С прошлым покончено, будущего у нас нет, а в настоящем позволь еще раз сказать тебе, что ты прекрасно выглядишь и что эта диадема, которая стоит несколько тысяч золотых гиней, безумно идет тебе.
— Перестань, Хью-го. То, что ты говоришь, отвратительно, — резко ответила Анастасия.
Она сняла с головы диадему и небрежно бросила ее на столик. Без нее она выглядела моложе и привлекательнее, так как сверкающие бриллианты не отвлекали внимание от обольстительного призыва ее миндалевидных глаз и приглашения пунцовы:; полураскрытых губ к страстному поцелую.
— Нам есть о чем поговорить, — мягко проговорила она, — не о прошлом, не о будущем, а о сегодняшнем дне. Мы снова вместе. Тебе кажется, что ты не любишь меня, но, так или иначе, мы связаны невидимой нитью, чем-то таким, что притягивает нас друг к другу, и ты не сможешь отрицать этого.
— К чему отрицать? — отозвался Хьюго. — Ты не изменилась, Анастасия. Ты всегда хотела того, что было трудно достать. Сейчас у тебя есть деньги, положение, титул — все, кроме меня, поэтому тебе нужен я. Увы, слишком поздно. Я уже не твой раб, который бежит к тебе, как только ты поманишь пальцем. Я больше не склонюсь покорно у твоих ног в ожидании милостей, которыми ты одаришь меня, если я угожу тебе, или которых лишишь меня, если я провинюсь. Я свободен, Анастасия, и я не знал об этом до сегодняшнего дня.
— Ты так уверен в этом?
В ее тоне не чувствовалось ни досады, ни уязвленного самолюбия, одно лишь любопытство. Он подумал, что, должно быть, это невероятно красивое создание, испорченное до мозга костей, уже давно не говорило ни с кем откровенно.
— Предположим, — Анастасия подошла ближе к нему, — что ты снова обнимешь меня, поцелуешь с такой же пылкостью, как и раньше. О, Хью-го, каким сильным и властным ты бывал иногда, ты брал меня с животной страстью. Ты думаешь, что после этого ты останешься таким же равнодушным? Неужели ты сможешь смотреть на меня с тем же безразличием, что я слышу в твоем голосе? Правда, я не уверена, что вижу его в твоих глазах.
Хьюго поставил бокал с шампанским.
— Послушай, Анастасия, я не друг твоему мужу и знаком с ним мимолетно, поэтому я свободен от обязательств относительно его чести. Но я придерживаюсь устаревших и глупых убеждений в том, что нельзя соблазнять женщину в постели ее мужа. Поэтому прошу прощения за невежливость, но мне остается пожелать тебе спокойной ночи. В противном случае мы можем наделать глупостей, о которых впоследствии пожалеем.
— Нет, Хью-го, мы ни о чем не пожалеем, — твердо сказала Анастасия, — и не переживай, что тебе придется соблазнять меня в постели моего мужа. У меня нет больше мужа, я просто ношу его имя.
Хьюго показалось, что Анастасия придвинулась еще ближе к нему, и он отступил назад.
— Что ты хочешь этим сказать, черт побери? — спросил он.
— То, что лорд Уилтшир на тридцать лет старше меня, и ты это прекрасно знаешь. Он гордится мной и дает мне все, что я пожелаю, но не особенно интересуется мной как женщиной. Я всего лишь одно из его приобретений, и, если бы ему пришлось сделать выбор между мной и своими лошадьми, я догадываюсь, что бы он предпочел.
— Это не мое дело, — бросил Чеверли.
Анастасия рассмеялась. Ее позабавила реакция Хьюго.
— Хью-го, что с тобой случилось? Раньше ты не отличался строгостью нравов! Твои поклонницы, в том числе и леди Джерси, ни за что не поверили бы, что ты вдруг стал таким святошей. Что случилось с тем дамским угодником, который не пропускал ни одной юбки и о похождениях которого шептались во всех будуарах? Мужчины никогда не меняются или ты просто трус, который прячется за смелыми словами?
— Тебе не удастся снова сделать из меня посмешище, Анастасия, — ответил Хьюго. — Спокойной ночи! Ты сделала свой выбор пять лет тому назад.
Слава богу, в мире есть и другие женщины.
Он повернулся и направился к двери, но не выдержал и обернулся. Анастасия стояла в конце комнаты, и Хьюго с удивлением увидел, что одна из панелей камина отодвинулась и открыла узкий проем, в котором виднелась лестница. Графиня проследила за его взглядом.
— Лестница ведет прямо ко мне в спальню. Я обнаружила ее, как только поселилась здесь. Очень удобно, не правда ли?
— Что значит «удобно»?
Хьюго подошел к Анастасии. Она выразительно махнула рукой:
— Дорогой Хью-го, неужели ты думал, что я вечно буду оплакивать нашу погибшую любовь, после того как ты меня бросил? У меня старый муж, а я пока молода, Хью-го.
— Будь ты проклята, Анастасия! — горько произнес он, подойдя к ней. — Я знал, что ты никогда не станешь хранить верность, если только тебя не держать в узде.
