комплект мебели для ванн польша
Этим двум лицам мы обязаны всецело тем обстоятельством, что г
ибельное влияние Распутина не коснулось старой армии.
Всевозможные варианты по поводу распутинского влияния проникали на фр
онт, и цензура собирала на эту тему громадный материал даже в солдатских
письмах из действующей армии.
Но наиболее потрясающее впечатление произвело роковое слово:
Ц Измена.
Оно относилось к императрице.
В армии громко, не стесняясь ни местом, ни временем, шли разговоры о настой
чивом требовании императрицей сепаратного мира, о предательстве ее в от
ношении фельдмаршала Китченера, о поездке которого она, якобы, сообщила
немцам, и т. д.
Переживая памятью минувшее, учитывая то впечатление, которое произвел в
армии слух об измене императрицы, я считаю, что это обстоятельство сыгра
ло огромную роль в настроении армии, в отношении ее и к династии, и к револ
юции.
Генерал Алексеев, которому я задал этот мучительный вопрос весною 1917 года
, ответил мне как-то неопределенно и нехотя:
Ц При разборе бумаг императрицы нашли у нее карту с подробным обозначе
нием войск всего фронта, которая изготовлялась только в двух экземпляра
х Ц для меня и для государя. Это произвело на меня удручающее впечатлени
е. Мало ли кто мог воспользоваться ею…
Больше ни слова. Переменил разговор…
История выяснит, несомненно, то исключительно отрицательное влияние, ко
торое оказывала императрица Александра Федоровна на управление русски
м государством в период, предшествовавший революции. Что же касается воп
роса об «измене», то этот злосчастный слух не был подтвержден ни одним фа
ктом, и впоследствии был опровергнут расследованием Специально назнач
енной Временным правительством комиссии Муравьева, с участием предста
вителей от Совета р. и с. депутатов.
* * *
Наконец, третий устой Ц Отечество. Увы, затуманенные громом и треском пр
ивычных патриотических фраз, расточаемых без конца по всему лицу земли р
усской, мы проглядели внутренний органический недостаток русского нар
ода: недостаток патриотизма.
Теперь незачем уже ломиться в открытую дверь, доказывая это положение. П
осле Брест-Литовского договора, не вызвавшего сокрушительного народно
го гнева; после инертного отношения русского общества к отторжению окра
ин, даже русских по духу или крови, мало того Ц оправдания его; после поль
ско-петлюровского договора и польско-советского мира; после распродажи
русских территориальных и материальных ценностей международным полит
ическим ростовщикам…
Нет сомнения, что явление распада русской государственности, известное
под именем «самостийности», во многих случаях имело целью только отгоро
диться временно от того бедлама, который представляет из себя «Советска
я республика». Но жизнь, к сожалению, не останавливается на практическом
осуществлении такого, в своем роде санитарного, кордона, а поражает саму
ю идею государственности. Даже в землях крепких, как, например, казачьи об
ласти. Правда Ц не в толще, а в верхах. Так, в Екатеринодаре в 1920 г. на Верховн
ом круге трех казачьих войск, после горячего спора, из предложенной форм
улы присяги было изъято упоминание о России…
Или распятую Россию любить не стоит?
Какую же роль в сознании старой армии играл стимул «отечества»? Если вер
хи русской интеллигенции отдавали себе ясный отчет о причинах разгорав
шегося мирового пожара Ц борьбы государств за гегемонию политическую
и главным образом экономическую, за свободные пути, проходы, за рынки и ко
лонии, борьбы, в которой России принадлежала роль лишь самозащиты, то сре
дняя русская интеллигенция, в том числе и офицерство, удовлетворялись за
частую только поводами Ц более яркими, доступными и понятными. Войны не
хотели, за исключением разве пылкой военной молодежи, жаждавшей подвига
; верили, что власть примет все возможные меры к предотвращению столкнов
ения; мало-помалу, однако, приходили к сознанию роковой неизбежности его;
поводы были чужды какой-либо агрессивности или заинтересованности с на
шей стороны, вызывали искреннее сочувствие к слабым, угнетаемым, находил
ись в полном соответствии с традиционной ролью России. Наконец, не мы, а на
нас подняли меч… И потому, когда началась война, стих голос и тех, в которы
х таился страх, что уровень культуры и экономического состояния нашей ст
раны не даст ей победы в борьбе с сильным и культурным противником. Войну
приняли с большим подъемом, местами с энтузиазмом.
