранять Гленнанн. Я отпустил Фреда и Орри, когда они прибыли. Что касается Сола… Я последовал твоему намеку… Ты, конечно, просто съязвил, а я воспринял это как здравый образ действия. Вместо того чтобы обыскивать весь земной шар из-за этой красной коробки, следует подумать, решить сначала, где она находится, а затем послать за ней. Я послал Сола Я посмотрел на него и сказал мрачно:
– Вы не обманываете меня – кто-то приходил и сообщил вам?
– Никого здесь не было.
– Кто-нибудь позвонил по телефону?
– Никто.
– Понятно. Это просто чепуха. На минуту я подумал, что вы действительно знаете… подождите, от кого вы получили письмо, или телеграмму по подводному кабелю, или короче говоря, какое-либо сообщение? И вы послали Сола за красной коробкой?
– Да, послал.
– Когда он вернется?
– Точно не скажу. Я так думаю, завтра… возможно послезавтра.
– Ага, ладно, если это только болтовня, я мог бы догадаться. Вы меня ловите на этом каждый раз. Во всяком случае, мы не должны осмеливаться находить красную коробку сейчас; если бы мы ее нашли, Кремер был бы уверен, что она все время была у нас, и никогда не стал бы с нами опять разговаривать. Он возмущен и подозрителен. У них там внизу был Геберт, и они лупили его, визжали и вопили на него. Если вы так уверены, что насилие – это низшая техника, вам следовало бы посмотреть на это представление. Это было удивительно. Они говорят, что иногда действует, но даже если она действует, как можно было бы полагаться на что-либо, что вы получаете таким способом?.. Не говоря уже о том, что после того, как вы проделали это несколько раз, любой личный мусорный ящик был бы пристыжен, если бы вас нашли в нем… Но Кремер все-таки кинул мне одну кость. Бог его знает почему: за последние пять лет миссис Эдвин Фрост заплатила Перрену Геберту шестьдесят кусков. По одной тысяче долларов каждый месяц. Но он не хочет говорить им, за что. Я не знаю, спрашивали они ее или нет. Совпадает ли это с тем явлением, которое вы предчувствуете?
Вулф кивнул.
– Приемлемо. Конечно, я не знал, какова была сумма.
– О, вы не знали. Не хотите ли вы сказать мне, что вы знали о том, что она платит ему?
– Вовсе нет. Я просто предположил это. Естественно, она платит ему, этот человек должен жить или по крайней мере, он думает так… Удалось ли им выбить из него это признание?
– Нет. Они выжали это из банка.
– Понятно. Детективная работа. Мистеру Кремеру необходимо зеркало, чтобы убедиться, что у него есть нос на лице.
– Я сдаюсь…
Я поджал губы и затряс головой.
– Вы верх совершенства. Вы то, без чего я ничто. Я могу придумать только одно улучшение, которое можно здесь сделать: мы могли бы поставить электрический стул в первой комнате и вершить правосудие сами… Я пойду и скажу Фрицу, что буду ужинать в кухне, потому что мне нужно будет уехать около восьми тридцати, чтобы представить вас на похоронной службе.
– Это жаль. – Он был искренен. – А так ли нам нужно ехать?
– Я поеду. Так будет выглядеть лучше. Хоть кто-то здесь должен же что-нибудь делать.

Глава 15

В это время, в двадцать пятьдесят на Семьдесят третьей улице очень мало мест для стоянки автомобилей. Наконец я все же нашел одно, примерно за полквартала к востоку от Белфордской Мемориальной часовни. Мне показалось что-то знакомое в номерном знаке машины, стоящей прямо перед моей, и, действительно, после того как я вышел из машины и посмотрел, я увидел, что это автомобиль Геберта.
Он был как новый, будучи промыт после его рискованной поездки в заброшенные места округа Патнэм. Я отдал должное его способности к восстановлению, так как он, очевидно, достаточно поправился за три часа, чтобы появиться на торжественной церемонии.
Я подошел к порталу часовни, вошел и очутился в квадратном зале с панелями из мрамора. Пожилой человек в черной одежде приблизился и поклонился мне. Казалось, что он находится под влиянием хронической, но аристократической меланхолии. Он указал дверь направо от него, простирая часть руки в этом направлении, причем его локоть был прижат к бедру, и пробормотал:
– Добрый вечер, сэр. В часовню этим путем или… что?
Он тихонько кашлянул.
– Так как у усопшего не было семьи, несколько его близких друзей собираются в отдельной комнате.
– О, я представляю душеприказчика по имуществу. Я не знаю… Как вы думаете?
– Я бы думал, сэр, в этом случае, вам следует пройти туда…
– Хорошо. Куда идти?
Он повернулся, открыл дверь и с поклоном пропустил меня. Я шагнул на толстый мягкий ковер. Это была элегантная комната, с приглушенным светом, мягкими диванами и креслами, с запахом, напоминающим первоклассную парикмахерскую.
В кресле в углу сидела Элен Фрост, бледная, сосредоточенная и красивая, в темно-сером платье и маленькой черной шляпке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30