— А кому удалось бы это сделать, кроме тебя, Хью-го?
— Каких мужчин ты здесь любила? — спросил он, в то время как его пальцы уже сжали ее обнаженные плечи. — Расскажи, мне хочется задушить тебя, ведь ты этого заслуживаешь.
Его руки скользили по ее плечам. Она прижалась к его груди, и он крепко обнял ее, прежде чем осознал, что делает.
— О, Хью-го, Хью-го, — прошептала она. — Я обожаю, когда ты ревнуешь. Накажи меня за то, что я изменила тебе, сделай мне больно, побей меня, только держи в своих объятиях и целуй, потому что я скучала по тебе сильнее, чем ты можешь себе представить.
Он издал приглушенный крик, полный боли и гнева, и их губы слились в поцелуе. Он целовал ее страстно, яростно, с какой-то пугающей животной силой, от которой она задрожала и сильнее прижалась к нему. Затем, пока он не успел опомниться, она легко подтолкнула его и повлекла вверх по узкой лестнице.
Глава 3

Камилла стояла у окна и смотрела на сад.
Недавно зацвела сирень, и теперь, в нежном малиново-белом наряде, кусты казались удивительно красивыми. Легкий ветерок разносил по саду розовые цветки вишни. Кусты жасмина наполняли воздух сладким душистым ароматом.
Она присела на подоконник. Камилла никак не могла налюбоваться домом, к которому была так привязана. Завтра она уедет и оставит здесь все, что ей дорого, что составляло часть ее жизни целых восемнадцать лет.
«Уехать отсюда — словно отрезать руку или ногу».
Камилла безуспешно пыталась подавить в сердце боль расставания.
В течение нескольких недель подготовки к путешествию ей удавалось представать перед отцом с улыбкой на лице. Позади остались поездки в Лондон, где они потратили целое состояние на туалеты, рединготы, шляпки, перчатки, туфли и ридикюли. Большинство платьев казались ей чересчур пышными. Ей не хотелось надевать их, хотя она понимала, что принцессе подобает носить именно такие наряды.
Газ и парча, кружева и атлас, бархат и шелк — у нее было все. Сейчас туалеты упаковывали в огромные кожаные чемоданы для путешествия в Мельденштейн.
— Ненавижу эти тряпки, — шептала про себя Камилла. — Мне нравятся мои старые выцветшие муслиновые платья.
Иногда она казнила себя за неблагодарность. Какая девушка ее возраста не мечтала иметь столь сказочное приданое! Какая невеста не пришла бы в восторг, увидев великолепное белое атласное свадебное платье, украшенное настоящими брюссельскими кружевами, длинным шлейфом с отделкой из горностая и диадемой, которая больше походила на корону и на которой держалась тончайшая кружевная вуаль?
Диадема прибыла только сегодня, вместе с баронессой фон Фурстендрюк, которая должна была сопровождать невесту принца в Мельденштейн в качестве компаньонки. В обязанности фрейлины также входило подготовить Камиллу к ряду церемоний, в которых ей предстояло участвовать по приезде.
На вид баронессе было около пятидесяти лет. Камилла немного побаивалась ее, пока не обнаружила, что фрейлина — неуемная болтушка. Она стремилась как можно быстрее рассказать ей обо всех мельчайших подробностях ее новой жизни в Мельденштейне.
— Вы такая очаровательная невеста, дорогая, — говорила баронесса. — Его королевское высочество будет гордиться вами, а подданные Мельденштейна полюбят вас.
Ее слова несколько согревали душу Камиллы, которую пронизывал холод при одной мысли о том, что ждет ее впереди, тем более что ее родители не будут сопровождать ее в этой поездке.
Леди Ламбурн нездоровилось. Начиная с прошлой недели врач приходил каждый день, но ее состояние улучшалось не так быстро, как хотелось бы сэру Горацию и Камилле. Сейчас лорд Ламбурн находился у жены. Дверь позади Камиллы распахнулась, девушка быстро обернулась, надеясь увидеть врача. Но это оказался отец. Она подбежала к нему.
— Как себя чувствует мама? — спросила она. — Какой диагноз поставил врач?
— Боюсь, что новости неутешительные, — ответил отец. — Доктор Филлипс хочет как можно скорее перевезти твою мать в Лондон, чтобы получить консультацию королевских медиков. По его мнению, они лучше всех разбираются в болезнях сердца.
— Сердце? — переспросила Камилла.
— Да, оказывается, причиной ее, страданий были не только ноги, — пояснил сэр Гораций. — Болезнь гораздо серьезнее, чем мы думали. Ее сердце никогда не отличалось крепостью, и доктор Филлипс чрезвычайно беспокоится за ее состояние.
— О, папа! Я не могу этого слышать! — вскричала Камилла. — Я лучше останусь и поеду с тобой в Лондон.
— Этим решением ты еще сильнее расстроишь свою мать и меня, — ответил сэр Гораций. — Нет, дорогая, о переносе свадьбы и речи быть не может.
Все приготовления завершены, и в Мельденштейне уже вывешены флаги в честь твоего прибытия. Ты не должна разочаровать своего будущего мужа.
