На дворе стояла поздняя осень. Внизу за окном простиралась каменная равнина, огромный пустой стол. Когда-то я прошагал его из угла в угол.
Если подойти и взглянуть с пугающей высоты, пробуждение будет полным. Но так нельзя, выбираться из-под спасительных шкур я, посланец юга, могу лишь постепенно.
Вошла Эргэнэ. Она принесла мне чай.
Обычно чай приносила ее грима. Но сегодня Эргэнэ пришла сама.
Волевое усилие - вслед за головой я выпустил наружу правую руку. Два глотка, чтобы согреть внутренности. Потом наступит очередь головы, рук, ног, кончиков пальцев...
Эргэнэ молчит. Но я знаю, что она желает мне прозрачного утра, милости Отца Гор и грохочущей доблести.
Я тоже молчу. Я тоже желаю ей всего хорошего.
Утро
Еще два глотка.
Впервые я испробовал эту жидкость в тот памятный день, когда мы вошли в Даркдваррон. Нам, замерзшим, изголодавшимся, поднесли каждому по горячей чаше, и на вопрос Лайка "Что там?" последовал короткий ответ: "Чай". Я возликовал. Я был поражен: даже дикие хнумы знают напиток истинных селентинцев. С некоторым торжеством поглядел я на Лайка: не дождешься, мол, ты своего кофе в пустынном краю... Хотя, возможно, мне только сейчас кажется, что я так думал, а на самом деле я просто очень устал, ничего не понимал и больше всего на свете желал или умереть в прекрасном неравном бою или уснуть в теплой уютной постели. Впрочем, заглянув в чашу и приблизив к ней нос, я быстро осознал, что "чай" хнумов чаем не является, не является ни в коей мере. Содержимое чаши, ошибочно и нагло называемое благородным именем Чая, представляло собой отвратительную смесь чего-то горного с чем-то хнумьим. Например, хвост грифона, настоянный на ядовитых коричневых мхах, с добавлением подземной воды и топленого жира птицы Кургуду. Поначалу я отказался от экзотического до тошноты напитка, но, во-первых, Лайк сказал, что хнумы могут обидеться, а во-вторых в тот же день подул резкий северо-восточный ветер, и когда коченеть в закрытом помещении стали не только уши и нос, в общем-то бесполезные для воина, но также руки и ноги, необходимые для битв, тогда я сдался.
Еще два глотка и еще два. Решительно отшвырнув мех, я покидаю теплое убежище и отправляюсь в объятия холода.
Перед тем как выйти из башни Эргэнэ останавливается. Ее губы соприкасаются с камнем, с дикой необработанной скальной породой, выступающей в гладкой, отшлифованной мастерами-хнумами стене. Это святыня. Это первозданная материя, с которой все началось.
Эргэнэ...
Я иду за ней и пытаюсь прочувствовать затаившийся смысл каждого звука ее имени.
Я пытаюсь представить...
Ею, такой знакомой, красивой, порою понятной, управляет некто единый и таинственный. Он был давным-давно, Он старше народа Селентины. Он управляет ею и всеми хнумами, и хнумы готовы повиноваться каждому Его слову. Они никогда не видели Его, но Он есть, Он создал их горы и теперь покоится где-то в неведомых недрах. Они готовы, они жаждут быть верными Ему до конца. И Эргэнэ согласна повиноваться Ему, что бы ей ни пришлось сделать.
Мне не понять их.
Мы выходим под тяжелое серое небо...
Возможно, есть некто мудрый в совсем уж запредельных недоступных подземельях. Возможно, он пришел в мир действительно очень-очень давно, так давно, что для него я, Эргэнэ и, скажем, Грей-Дварр одинаково молоды. Тогда, конечно, его опыт позволил бы ему стать повелителем, и, существуя рядом с хнумами, наблюдая их от начала, этот мудрый мог бы... В конце концов, всадники тоже служили Солнцу, а мы, баловни судьбы, счастливая нация, любим Луну, советуемся с ней, грустим о ней и твердо знаем, что есть в ее сиянии то самое загадочное нечто. Но ведь Солнце и Луна совсем другое дело. Нами никто не управляет, мы свободны. Лишь по своей воле мы любим лунный свет, ловим его невысказанные советы, грустим о нем и твердо знаем...
Мы выходим под тяжелое серое небо...
Но жить под властью какого-то Единого? Это противоречит сущности воды.
Мы выходим под тяжелое серое небо, горы нависают над нами, как мы над равниной, и в меня стремительно, каменным обвалом, снежной лавиной вторгается мир страшных когда-то дварров.
Или это я вторгаюсь в него.
Всего два замка. Возможно, еще три. Возможно, уже один.
Даркдваррон. Темный Аметист. "Обиталище тьмы..." Глаза у них не серые, глаза карие, темнее или светлее. И знамя не серое. Серыми они почудились миру от страха. А потом мир уже не видал их. И забыл. Темный Аметист, Даркдваррон.
Гриффинор. "Затерянный, мистический, притаившийся от всего света..." Полон тайны для самих хнумов. Только их женщины бывали там. Только самые древние из женщин. Гриффинор - мечта Эргэнэ.
