Ваше решение окончательное, и вы больше не передумаете?
Э з о п. Окончательное, мой секретарь, и я больше не передумаю. Спасибо тебе за все, и, если это возможно, издай еще две или три мои книги. Хотя, впрочем, издание их уже ничего не изменит, – старик Эзоп так прочно вошел в вечность, что она уже скрипит у него на зубах своим желтым невесомым песком.
Х е р е й. Тогда прощайте, мой господин, времени у нас уже не осталось!
Э з о п. Прощай, Херей! Прощай и ты, милая девушка! Встретимся в вечности, или не встретимся никогда! Идите, не заставляйте старого баснописца плакать в этих мрачных стенах. Тем более, что мне надо беречь силы для новых встреч, которые, я чувствую, мне еще предстоят!

Х е р е й и К о р и н н а уходят.
Э з о п некоторое время остается один.
Появляется А п о л л о н в образе нищего.

Э з о п (всматриваясь в темноту). А, это ты, нищий? Впрочем, я не уверен, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Перестань притворяться, покажи свой истинный облик, не води за нос баснописца Эзопа, его не так-то легко провести на мякине!
А п о л л о н (начинает ерничать и кривляться). Я нищий, обыкновенный нищий, который ежедневно просит милостыню у статуи Аполлона! Я грязный смердящий червь, недостойный развязать шнурок от сандалий такого известного господина, как вы, И все же я еще раз молю: откажитесь от того, что уже вами сделано, признайте первенство Аполлона в этом городе, и вы вновь обретете свободу.
Э з о п (хрипло). Кто ты, нищий? Открой свой подлинный облик!
Н и щ и й (продолжает ерничать). Я нищий, всего лишь нищий! Но, господин, находясь ежедневно у статуи Аполлона, я иногда слышу нечто, чего не слышат другие. Некий шепот, мой господин, некие тайные знаки, которые позволяют мне говорить то, что я сейчас говорю. Всего лишь признание, мой господин, одно лишь признание первенства Аполлона, – без всякого публичного покаяния, и даже без разрушения святилища Мнемозины. Ведь боги, мой господин, так ревнивы, и им так нелегко уступить свое место в душах людей кому-то другому. Признайте старшинство Аполлона, и все чудесным образом переменится. Вы станете героем Дельф, вас будут, как и в других городах, вновь носить на руках, и почитать за величайшее эллинское достояние. Члены Ареопага принесут вам свои извинения, а чернь, как и положено всякой черни, будет боготворить того, кого вчера хотела распять.
Э з о п (выпрямляется, глухо). О, я догадываюсь, нищий, кто ты на самом деле! Я догадываюсь, и отвечаю так, как должен ответить Эзоп: нет, я не изменю ни Мнемозине, ни тем бессмертным Музам, которые и диктуют мне мои эзоповские истории. Аполлон никогда не займет первенства в моем сердце. Слышишь ты – никогда, пусть даже постигнет меня судьба несчастного Марсия!
А п о л л о н (выпрямляясь, распуская по плечам золотые волосы, и принимая свой настоящий облик). Вот как, судьба несчастного Марсия? Сатира, который бросил вызов самому Аполлону, и с которого разгневанный бог живьем содрал кожу, повесив его вверх ногами?! Да будет так, господин сочинитель! и да видят другие боги, что я проявил к тебе невиданное великодушие, пытаясь уговорить наглеца, которого другие давно бы уже повесили вверх ногами!
Э з о п (хрипло, закрываясь руками от сияния, исходящего от А п о л л о н а ). Да будет так, светоносный бог, и да поможет мне Мнемозина достойно вынести то, что мне еще предстоит!
А п о л л о н (зловеще). Да будет так, баснописец Эзоп, ты сам выбрал свою судьбу! Прощай, маленький человек, бросивший вызов богам!

Исчезает.
Э з о п подавлен, некоторое время молчит, в волнении ходит из угла в угол.
Появляется М н е м о з и н а.