— Но, папа, как я могу выходить замуж, все время беспокоясь за маму?
Лицо сэра Горация приняло суровое выражение.
— Со временем ты поймешь, дорогая, что в нашей жизни на первом месте стоят обязанности, связанные с нашим положением в обществе. В театре есть поговорка: «Что бы ни случилось, спектакль должен идти!» Это значит, что актер должен выступать перед публикой, как бы плохо он ни чувствовал себя.
Его личная жизнь никоим образом не должна влиять на его имидж на публике. То же самое касается и нас.
— Это очень трудно, папа, — прошептала Камилла. На глаза у нее навернулись слезы. — Бедная мама так страдает.
— Она будет страдать еще сильнее, если узнает, что ты ведешь себя не так, как того требует твое нынешнее положение. Тебя ждет принц, Камилла, и завтра ты уезжаешь в Мельденштейн.
Сэр Гораций проговорил все это строгим тоном, словно боялся, что Камилла начнет сопротивляться отъезду. Но у нее уже не осталось сил для борьбы.
Она закрыла лицо руками. Сэр Гораций погладил дочь по голове.
— Ты станешь очень важной персоной, дорогая, — продолжил он. — Дни безмятежного детства прошли, твоя мама и я будем гордиться тобой.
— Надеюсь, что так, папа, — отозвалась Камилла.
Ее душили слезы.
Не в силах видеть, как дочь плачет, сэр Гораций решил переменить тему. Он подошел к секретеру и взял со стола какую-то бумагу.
— Я составил список традиций Мельденштейна и правил дворцового этикета. Прочитай их внимательно, пожалуйста. Я прекрасно понимаю, что ты вступаешь в новую жизнь, о которой ровным счетом ничего не знаешь. Но ты росла умной девочкой, и, если ты будешь следовать моим наставлениям, тебе не придется смущаться.
Камилла вынула из кармашка носовой платок и вытерла слезы.
— Спасибо, папа, — поблагодарила она отца.
— Ужин подадут через час, — заметил сэр Гораций, доставая из нагрудного кармана золотые часы. — Надеюсь, что второй наш гость не заставит себя ждать.
— Какой еще гость? — удивилась Камилла. — Разве приезжает еще кто-нибудь?
— Я говорил тебе о нем еще два дня тому назад, — упрекнул девушку сэр Гораций. — Мне казалось, что ты не слушала меня, когда я читал тебе письмо от ее королевского высочества, а сейчас я убедился в правильности своего предположения.
— Прости, папа, нужно было столько всего запомнить.
— Принцесса позаботилась о том, чтобы, кроме баронессы, тебя сопровождал ее племянник капитан Хьюго Чеверли, наш соотечественник. Я считаю решение предоставить тебе английский эскорт проявлением заботы со стороны ее высочества. Ты должна быть благодарна, Камилла.
— Я благодарна, — послушно ответила девушка.
Она решительно вытерла слезы и засунула носовой платок за синий поясок нового муслинового платья, сшитого у модного портного.
— Ты совсем не хочешь узнать про джентльмена, который будет сопровождать тебя целую неделю? — удивленно поднял брови сэр Гораций.
— Извини, папа, — ответила Камилла, с трудом заставляя себя сосредоточиться.
— Как я уже сказал, он племянник принцессы.
Его отец, лорд Эдвард Чеверли, — младший сын четвертого герцога Алвестонского. Очень милый человек, я хорошо его помню. Он умер перед войной, а жена последовала за ним через несколько лет.
— Как интересно, папа, — вставила Камилла, понимая, что отец ждет от нее какой-то реакции.
— Его сын, молодой человек, что приезжает сегодня, отличился на войне. Он служил в полку, который принимал участие в сражениях на Пиренейском полуострове и при Ватерлоо. Я незнаком с ним лично, но слышал, что он довольно известен. Тебе следует осторожно высказываться при нем и, разумеется, при баронессе. Можешь не сомневаться, все твои слова передадут в Мельденштейн.
— Я буду осторожна, — пообещала Камилла.
— Ты знаешь, я приложил все усилия, чтобы сегодняшний вечер прошел гладко. Мне не хотелось бы, чтобы принц считал, что он женится на девушке из обедневшей семьи. Для нас большая честь, что он выбрал тебя, Камилла, но в то же время в нас течет благородная кровь, и мы можем высоко держать голову. Мне кажется, что сегодня мы должны произвести на наших гостей благоприятное впечатление.
— Ты отлично все подготовил, папа, — быстро проговорила Камилла. — Никто не смог бы сделать ремонт в доме так быстро. Сейчас, с покрашенными окнами и новыми потолками, он выглядит так же красиво, как и раньше, когда я была маленькой.
— Я тоже считаю, что рабочие постарались, — согласился с дочерью сэр Гораций. — Конечно, недодедок еще много, но сегодня их уже никто не заметит.
— В саду тоже все красиво, — добавила Камилла, — и как замечательно снова увидеть работников в поле.
— Я уверен, что наш новый управляющий не зря получает большое жалованье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25