Офицерский корпус, как и большинство средней интеллигенции, не слишком и
нтересовался сакраментальным вопросом о «целях войны». Война началась.
Поражение принесло бы непомерные бедствия нашему отечеству во всех обл
астях его жизни. Поражение повело бы к территориальным потерям, политиче
скому упадку и экономическому рабству страны. Необходима победа. Все про
чие вопросы уходили на задний план, могли быть спорными, перерешаться и в
идоизменяться. Это упрощенное, но полное глубокого жизненного смысла и н
ационального самосознания отношение к войне не было понято левым крыло
м русской общественности и привело ее в Циммервальд и Киенталь. Неудивит
ельно поэтому, что когда у анонимных и русских вождей революционной демо
кратии перед сознательным разрушением ими армии в феврале 1917 года предст
ала дилемма:
Ц Спасение страны или революции?..
Они избрали последнее.
Еще менее идея национальной самозащиты была понята темным народом. Наро
д подымался на войну покорно, но без всякого воодушевления и без ясного с
ознания необходимости великой жертвы. Его психология не подымалась до в
осприятия отвлеченных национальных догматов. «Вооруженный народ», как
им была, по существу, армия, воодушевлялся победой, падал духом при пораже
нии; плохо уяснял себе необходимость перехода Карпат, несколько больше
Ц борьбу на Стыри и Припяти, но все же утешал себя надеждой:
Ц Мы Тамбовские, до нас немец не дойдет…
Мне приходится повторить эту довольно избитую фразу, ибо в ней глубокая
психология русского человека.
Сообразно с таким преобладанием материальных ценностей в мировоззрени
и «вооруженного народа», в его сознание легче проникали упрощенные, реал
ьные доводы за необходимость упорства в борьбе и достижения победы, за н
едопустимость поражения: чужая немецкая власть, разорение страны и хозя
йств, тягость предстоящих в случае поражения податей и налогов, обесцене
ние хлеба, проходящего через чужие проливы и т. д. Кроме того, было все же не
которое доверие к власти, что она делает то, что нужно. Тем более, что ближа
йшие представители этой власти Ц офицеры Ц шли рядом, даже впереди, и ум
ирали так же безотказно и безропотно, по велению свыше или по внутреннем
у убеждению.
И солдаты шли мужественно на подвиг и на смерть. Потом, когда это доверие р
ухнуло, сознание солдатской массы затуманилось окончательно. Формулы «
без аннексий и контрибуций», «самоопределение народов» и проч. оказалис
ь более абстрактными и непонятными, чем старая отметаемая, заглохшая, но
не вырванная из подсознания идея родины.
И для удержания солдат на фронте с подмостков, осененных красными флагам
и, послышались вновь и преимущественно знакомые мотивы материального п
орядка Ц немецкое рабство, разорение хозяйств, тяжесть налогов и т. д. Ра
здавались они уже из уст социалистов-оборонцев.
Итак, три начала, на которых покоился фундамент армии, были несколько под
орваны.
Указывая на внутренние противоречия и духовные недочеты русской армии,
я далек от желания поставить ее ниже других: они в той или иной степени сво
йственны всем народным армиям, получившим почти милиционный характер, и
не мешали ни им, ни нам одерживать победы и продолжать войну. Но выяснение
облика армии необходимо для уразумения ее последующих судеб.
Глава II. Состояние старой ар
мии перед революцией
Огромное значение в истории развития русской армии имела японская войн
а.