Э з о п (поднимает голову, и видит б о г и н ю ; растерянно). Мнемозина…
М н е м о з и н а. Да, мой Эзоп, это я.
Э з о п (падает на колени, и прижимается к ногам М н е м о з и н ы ) . Богиня…
М н е м о з и н а. Ничего, Эзоп, ничего, не надо ничего говорить. Ты уже все сказал своей жизнью, ты уже все сказал своим творчеством, и большего, поверь мне, сказать на земле просто нельзя. Теперь за тебя будут говорить твои книги, и ты будешь вечно жить в них для новых и новых поколений читателей, которые будут воспринимать тебя, как современника. Поверь мне, это и есть бессмертие, по крайней мере один из его вариантов.
Э з о п (поднимает голову кверху). Но богиня…
М н е м о з и н а (прикладывает палец к его губам). Тс-ссс! не говори ничего. Не надо слов, мой Эзоп, побереги силы на завтра, они тебе еще понадобятся для твоего самого последнего слова. Для твоих новых басен, которыми ты напоследок попотчуешь своих палачей. Поверь мне, – они будут сыты этими баснями до конца своих дней. Они, эти басни, застрянут у них в горле, и они не смогут проглотить их до тех пор, пока в конце-концов не испустят дух, видя перед глазами картину убийства баснописца Эзопа. Они, эти басни, навечно застрянут в глотках глупцов и невежд всех эпох, которые не смогут избавиться от тебя, сколько бы они тебя не казнили. Даже если бы каждый день они казнили поэта, который кричит им в лицо правду, корчась от боли и от собственного несовершенства, – даже и тогда они не смогли бы заткнуть всем рот. Ибо пока существуют на свете поэты, я, Мнемозина, богиня памяти, и мои вечные Музы будем диктовать им в тиши бессмертные строки, которые уже никто не сможет забыть. Ты вечен, Эзоп, и о тебе будут помнить всегда!
Э з о п (жалобно). Я немощен, Мнемозина!
М н е м о з и н а. Нет, ты силен, как никто другой. И это неправда, что ты, как та лиса из эзоповой басни, не смог сорвать с лозы свою кисть винограда. Это не так, Эзоп, ибо ты в конце-концов все же сорвал ее, написав свои бессмертные строки. А все остальное: любовь женщин, нормальный человеческий облик, семья, дети, спокойная мещанская жизнь, лишенная бурь и страстей, – оставь все это другим. Не будь слишком жадным, надо же и им, несчастным, иметь хоть что-то, ведь тогда у них не останется вообще ничего. А это, согласись, будет несправедливо.
Э з о п (сквозь слезы). Так ты считаешь, что моя жизнь все-таки удалась, и я все же сорвал с лозы эту проклятую виноградную гроздь?
М н е м о з и н а (тоже сквозь слезы). Да, мой Эзоп, да, твоя жизнь удалась, и ты, вопреки всему, все же сорвал с лозы эту чертову виноградную гроздь. А потому я удаляюсь с уверенностью, что помогла тебе всем, чем только могла, и полностью сыграла свою роль водителя Муз. Мы, мой Эзоп, были достойной парой на этой сцене под названием жизнь. Прощай, и не бойся того, что будет завтра. Любимцу богов не следует бояться уже ничего. Будь тверд в своих убеждениях, и боги не оставят тебя никогда!

Целует его в голову, медленно отходит назад, исчезает во тьме .
Э з о п некоторое время стоит на коленях, потом поднимается, и смотрит в ту сторону, куда ушла М н е м о з и н а.
Появляется п и ф и я.

Э з о п (отшатываясь назад). Это ты? Но зачем, для чего смущаешь ты дух баснописца Эзопа? Разве мало тебе того, что завтра меня казнят, что еще хочешь напророчить мне ты, черная ведьма?
П и ф и я (зловещим голосом).

