Герцог деловито прошмыгнул между ними, стараясь, чтобы его не узнали.
Затем он повернул на Карлос-плэйс.
На левой стороне бульвара возвышался красивый дом Фионы.
Герцог так хорошо знал его, что мог бы, наверное, пройти по нему с завязанными глазами.
Поднимаясь по лестнице к входной двери, он нащупал в кармане ключ, лежавший всегда в ящике комода в его спальне.
Одно условие он соблюдал неукоснительно.
Он никогда не позволял Фионе приходить в его дом на Гросвенор-сквер одной вечером.
Они никогда не ужинали в его доме наедине и никогда не предавались любви после ухода гостей.
— Какой ты чопорный! — поддразнивала она его.
— Я просто забочусь о твоей репутации, — отвечал герцог, — ведь ты знаешь, как болтливы слуги.
Она лишь очаровательно пожимала плечами.
— Какое это имеет значение для нас? — спросила она как-то раз.
— Я думаю, имеет, — молвил он тихо.
Она изобразила на лице недовольную гримаску.
Зато к ней он не опасался приходить, и она дала ему ключ от входной двери.
— Я не держу лакея в холле, чтобы он наблюдал, кто входит и выходит! — заявила она.
Поэтому герцог навещал ее, когда они оба были в Лондоне.
Иногда это случалось далеко за полночь, если у него были дела во дворце или он обедал с принцем Уэльским.
Она всегда ожидала его в своей спальне.
Рыжие волосы, спадавшие на плечи, и светлая, как будто жемчужная кожа придавали ей особое очарование и изысканность.
Она обычно готовила какой-нибудь сюрприз к его приходу.
Однажды она встретила его совершенно обнаженная, лишь ожерелье из черного жемчуга украшало ее шею.
В следующий раз это было уже изумрудное ожерелье, которое дополнял узкий пояс из таких же камней, обвивавший ее тонкую талию.
Сегодня, думал герцог, она не ожидает его.
Он даже замер на миг, предвкушая, как она встретит его радостным возгласом.
Она наверняка выскочит из кровати и бросится в его объятия.
Он открыл дверь и обнаружил, что холл погружен в темноту.
Близилась полночь, и он был уверен, что Фиона легла спать пораньше.
Она скорее всего решила отоспаться к завтрашней ночи.
Ведь он после страстного свидания с ней обычно спешил в собственную спальню не ранее, чем начинали меркнуть ночные звезды.
В шесть часов горничные в чепчиках и лакеи в рубашках без пиджаков приступали к уборке в доме.
Он снял пальто и положил его на стул.
Даже в полной темноте он знал, где стоит этот стул.
Туда же положил шляпу и перчатки.
В слабом свете, проникавшем сквозь полу круглое окно над парадной дверью, он смог различить перила лестницы, ведущей наверх.
Придерживаясь за них, он тихо ступал по толстому ковру.
Прошел через гостиную, занимавшую весь второй этаж.
Поднялся по следующему пролету лестницы туда, где находилась ее спальня.
Он задержался на мгновение, прежде чем взяться за ручку двери.
И тут же застыл на месте.
Кто-то говорил за дверью, и голос этот принадлежал мужчине.
В какой-то миг Шелдону Муру показалось, будто он ослышался.
А может быть, он вошел не в тот дом?
Но, очнувшись и узнав, кому принадлежит этот голос, он ощутил, как зловещий холод сковывает все его тело.
Глава 2
Герцог теперь не сомневался, что в постели с Фионой в эту минуту находится его кузен Джослин Мур.
Джослин как раз принадлежал к числу тех его родственников, к которым он не испытывал большой привязанности.
Ему было известно, что Джослин, пользуясь своим положением его предполагаемого наследника, пытался занимать деньги у ростовщиков.
Но поскольку они знали, что лишь маловероятный случай мог сделать его третьим герцогом Мурминстерским, то без всякой пощады отказывали ему.
Эта история, каким-то образом превратившаяся в сплетню, дошла и до ушей герцога.
Он понял, Джослин Мур снова глубоко увяз в долгах.
Вновь ему придется самым решительным образом напомнить кузену, чтобы тот не бесчестил семью и наследника герцогства.
Джослин, по-видимому, еще не отошел от предыдущей нотации.
И сейчас герцог думал, что кузен наверняка в отместку ему соблазнил Фиону.
Джослин, так же как и Эрик Фэвершем, не мог пропустить ни одного хорошенького личика.
Его романы сменялись с такой калейдоскопической быстротой, что давно уже перестали шокировать родственников.
Высокий, красивый, как все Муры, он обладал тем особым мужским обаянием и необъяснимой притягательностью, которые чертовски раздражают мужчин и с легкостью обезоруживают женщин.
Первым побуждением герцога было войти в комнату и выяснить отношения с ними.
Но затем он счел подобную акцию слишком унизительной для себя.