Горечь поражения, ясное сознание своей ужасной отсталости вызвали боль
шой подъем среди военной молодежи и заставили понемногу или переменить
направление, или уйти в сторону элемент устаревший и косный. Невзирая на
пассивное противодействие ряда лиц, стоявших во главе военного министе
рства и генерального штаба Ц лиц неспособных, или донельзя безразлично
и легкомысленно относившихся к интересам армии, работа кипела. В течение
десяти лет русская армия, не достигнув, конечно, далеко идеалов, все же сд
елала огромные успехи. Можно сказать с уверенностью, что, не будь тяжкого
манчжурского урока, Россия была бы раздавлена в первые же месяцы отечест
венной войны.
Но чистка командного состава шла все же слишком медленно. Наша мягкотело
сть («жаль человека», «надо его устроить»), протекционизм, влияния, наконе
ц, слишком ригористически проводимая линия старшинства Ц засорили спи
ски командующего генералитета вредным элементом.
Высшая аттестационная комиссия, собиравшаяся раз в год в Петрограде, поч
ти никого из аттестуемых не знала…
Этими обстоятельствами объясняется ошибочность первоначальных назна
чений: пришлось впоследствии удалить четырех главнокомандующих (из них
один, правда временный, оказался с параличом мозга…), нескольких команду
ющих армиями, много командиров корпусов и начальников дивизий.
Генерал Брусилов в первые же дни сосредоточения 8-ой армии (июль 1914 г.) отреш
ил от командования трех начальников дивизий и корпусного командира.
Бездарности все же оставались на своих местах, губили и войска и операци
и. У того же Брусилова генерал Д., последовательно отрешаемый, переменил о
дну кавалерийскую и три пехотных дивизии, пока, наконец, не успокоился в н
емецком плену.
И обиднее всего, что вся армия знала несостоятельность многих из этих на
чальников и изумлялась их назначению…
Неудивительно поэтому, что стратегия за всю кампанию не отличалась ни ос
обенным полетом, ни смелостью. Таковы операции Северо-западного фронта
в Восточной Пруссии[
Вызваны были, впрочем, исключительно желанием Ставки выру
чить французскую армию из отчаянного положения.
], в частности Ц позорный маневр Рененкампфа, таково упорное форси
рование Карпат, о которые разбились войска Юго-западного фронта в 1915 году
и, наконец, весеннее наступление наше 1916 года.
Последний эпизод настолько характерен для высшего командования и наст
олько серьезен по своим последствиям, что на нем следует остановиться.
Когда армии Юго-западного фронта в мае перешли в наступление, увенчавше
еся огромным успехом Ц разгром нескольких австрийских армий, когда пос
ле взятия Луцка моя дивизия большими переходами шла к Владимир-Волынску
, Ц я, да и все мы, считали, что в нашем маневре Ц вся идея наступления, что н
аш фронт наносит главный удар.
Впоследствии оказалось, что нанесение главного удара предназначено бы
ло Западному фронту, а армии Брусилова производили лишь демонстрацию. Шт
аб хорошо сохранил тайну. Там, в направлении на Вильну собраны были больш
ие силы, небывалая еще у нас по количеству артиллерия и технические сред
ства. Несколько месяцев войска готовили плацдармы для наступления. Нако
нец, все было готово, а успех южных армий, отвлекая внимание и резервы прот
ивника, сулил удачу и западным.
И вот, почти накануне предполагавшегося наступления между главнокоман
дующим Западньм фронтом генералом Эвертом и начальником штаба Верховн
ого главнокомандующего, генералом Алексеевым происходит исторический
разговор по аппарату, сущность которого заключается приблизительно в с
ледующем:
А . Обстановка требует немедленного решения. Вы готовы к насту
плению, уверены в успехе?