Рубиновый Дом. Первая родина. В сотне тысяч йонов ледяного пути на запад. Последние вести - пятнадцать лет назад. Есть ли он еще? Гонцы уходили и не возвращались. Рубиновый Дом, отбивший натиск всадников в их знаменитом походе. Имя из самых древних песен и сказаний: Рубиновый Дом.
Я не имею ничего общего с хнумами. Я отчетливо представляю, что у меня иные ценности и заботы. Но их мир разливается по моему сознанию, я растворяю его в себе - и слышу протяжную тоскливую ноту.
В башнях они не живут. В башнях они готовы умирать за Темный Аметист, хотя никто и не мыслил нападать на него после 167-го года. Город под небом для них аванпост. Настоящий город спрятался в горе, там бесконечные коридоры-улицы, и освещенные залы, и ниши-храмы в честь Отца Гор, а здесь, на ветрах, лишь пятая часть. Но там, внутри, так же холодно.
За горой, частью которой является их город, - море. Замок следит за равниной, а на море с той стороны смотрит одинокая башня. Это далеко, но башня соединена с замком подземным ходом и служит четвертой башней Даркдваррона. Я был там. Я видел море. Оно холодное и стальное. Совсем скоро их море покроется льдом.
Новые хнумы не появлялись на свет вот уже двадцать два года.
Вот уже десять лет те, что остались, не видят снов.
Их мир, мир дварров был построен на видениях и беседах с Единым. Никаких видений. Мир прост, суров и безнадежен, как пронизывающий холод.
Эргэнэ - последнее создание Единого накануне двадцатидвухлетней спячки. Она идет передо мной, младшая в роду хнумов.
Нет, Темный Аметист - это не одна нота. Это целая трагическая симфония.
Мы выходим на площадь. Слева - угол грифонов. Левая башня срослась с уходящим вверх крутым склоном.
Эргэнэ оборачивается.
И тут я вижу Лайка. Он широко шагает наперерез нам, как всегда в сопровождении Стратега, который, как всегда, бросает выразительные взгляды на окружающих хнумов. Лайк Александр великолепно смотрится в моей синей с золотом шелковой форме. Он еще ничего не сказал, но я заранее предвосхищаю, я уже слышу его уверенное: "Идем, Гилденхом!" Я сразу вспоминаю: сегодня именно тот день, когда Колдун должен изречь новые слова.
Первое апвэйна 311-го года. По календарю дварров: время оникса, день открывающий. Год 13163-й.
Сначала я просто ничего не понимал.
Я пришел сражаться. Я ведь воин.
Сначала я думал, мы вошли в город, чтобы усыпить их бдительность. Чтобы напасть изнутри. И поражался: как могли они пустить нас?! Лайка с волшебным мечом, бешеного в бою Грей-Дварра, да и меня, по-настоящему обученного рыцаря. Лайк Александр, Храм и пять дней со Стратегом сделали свое дело: у ворот Даркдваррона я был... В общем, я был бойцом!
У ворот... У каких ворот? Нет у Темного Аметиста ворот, и в город мы входили с завязанными глазами. Под землей, через сеть каменных коридоров, кругами ведущих наверх, наверх... Грей-Дварр чуть было не убил сразу троих хнумов, когда справа от него упал камешек. Я сорвал повязку, но Лайк остановил драку. "Ради каменных богов..." - сказал он, так и не выпустив на волю Светлый Клинок и даже не сняв с глаз черную ленту. "Бог один", коротко ответил хнум. "Спрячь меч, Стратег!" - сказал тогда Лайк, и Стратег повиновался. Или последовал совету. А хотелось ему больше всего на свете рассекать хребты и отрубать головы.
Дней десять я ждал. Я мерз, я почти не спал эти десять дней - я ждал сигнала. "Как мудро! - думал я в восхищении. - Мы уже здесь. И теперь великий Александр сумеет выбрать самый выгодный, самый безнадежный для хнумов момент!" Я еще не знал, что внешняя часть замка далеко не все. А потом Лайк обронил несколько расточительных фраз, и я понял: мы не нападем на Даркдваррон. Никогда.
Мы пришли с миссией. Мы пришли как друзья. Хнумы могут думать что угодно, но мы пришли как друзья. Мы принесли свет Селентины, ее молодость древнему вымирающему народу. Зачем убивать их? Надо не дать им погибнуть. Даркдваррон - грозное рычащее название, придуманное испуганными людьми. В Королевскую Республику должен войти Темный Аметист.
Хнумы и Королевская Республика. Трудно представить себе что-то более противоположное.
Народ, убежденный, что от него пошли остальные, и народ, призванный остальных объединить. Владыки прошлого и властители будущего. В любом настоящем вторые растворяют в себе первых.
День
Мы находимся в огромном зале.
Я здесь впервые.
Я потрясен.
Снаружи может идти снег, бушевать метель, нагрянувший из угла земли ураган, а здесь, внутри, будут царить спокойствие, тишина и свет множества факелов.