Более того, он не имел права упрекать в чем-либо Фиону, поскольку не делал ей предложения.
Он уже думал об этом, но произнести слова, которые она жаждала услышать от него, никак не решался — что-то мешало ему.
Казалось, она любит его пылко и искренне, и он не представлял себе, что она может быть ему неверна.
По крайней мере до тех пор;, пока они оставались любовниками.
Теперь же он мрачно подумал, что Джослин был, вероятно, не единственным, занимавшим его место в его отсутствие.
Он стоял, не зная, что предпринять, пока вновь не услышал голос кузена.
— Ты прелестна, Фиона, — льстиво произнес он, — и ты, несомненно, будешь самой прекрасной герцогиней Мурминстерской среди тех, чьи портреты висели когда-либо в картинной галерее!
— Это — моя цель, — ответила Фиона. — Но ты отлично знаешь, как сложно вынудить Шелдона сказать о замужестве.
— Черт побери! — выругался Джослин. — Он в конце концов должен спасти честь женщины, после того как о тебе заговорил весь Лондон.
— Может быть, ты убедишь его в этом? — насмешливо заметила Фиона.
— Ты знаешь, как дьявольски трудно говорить с ним! — воскликнул кузен. — А кроме того, я буду вынужден пресмыкаться перед ним, чтобы он оплатил мои долги!
— О, Джослин, неужели дела опять так плохи?
— Хуже! — отрезал ее гость. — Но Шелдону придется раскошелиться. Иначе случится превеликий скандал, а этого он не захочет!
— Ты знаешь, дорогой, что я помогла бы тебе, если б могла, и когда стану женой Шелдона, я уж постараюсь сделать его более щедрым, чем теперь.
Герцог сжал кулаки.
Сколько же денег он отдал своему кузену!
И все это было выброшено на артисток, проституток, на разгульных друзей.
И после всего обвинять его в скупости!
А между тем ему приходилось уже экономить на нуждах поместья!
Потому что огромные суммы, растрачиваемые Джослином, могли бы использоваться для обеспечения большего числа служащих заработком и пенсиями.
И тут он услышал Фиону.
— Не будем говорить о такой скучной материи, как деньги, когда мы так близки друг другу!
— Ты права, — согласился Джослин, — никто не может сравниться с тобой, такой нежной, восхитительной, возбуждающей до сумасшествия!
Наступила тишина, и герцог понял, Джослин целует ее.
Медленно, осторожно, чтобы не произвести ни малейшего звука, он спустился по лестнице и вышел в холл.
Надел пальто, взял шляпу и перчатки и вышел в ночь.
По дороге домой он был объят ужасным гневом; казалось, будто все его тело пожирает безжалостный огонь.
Будучи честным с самим собой, он сознавал, причиной этого гнева является не только неверность Фионы.
Самым непростительным было то, что из всех мужчин она выбрала именно Джослина.
Ведь он говорил ей, — конечно же, говорил, — как отвратительно ведет себя кузен.
Она же сочувствовала Джослину, понимала его, становилась подобной ему.
Однако, поступая так, она, видимо, представляла себе выход из проблемы, перед которой стоял герцог.
Если б он женился и у него появился наследник, кузен не смог бы долее шантажировать его, как делал это теперь.
Ведь, заставляя оплачивать его долги, Джослин буквально спекулировал на общественном положении герцога.
Но, как сказал однажды кузен, он не смог бы допустить банкротства наследника герцога, если б он появился.
Шелдон Мур прошел через парадную дверь.
Оказавшись в своем доме, он уже знал определенно, что никогда не женится на Фионе Ночной лакей в холле, явно удивленный столь быстрым возвращением герцога, принял от него пальто.
Герцог поднялся в спальню.
Позвонил в колокольчик, камердинер Дженкинз помог ему раздеться, и он, не произнеся ни слова, лег в постель.
Он лежал в темноте с открытыми глазами.
Он чувствовал себя так, будто потолок обрушился на его голову, когда он меньше всего этого ожидал.
Он был сражен не столько изменой Фионы, сколько проявлением глупости, вовсе не свойственной ему.
В конце концов, пытался успокоить он себя, она имела полное право сделать это.
Они не были связаны ничем.
И в то же время он почему-то верил ее постоянным признаниям в любви к нему.
Она убеждала его вновь и вновь, что он единственный мужчина в ее жизни.
Она тысячи раз повторяла, что никогда не испытывала такого любовного экстаза, какой он дарил ей.
И он верил ей; а как же иначе — ведь он хотел верить этому.
Да и многие другие женщины говорили ему то же самое.
Теперь он понял, каким глупцом был, принимая эти слова за чистую монету.
Муж Фионы слыл волокитой и распутником, таким же, как и Джослин.
Можно ли было поверить, что она осталась несведущим ребенком, которым притворялась?
Герцог мог гордиться своим умом.
Он был незаменимым помощником королевы не только благодаря своему титулу и своей привлекательности.