Э . В успехе не уверен, позиции противника очень сильны. Нашим в
ойскам придется наступать на те позиции, на которых они терпели раньше н
еудачи…
А . В таком случае, делайте немедленно распоряжение о переброс
ке войск на Юго-западный фронт. Я доложу государю.
И операция, так долго жданная, с таким методическим упорством подготовля
вшаяся, рухнула. Западные корпуса к нам опоздали. Наше наступление захле
бнулось. Началась бессмысленная бойня на болотистых берегах Стохода, гд
е, между прочим, прибывшая гвардия потеряла весь цвет своего состава.
А Восточный германский фронт переживал тогда дни смертельной тревоги: «
это было критическое время; мы израсходовали все наши средства и мы хоро
шо знали, что никто не придет к нам на помощь, если русские пожелают нас ат
аковать»[ Л
юдендорф. Меs sоuvеnirs dе guеrrе.
].
Впрочем, и с Брусиловым случился однажды эпизод, мало распространенный и
могущий послужить интересным дополнением к общеизвестной характерист
ике этого генерала Ц одного из главных деятелей кампании. После блестящ
ей операции 8-ой армии, завершившейся переходом через Карпаты и вторжени
ем в Венгрию, в декабре 1914 года наступил какой-то психологический надрыв в
настроении командующего армией, ген. Брусилова: под влиянием частной не
удачи одного из корпусов, он отдал приказ об общем отступлении, и армия бы
стро покатилась назад. Всюду мерещились прорывы, окружения и налеты непр
иятельской конницы, угрожавшей, якобы, самому штабу армии. Дважды генера
л Брусилов снимал свой штаб с необыкновенной поспешностью, носившей хар
актер панического бегства, уходя далеко от войск и теряя с ними всякую св
язь.
Мы отходили изо дня в день, совершая большие, утомительные марши, в полном
недоумении: австрийцы не превосходили нас ни численно, ни морально и не с
лишком теснили. Каждый день мои стрелки и соседние полки Корнилова перех
одили в короткие контратаки, брали много пленных и пулеметы.
Генерал-квартирмейстерская часть штаба армии недоумевала еще более.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
ибельное влияние Распутина не коснулось старой армии.
Всевозможные варианты по поводу распутинского влияния проникали на фр
онт, и цензура собирала на эту тему громадный материал даже в солдатских
письмах из действующей армии.
Но наиболее потрясающее впечатление произвело роковое слово:
Ц Измена.
Оно относилось к императрице.
В армии громко, не стесняясь ни местом, ни временем, шли разговоры о настой
чивом требовании императрицей сепаратного мира, о предательстве ее в от
ношении фельдмаршала Китченера, о поездке которого она, якобы, сообщила
немцам, и т. д.
Переживая памятью минувшее, учитывая то впечатление, которое произвел в
армии слух об измене императрицы, я считаю, что это обстоятельство сыгра
ло огромную роль в настроении армии, в отношении ее и к династии, и к револ
юции.
Генерал Алексеев, которому я задал этот мучительный вопрос весною 1917 года
, ответил мне как-то неопределенно и нехотя:
Ц При разборе бумаг императрицы нашли у нее карту с подробным обозначе
нием войск всего фронта, которая изготовлялась только в двух экземпляра
х Ц для меня и для государя. Это произвело на меня удручающее впечатлени
е. Мало ли кто мог воспользоваться ею…
Больше ни слова. Переменил разговор…
История выяснит, несомненно, то исключительно отрицательное влияние, ко
торое оказывала императрица Александра Федоровна на управление русски
м государством в период, предшествовавший революции. Что же касается воп
роса об «измене», то этот злосчастный слух не был подтвержден ни одним фа
ктом, и впоследствии был опровергнут расследованием Специально назнач
енной Временным правительством комиссии Муравьева, с участием предста
вителей от Совета р. и с. депутатов.
* * *
Наконец, третий устой Ц Отечество. Увы, затуманенные громом и треском пр
ивычных патриотических фраз, расточаемых без конца по всему лицу земли р
усской, мы проглядели внутренний органический недостаток русского нар
ода: недостаток патриотизма.