Белые мухи,
Черные вороны,
Вейтесь над нами,
Кружитесь в веселье!
Пойте победную песнь
Свету, любви, божеству!
Бог светоносный придет,
Кровью испачкан весь рот,
Смерть осквернителя ждет,
Враг от судьбы не уйдет!
Тянутся нити судьбы,
Прялка чуть слышно жужжит,
Скоро окончится срок,
Кровью умоется бог.
Бог светоносной судьбы,
Бог небывалых затей,
Будут дарованы всем
Радость, печали и смерть.
Белые мухи,
Черные вороны,
Вейтесь над нами,
Кружитесь в веселье!
Пойте победную песнь
Свету, любви, божеству!
Бог светоносный придет,
Кровью испачкан весь рот,
Смерть осквернителя ждет,
Враг от судьбы не уйдет!

Умолкает, исчезает в темноте.
Э з о п падает на пол, и лежит неподвижно, вытянув вперед руки.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Утро. Ровная площадка в горах рядом с храмом Аполлона, заканчивающаяся отвесным обрывом. Сбоку слева – новое святилище Мнемозины. Перед храмом треножник, рядом с ним одетая в черное п и ф и я и ж р е ц ы в белых хламидах. Вокруг – т о л п а д е л ь ф и й ц е в , среди них Х е р е й и К о р и н н а с неизменной уже царской короной на голове и в таком же царственном одеянии; здесь же – ч л е н ы А р е о п а г а. В т о л п е то тут, то там мелькает лицо А п о л л о н а. Среди т о л п ы неподвижная М н е м о з и н а в траурном одеянии, похожая на обыкновенную женщину. Рядом с треножником – закованный в цепи Э з о п и молчаливая с т р а ж а.

П е р в ы й м у ж ч и н а. Смотри-ка, весь город собрался посмотреть на казнь этого нечестивца. Давненько не было у нас такого веселого зрелища. Живем, как мухи, от одной кормежки – до другой, от одной подачки, которую выносят нам жрецы Аполлона – до следующей, а в перерывах подохнуть можно от скуки. Нет, что ни говори, а хорошо, что к нам приехал этот нахал, оказавшийся закоренелым преступником. Хорошая казнь на рассвете – это как раз то, что нужно, чтобы немного взбодриться,
В т о р о й м у ж ч и н а. Твоя правда, приятель, живем мы здесь скверно и грязно, обслуживаем заезжих туристов, и ничего, кроме подачек от них, сроду не видим. Разве что бабы какие-нибудь подерутся на рынке, да пифия произнесет свое очередное проклятие, которое, впрочем, никто не сможет истолковать, – вот и все здешние развлечения. Для такого темного города, как наш, казнь иностранца – это истинное спасение, хоть и говорят, что после нее нас постигнут страшные бедствия.
П е р в ы й м у ж ч и н а. Пусть лучше постигнут бедствия, зато немножко взбодримся, и не будем ходить по городу, как сонные мухи,
В т о р о й м у ж ч и н а. Твоя правда, приятель, хорошая казнь – это как свежий ветер, подувший с гор, и надувающий паруса неподвижного корабля!
П е р в а я ж е н щ и н а. Ага, попался, голубчик! Сейчас тебя четвертуют и зальют внутренности кипящим свинцом! Будешь знать, как порочить Дельфы перед всей остальной Грецией!
В т о р а я ж е н щ и н а. Да нет, вовсе не четвертуют, а колесуют, а потом повесят на потеху честного народа, чтобы помнил, собака, как писать свои наглые байки! Тоже мне, поразвелось грамотных умников, вот они и разъезжают из города в город, да смущают простой народ, а сами, поставь их на рынке торговать в рыбном ряду, за целый день не заработают и гроша!
П е р в а я ж е н щ и н а. Да уж, такому умнику обсчитать да обвесить кого-нибудь, все равно, что обидеть маму родную. Понастроили университетов, и плодят в них недоносков, а как дойдет дело до драки, да выяснения отношений, то никого из них и близко не будет, кроме разве твоей наглой рожи.
В т о р а я ж е н щ и н а. Ах, это у меня наглая рожа?! Да ты на себя посмотри, старая склочница, ведь у тебя, если честно сказать, и рожи-то вовсе нет, а одно сплошное нахальство!
П е р в а я ж е н щ и н а. Это у меня сплошное нахальство? ах ты, змея подколодная, ах ты, шлюха базарная! вот тебе, вот тебе, получай, старая перечница!