Многие знали, что королеву Викторию очаровывают красивые мужчины.
И она, конечно, испытывает к нему слабость.
Но она всегда ценила и его ум.
Она часто превозносила его способность в случае необходимости так умело повлиять на иностранного дипломата, что тот соглашался на ее условия.
Когда лорд Биконсфилд был премьер-министром, он говорил то же самое.
— Я всегда могу положиться на вас, ваша светлость, — разоткровенничался он однажды, — зная, что вы добиваетесь того, что нужно вам, а значит, добьетесь того, что нужно мне, — и я очень благодарен вам за это.
Шелдон Мур также доверял своей интуиции, когда шла речь о поиске истины.
Он умел распознавать фальшь и ложь.
И все же Фионе удалось обмануть его.
Он казался себе глупым, неотесанным мужиком.
Что ж, теперь необходимо что-то делать с этим.
Прежде всего не следует подавать виду Фионе или Джослину, что он пробрался в дом и подслушивал у двери ее спальни.
Это было бы в духе лакейской прихожей.
Это выглядело бы ничтожно, а он предстал бы еще большим глупцом, нежели казался самому себе.
Несколько ночных часов ушло на то, чтобы окончательно выработать будущую линию поведения.
Самое главное — не дать заподозрить ни Фионе, ни Джослину, что их связь была обнаружена.
Затем необходимо постепенно, без резких движений вытеснить Фиону из своей жизни.
Ему хватит ума сделать это в достаточной мере тонко.
У нее не будет причин сетовать на его жестокость, а значит, и повода развязать язык охочей до сплетен знати, проживающей рядом с ними в районе Мэйфэйр.
Он пока не решил, каким образом сделает это.
Однако намерение его было неколебимым.
По крайней мере он знал, что не в состоянии будет видеть ее следующим вечером, как они договаривались.
Если они будут ужинать вместе, она наверняка захочет вознаградить его за те ночи, которые он провел без нее.
Ему пришлось бы оказаться в той же кровати, которую сейчас занимает Джослин.
Сама мысль об этом вызывала у него отвращение.
Этого следует избежать любой ценой.
Наконец, прежде чем погрузиться в сон, он вспомнил, что поручил Дженкинзу разбудить его в семь часов.
Когда утром в спальню вошел камердинер, герцог сразу же велел ему сообщить мистеру Уотсону, секретарю, что он отправляется в поместье.
— В Мур-парк, ваша светлость? — изумился Дженкинз.
— Упакуйте все, что мне понадобится, — распорядился герцог. — Мы отъезжаем в десять часов.
К тому времени как он оделся и сошел вниз, мистер Уотсон уже ожидал его.
— Доброе утро, ваша светлость! — сказал он. — Мне передали, что вы намерены выехать в деревню.
— Да, я так решил» — ответил герцог, устремляясь к комнате для завтраков.
— Я уже послал моего помощника в Мур-парк, предупредить о прибытии вашей светлости, — доложил мистер Уотсон. — Но я не имею представления, кого вы, ваша светлость, желаете пригласить туда.
— Я еду один, — заявил герцог.
Ему показалось, что мистер Уотсон с трудом скрывает изумление, и он прибавил, как будто вспомнив что-то:
— Я хочу взглянуть на мой театр. Вы, конечно, в курсе, что мы не определились еще с первыми исполнителями на открытии театра, когда прибудут их королевские высочества.
— Позвольте уведомить вас, ваша светлость, что я составил список самых выдающихся певцов, которых можно было бы пригласить, а кроме того, есть еще чародей-фокусник в одном из музыкальных залов, говорят, он совершает настоящие чудеса.
Герцог промолчал.
Он уже сидел за столом.
Дворецкий с двумя лакеями предлагали ему блюда, которые держали подогретыми в буфете.
Мистер Уотсон направился к двери, не желая мешать господину.
— Я встречусь с вами в кабинете, когда позавтракаю, — молвил герцог. — Между прочим, Уотсон, я хочу, чтобы вы поехали со мной в Мур-парк.
Мистер Уотсон не поверил своим ушам: герцог почти никогда не предлагал сопровождать его в деревню, когда развлекал там гостей.
В таких случаях он обычно не нуждался в своем секретаре.
Он всегда говорил, что хочет скрыться в деревне от множества официальных обязанностей, заполняющих его жизнь в Лондоне.
Различные дела требовали его присутствия в Букингемском дворце и Виндзорском замке .
Обращался к нему с официальными поручениями принц Уэльский, который иногда нуждался и в дружеской помощи герцога.
Премьер-министр тоже часто требовал его присутствия.
Он был нужен министрам для посещения бесчисленных конференций и торжеств.
Особенно тех, в которых был заинтересован государственный секретарь по международным делам.
За последние несколько лет герцог провел много времени за пределами Англии.
Он побывал не только в странах Европы, включая Россию, но также в Америке и Африке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15