Теперь незачем уже ломиться в открытую дверь, доказывая это положение. П
осле Брест-Литовского договора, не вызвавшего сокрушительного народно
го гнева; после инертного отношения русского общества к отторжению окра
ин, даже русских по духу или крови, мало того Ц оправдания его; после поль
ско-петлюровского договора и польско-советского мира; после распродажи
русских территориальных и материальных ценностей международным полит
ическим ростовщикам…
Нет сомнения, что явление распада русской государственности, известное
под именем «самостийности», во многих случаях имело целью только отгоро
диться временно от того бедлама, который представляет из себя «Советска
я республика». Но жизнь, к сожалению, не останавливается на практическом
осуществлении такого, в своем роде санитарного, кордона, а поражает саму
ю идею государственности. Даже в землях крепких, как, например, казачьи об
ласти. Правда Ц не в толще, а в верхах. Так, в Екатеринодаре в 1920 г. на Верховн
ом круге трех казачьих войск, после горячего спора, из предложенной форм
улы присяги было изъято упоминание о России…
Или распятую Россию любить не стоит?
Какую же роль в сознании старой армии играл стимул «отечества»? Если вер
хи русской интеллигенции отдавали себе ясный отчет о причинах разгорав
шегося мирового пожара Ц борьбы государств за гегемонию политическую
и главным образом экономическую, за свободные пути, проходы, за рынки и ко
лонии, борьбы, в которой России принадлежала роль лишь самозащиты, то сре
дняя русская интеллигенция, в том числе и офицерство, удовлетворялись за
частую только поводами Ц более яркими, доступными и понятными. Войны не
хотели, за исключением разве пылкой военной молодежи, жаждавшей подвига
; верили, что власть примет все возможные меры к предотвращению столкнов
ения; мало-помалу, однако, приходили к сознанию роковой неизбежности его;
поводы были чужды какой-либо агрессивности или заинтересованности с на
шей стороны, вызывали искреннее сочувствие к слабым, угнетаемым, находил
ись в полном соответствии с традиционной ролью России. Наконец, не мы, а на
нас подняли меч… И потому, когда началась война, стих голос и тех, в которы
х таился страх, что уровень культуры и экономического состояния нашей ст
раны не даст ей победы в борьбе с сильным и культурным противником. Войну
приняли с большим подъемом, местами с энтузиазмом.
Офицерский корпус, как и большинство средней интеллигенции, не слишком и
нтересовался сакраментальным вопросом о «целях войны». Война началась.
Поражение принесло бы непомерные бедствия нашему отечеству во всех обл
астях его жизни. Поражение повело бы к территориальным потерям, политиче
скому упадку и экономическому рабству страны. Необходима победа. Все про
чие вопросы уходили на задний план, могли быть спорными, перерешаться и в
идоизменяться. Это упрощенное, но полное глубокого жизненного смысла и н
ационального самосознания отношение к войне не было понято левым крыло
м русской общественности и привело ее в Циммервальд и Киенталь. Неудивит
ельно поэтому, что когда у анонимных и русских вождей революционной демо
кратии перед сознательным разрушением ими армии в феврале 1917 года предст
ала дилемма:
Ц Спасение страны или революции?..
Они избрали последнее.
Еще менее идея национальной самозащиты была понята темным народом. Наро
д подымался на войну покорно, но без всякого воодушевления и без ясного с
ознания необходимости великой жертвы. Его психология не подымалась до в
осприятия отвлеченных национальных догматов. «Вооруженный народ», как
им была, по существу, армия, воодушевлялся победой, падал духом при пораже
нии; плохо уяснял себе необходимость перехода Карпат, несколько больше
Ц борьбу на Стыри и Припяти, но все же утешал себя надеждой:
Ц Мы Тамбовские, до нас немец не дойдет…
Мне приходится повторить эту довольно избитую фразу, ибо в ней глубокая
психология русского человека.