Молча возятся на земле, стараясь выцарапать друг другу глаза и вырвать как можно больше волос.

К р и к и в т о л п е. Пора начинать! Пора начинать! Солнце уже взошло, а мы еще ничего не увидели! Начинайте казнь, а не то мы сами казним этого недоноска!
П р е д с е д а т е л ь А р е о п а г а (поднимая кверху руку) . Тише, жители Дельф, тише, всему свое время. Мы еще не зачитали обвинительное заключение, и пифия еще не произнесла своего очередного проклятия а без этого нельзя казнить человека, пусть он хоть трижды клятвопреступник и богохулец. Быстро, граждане дельфийцы, только мухи роятся на тех кусках жирной падали, что получаете вы ежедневно от жрецов Аполлона. Имейте терпение, и вы дождетесь того, чего так страстно желаете.
Т о р г о в е ц ф и г а м и. Мы желаем справедливости и восстановления попранных прав!
Р а з н о с ч и к в о д ы. Мы хотим, чтобы выскочка получил по заслугам!
П р о д а в е ц п т и ц. Нам не будет покоя, пока этого коротышку не столкнут со скалы. Пока он жив, мы будем чувствовать себя недоносками и лакеями!
С т а р у х а. Смерть собаке! Я сама не своя, пока он здесь еще дышит, я чувствую, что зря прожила жизнь, и не смогу теперь с чистой совестью сойти в преисподнюю!
П р е д с е д а т е л ь А р е о п а г а (добродушно) . Это от того, почтенная женщина, что у тебя, как и у всех остальных, нечистая совесть. Этот заезжий поэт, или, иначе говоря, баснописец, у всех нас пробудил чувство вины. Мы все теперь чувствуем себя лакеями и попрошайками, питающимися, как мухи, со стола Аполлона. Нас всех освободит лишь смерть этого наглеца. К счастью, он еще и смертельно оскорбил Аполлона, и поэтому мы с чистой совестью, не испытывая никакого чувства вины, можем отправить его к праотцам. Этот гордец сам подсказал нам, как нужно действовать.
Г о л о с а в т о л п е. Да, действовать! да, немедленно избавиться от нечестивца! Он разбудил в нас чувство вины, он лишил нас покоя и сна! Только лишь казнь горбуна сможет вернуть нам прежний покой!
П р е д с е д а т е л ь А р е о п а г а (опять поднимая вверх руку). Ну вот, все и сказано, граждане Дельф: мы казним его потому, что потеряли душевный покой, но казнь эта справедливая, и проводится по закону. Теперь самое время сказать свое слово пифии. (Делает знак рукой.)
П и ф и я (выходя вперед, устремляя пристальный взгляд на Э з о п а , зловещим голосом).

Мир расступается,
Бездна смыкается,
Все возвращается,
Все открывается!
Тьма надвигается,
С жизнью прощается,
Смерть улыбается,
Путник скрывается!
Вижу проклятия,
Вижу заклятия,
Стоны подземные,
Вопль неприкаянный!
Город рассыплется,
Череп оскалится,
Кости появятся,
Люди развеются!

Падает на землю, и корчится, издавая хрипы и стоны.

П р е д с е д а т е л ь А р е о п а г а. Ну что ж, граждане дельфийцы, как всегда, малопонятно, зато впечатляюще. Теперь остается только произнести приговор. Итак, именем светоносного бога и по решения городского Ареопага, святотатец Эзоп, повинный в бесчисленных преступлениях, о которых нет нужды здесь говорить, ибо они и так всем известны, сбрасывается со скалы в назидание всем остальным!

Ж р е ц ы поднимают вверх руки, и, раскачиваясь из стороны в сторону, начинают тихонько выть.
1 2 3 4 5 6 7