Восемь старцев первого круга покоятся в прекрасных креслах из редчайших горных пород: рубина, топаза, изумруда, карбункула, сапфира... остальные забыл. За каждым замер хнум-хранитель. Старцы второго круга чуть поодаль, справа и слева. Их кресла попроще.
Над старцами, в конце зала, а вернее, в начале всего их города огромная статуя Единого, его воплощение, единственное произведение искусства хнумов, не считая древних полузабытых песен. Отец Гор из чистого золота с коричневым отливом. В Отце Гор - весь золотой запас народа дварров. Он неделим. Золото никак не участвует в расчетах хнумов друг с другом. Они не знают о его роли. У них вообще нет нужды рассчитываться друг с другом. Все в воле Единого.
Грей-Дварр стоит рядом с Лайком, держа руки на двух рукоятях. Второй меч ему выковал мастер-хнум по просьбе Лайка Александра. Грей-Дварр изменился. Прежде произносивший целые речи, пусть частенько и невпопад, он постепенно стал молчаливым, как немой хнум. Последними были слова о "душе гор", которая "ушла под землю". Стратег наша главная опора, поразительно, насколько он предан второму, младшему Александру. Но почему-то я не могу не опасаться его. Я знаю: ему довелось пережить трагедию северной экспедиции, столько лет вдали от Селентины - время сделало его таким. И все-таки...
Он хочет только убивать. Больше ничего. Да, бой - величайшее наслаждение в жизни воина, таинство, но ведь есть еще небо, море, деревья... Горы, наконец... Золото с его недоступным для хнумов обаянием. Искусства. Крепкий чай на берегу в дозоре, перед восходом, когда Луна показывается людям во всей своей красе. Я воин, рыцарь, бывший дефендер, но я без этого не могу. А Грей-Дварр может. Он лелеет единственное желание, и желает он не сражаться, а именно убивать, потому что исход его схватки с кем бы то ни было, по-моему, предопределен.
Что-то чужое...
Дьявол, блаберон! Да я не просто опасаюсь, я, кажется, начинаю бояться его!..
Я отвожу взгляд от Стратега, еще раз оглядываю все вокруг и чувствую: красота зала давит, как и бесстрашие Грей-Дварра. Он словно брошен кем-то, покинут раз и навсегда.
И тишина. О Луна, какая тишина!..
Все ждут. В зале больше тысячи хнумов и все ждут Колдуна. В Златограде или в Храме Ириса при таком небывалом скоплении народа я бы слышал хоть какие-то звуки. А тут, в зале со сводами...
Может, все дело в том, что самому старшему подданному и гражданину около трехсот, а старцы хнумов насчитывают свыше двух тысяч?
Я не поверил Лайку, когда он сказал, что в течение первой растущей доли хнумы постоянно имели пять вариантов уничтожения каждого из нас. На всякий случай. Стрелы были нацелены, и топоры готовы опуститься каждый торн.
Эргэнэ...
А потом появился и Колдун.
Кто он, откуда? Какая у него сила? Куда уходил и зачем вернулся, если его не видели в Темном Аметисте больше десяти лет? Что такое волшебство? Дома я никогда не верил во всяких драконов, демонов, призраков... Что такое дьявол? Ругательство? Отец нечисти, порождение страха? По сказкам, нечистая сила пошла из Мартона, древнейшего города. Не знаю как Мартон, здравый смысл синеглазого человека во мне силен, но глядя на Темный Аметист, на этот зал, можно поверить, что здесь водятся какие-нибудь дьяволята...
Лайк застыл, как и все, как золотой Отец Гор, как безоружные хнумы... Почему за столько времени я ни разу не видел вооруженного хнума? Даже хранители позади старцев - и те безоружны. Я осторожно поворачиваю голову: Эргэнэ стоит в шаге от меня, она замерла в почтительном внимании перед мрачным величием своего народа.
Эргэнэ...
И тут входит Колдун.
Я больше не могу. Вот-вот я хрустну пальцами или переступлю с ноги на ногу...
Колдун в обычной грубой шкуре. И я в такой шкуре, и Эргэнэ, и старцы в драгоценных креслах, и даже Грей-Дварр. Лишь Лайк сияет синевой.
Первым делом Колдун подходит к золотому Единому и прикасается губами к праху у Его ног. Прах у ног Отца Гор, впрочем, тоже золотой: у ног Единого - золото разных цветов, со своего места я различаю синие, красные, белые отблески. Затем он разгибается во весь рост, отбрасывает капюшон и оборачивается к старцам.
Это очень древний человек. Очень древний. И мне кажется, что карие глаза его пусты и бессмысленны.
Впрочем, он далеко. Возможно, мне кажется.
Колдун делает несколько шагов и останавливается между креслами из рубина и топаза.
- Можешь ли ты изречь три суждения, о Колдун Черного Камня? спрашивает старец, восседающий в рубиновом кресле.
Колдун молчит. Он оглядывает старцев. Он не равен им. Не лучше и не хуже. Он другой. Но сейчас готов признать их первенство. В общем, он готов говорить для них.
И он говорит - так, как должна была бы говорить Эргэнэ. Мягко, размеренно, шелк чередуется с бархатом, речь и внешность обманывают друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16