Сообразно с таким преобладанием материальных ценностей в мировоззрени
и «вооруженного народа», в его сознание легче проникали упрощенные, реал
ьные доводы за необходимость упорства в борьбе и достижения победы, за н
едопустимость поражения: чужая немецкая власть, разорение страны и хозя
йств, тягость предстоящих в случае поражения податей и налогов, обесцене
ние хлеба, проходящего через чужие проливы и т. д. Кроме того, было все же не
которое доверие к власти, что она делает то, что нужно. Тем более, что ближа
йшие представители этой власти Ц офицеры Ц шли рядом, даже впереди, и ум
ирали так же безотказно и безропотно, по велению свыше или по внутреннем
у убеждению.
И солдаты шли мужественно на подвиг и на смерть. Потом, когда это доверие р
ухнуло, сознание солдатской массы затуманилось окончательно. Формулы «
без аннексий и контрибуций», «самоопределение народов» и проч. оказалис
ь более абстрактными и непонятными, чем старая отметаемая, заглохшая, но
не вырванная из подсознания идея родины.
И для удержания солдат на фронте с подмостков, осененных красными флагам
и, послышались вновь и преимущественно знакомые мотивы материального п
орядка Ц немецкое рабство, разорение хозяйств, тяжесть налогов и т. д. Ра
здавались они уже из уст социалистов-оборонцев.
Итак, три начала, на которых покоился фундамент армии, были несколько под
орваны.
Указывая на внутренние противоречия и духовные недочеты русской армии,
я далек от желания поставить ее ниже других: они в той или иной степени сво
йственны всем народным армиям, получившим почти милиционный характер, и
не мешали ни им, ни нам одерживать победы и продолжать войну. Но выяснение
облика армии необходимо для уразумения ее последующих судеб.
Глава II. Состояние старой ар
мии перед революцией
Огромное значение в истории развития русской армии имела японская войн
а.
Горечь поражения, ясное сознание своей ужасной отсталости вызвали боль
шой подъем среди военной молодежи и заставили понемногу или переменить
направление, или уйти в сторону элемент устаревший и косный. Невзирая на
пассивное противодействие ряда лиц, стоявших во главе военного министе
рства и генерального штаба Ц лиц неспособных, или донельзя безразлично
и легкомысленно относившихся к интересам армии, работа кипела. В течение
десяти лет русская армия, не достигнув, конечно, далеко идеалов, все же сд
елала огромные успехи. Можно сказать с уверенностью, что, не будь тяжкого
манчжурского урока, Россия была бы раздавлена в первые же месяцы отечест
венной войны.
Но чистка командного состава шла все же слишком медленно. Наша мягкотело
сть («жаль человека», «надо его устроить»), протекционизм, влияния, наконе
ц, слишком ригористически проводимая линия старшинства Ц засорили спи
ски командующего генералитета вредным элементом.
Высшая аттестационная комиссия, собиравшаяся раз в год в Петрограде, поч
ти никого из аттестуемых не знала…
Этими обстоятельствами объясняется ошибочность первоначальных назна
чений: пришлось впоследствии удалить четырех главнокомандующих (из них
один, правда временный, оказался с параличом мозга…), нескольких команду
ющих армиями, много командиров корпусов и начальников дивизий.
Генерал Брусилов в первые же дни сосредоточения 8-ой армии (июль 1914 г.) отреш
ил от командования трех начальников дивизий и корпусного командира.
Бездарности все же оставались на своих местах, губили и войска и операци
и. У того же Брусилова генерал Д., последовательно отрешаемый, переменил о
дну кавалерийскую и три пехотных дивизии, пока, наконец, не успокоился в н
емецком плену.
И обиднее всего, что вся армия знала несостоятельность многих из этих на
чальников и изумлялась их назначению…
Неудивительно поэтому, что стратегия за всю кампанию не отличалась ни ос
обенным полетом, ни смелостью. Таковы операции Северо-западного фронта
в Восточной Пруссии[
Вызваны были, впрочем, исключительно желанием Ставки выру
чить французскую армию из отчаянного положения.
], в частности Ц позорный маневр Рененкампфа, таково упорное форси
рование Карпат, о которые разбились войска Юго-западного фронта в 1915 году
и, наконец, весеннее наступление наше 1916 года.
Последний эпизод настолько характерен для высшего командования и наст
олько серьезен по своим последствиям, что на нем следует остановиться.
Когда армии Юго-западного фронта в мае перешли в наступление, увенчавше
еся огромным успехом Ц разгром нескольких австрийских армий, когда пос
ле взятия Луцка моя дивизия большими переходами шла к Владимир-Волынску
, Ц я, да и все мы, считали, что в нашем маневре Ц вся идея наступления, что н
аш фронт наносит главный удар.
Впоследствии оказалось, что нанесение главного удара предназначено бы
ло Западному фронту, а армии Брусилова производили лишь демонстрацию. Шт
аб хорошо сохранил тайну. Там, в направлении на Вильну собраны были больш
ие силы, небывалая еще у нас по количеству артиллерия и технические сред
ства. Несколько месяцев войска готовили плацдармы для наступления. Нако
нец, все было готово, а успех южных армий, отвлекая внимание и резервы прот
ивника, сулил удачу и западным.
И вот, почти накануне предполагавшегося наступления между главнокоман
дующим Западньм фронтом генералом Эвертом и начальником штаба Верховн
ого главнокомандующего, генералом Алексеевым происходит исторический
разговор по аппарату, сущность которого заключается приблизительно в с
ледующем:
А . Обстановка требует немедленного решения. Вы готовы к насту
плению, уверены в успехе?
Э . В успехе не уверен, позиции противника очень сильны. Нашим в
ойскам придется наступать на те позиции, на которых они терпели раньше н
еудачи…
А . В таком случае, делайте немедленно распоряжение о переброс
ке войск на Юго-западный фронт. Я доложу государю.
И операция, так долго жданная, с таким методическим упорством подготовля
вшаяся, рухнула. Западные корпуса к нам опоздали. Наше наступление захле
бнулось. Началась бессмысленная бойня на болотистых берегах Стохода, гд
е, между прочим, прибывшая гвардия потеряла весь цвет своего состава.
А Восточный германский фронт переживал тогда дни смертельной тревоги: «
это было критическое время; мы израсходовали все наши средства и мы хоро
шо знали, что никто не придет к нам на помощь, если русские пожелают нас ат
аковать»[ Л
юдендорф. Меs sоuvеnirs dе guеrrе.
].
Впрочем, и с Брусиловым случился однажды эпизод, мало распространенный и
могущий послужить интересным дополнением к общеизвестной характерист
ике этого генерала Ц одного из главных деятелей кампании. После блестящ
ей операции 8-ой армии, завершившейся переходом через Карпаты и вторжени
ем в Венгрию, в декабре 1914 года наступил какой-то психологический надрыв в
настроении командующего армией, ген. Брусилова: под влиянием частной не
удачи одного из корпусов, он отдал приказ об общем отступлении, и армия бы
стро покатилась назад. Всюду мерещились прорывы, окружения и налеты непр
иятельской конницы, угрожавшей, якобы, самому штабу армии. Дважды генера
л Брусилов снимал свой штаб с необыкновенной поспешностью, носившей хар
актер панического бегства, уходя далеко от войск и теряя с ними всякую св
язь.
Мы отходили изо дня в день, совершая большие, утомительные марши, в полном
недоумении: австрийцы не превосходили нас ни численно, ни морально и не с
лишком теснили. Каждый день мои стрелки и соседние полки Корнилова перех
одили в короткие контратаки, брали много пленных и пулеметы.
Генерал-квартирмейстерская часть штаба армии недоумевала еще более.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11