Неожиданностью оказался сам отец Келвин. От давешнего религ-жокея остался только белый костюм с ярким галстуком. За все время разговора проповедник не воспользовался ни единым отработанным жестом, ни одной эффектной интонацией.
Начал Хартли с извинений, и прозвучали они совершенно искренне:
— В последнее время я постоянно подвергаюсь серьезным стрессам. Конечно, это не извиняет моей вчерашней грубости, но, я надеюсь, вы найдете возможность понять и простить меня. Я очень волнуюсь за мальчика.
Малдер был заинтригован. Он ни разу в жизни не видел коммивояжера, который мог бы вести себя как нормальный человек больше пяти минут.
— Почему вы захотели с нами встретиться? — спросил он напрямик.
— Мне нужна ваша помощь, — так же напрямик ответил священник. Перевел взгляд с агента на его напарницу и обратно. — Сэмюэлу грозит суд по обвинению в убийстве.
Фокс пожал плечами:
— Я думаю, вам нужен хороший адвокат.
— Сэмюэл ни в чем не виноват.
— Почему вы так думаете? — хладнокровно поинтересовался Призрак.
— Потому что он — мой сын! — возвысил голос Хартли. Полушепотом.
— Мне почему-то кажется, что на присяжных этот аргумент не подействует, — ухмыльнулся Фокс. — Как и признание самого Сэмюэла.
— Вы должны понять одну вещь: Сэмюэл — очень сложный молодой человек, — тихо и медленно заговорил Хартли, подбирая слова, — его переживания куда глубже, чем у обычного человека. Он чувствует как никто другой. Для него булавочный укол может стать зияющей раной. Он черпает свою силу из способности чувствовать и сопереживать. Люди вроде Мориса Дэниэлса боятся силы и в слабости своей, постыдной для ложной гордости, пытаются уничтожить нас.
Как ни странно, на этот раз высокий стиль показался Малдеру вполне уместным.
Скалли же уловила в рассказе священника ниточку, которая могла оказаться полезной для расследования:
— Почему вы заговорили о шерифе Дэниэлсе? — спросила она.
— Это не секрет, — вздохнул Хартли, — он пытался добиться, чтобы «Министерство чудес» закрыли. Он пытается закрыть меня уже десять лет — с тех пор, как я впервые раскинул свой шатер проповедника.
— Почему же все уверены, что ваше «Министерство» — обман?
— Потому что в людях нет веры, — спокойно и уверенно ответил Хартли. — Взять, например, того же шерифа Дэниэлса. Его жена страдает от артрита, тяжелого и в высшей степени болезненного. Ее конечности искривлены, как древесные корни. Однако в «Министерство» он ее не пускает.
— В свете последних событий я легко могу его понять, — Скалли, скорчив гримаску, сочувственно покачала головой.
По круглому лицу проповедника скользнула боль:
— Я не знаю, как умерли эти бедные люди. Я не могу этого объяснить даже себе. Именно поэтому я прошу вас быть сегодня вечером в «Министерстве», чтобы вы своими глазами видели, как Сэмюэл выполняет долг, возложенный на него Господом.
Малдер вдруг перестал слышать отца Хартли. На лужайке за окном стояла маленькая черноволосая девочка в красном платье.
— Я могу рассчитывать, что вы будете? — настаивал священник.
— Думаю, да, — ответила Скалли и обернулась к напарнику: — а ты что скажешь?
Черные волосы и красная юбка развевались на ветру. Девочка выжидающе смотрела Малдеру прямо в глаза. «Саманта!» — беззвучно произнес Фокс и выбежал наружу.
Никого.
Ни следа красного платьица.
Только зелень травы и песчаные дорожки — куда ни посмотришь. И еще парнишка в рабочей одежде, возившийся с бело-снежным лимузином.
— Куда она ушла? — крикнул Призрак.
— Кто? — недоуменно переспросил тот.
— Маленькая девочка.
— Нет здесь никаких девочек, — пожал плечами парень.
Фокс беспомощно крутнулся на месте. Почувствовав чей-то пристальный взгляд, он поднял голову.
На втором этаже, за ажурными стеблями и листьями декоративной решетки, угадывалось лицо — изуродованное синяками лицо юного чудотворца.
— Малдер! — обеспокоенная, Скалли наскоро распрощалась с отцом Хартли и выскочила вслед за напарником. — Что случилось? Ты в порядке?
— Да вот… — маловразумительно ответил Призрак, — девочка тут…
— Какая еще девочка?
— Маленькая, — Фокс был серьезнее, чем на похоронах.
За окном второго этажа уже никого не было видно.
«Министерство чудес»
Кенвуд, штат Теннесси
7 марта 1994
17:20
Зазывалой у входа выступал сегодня Вэнс:
— Братья и сестры, если вы не поможете друг другу, то кто поможет вам? Не скупитесь, не спешите пройти мимо, ваши жертвы угодны Господу! Да-да, и вы, девушка в кресле, — обратился он к молодой женщине, которую везли в инвалидном кресле двое пожилых людей, видимо родители. — Кажется, вы впервые пришли посмотреть на наше «Министерство чудес» и на Сэмюэла?
— Мы прочитали в газете, — заговорила мать девушки, торопливо опуская на поднос купюру, — что…
— Неважно, что пишут в газетах, — перебил Вэнс, — труды Господни да исполнятся. Он вырывает страждущих из лап Диавола и исцеляет больных. Ты слышишь, дорогая?
Калека склонился к самому лицу молодой женщины.
— Но примет ли он меня? — робко спросила она.
— Пожалуй, я замолвлю за тебя словечко. Как тебя зовут, дорогая?
— Маргарет Холлман.
— Ну что ж, Маргарет. Подожди здесь. Я попрошу кого-нибудь, чтобы тебя устроили в первом ряду. Хорошо?
Бедняжка не нашлась с ответом от счастья. Слезы навернулись на ее глаза. Она прижалась к расплакавшейся матери, а потом взяла из рук Вэнса заботливо предложенный стаканчик с кофе и принялась жадно глотать, почти не ощущая вкуса. После стольких лет страдания к ней пришла надежда!
Тем временем в задней части балагана, выполнявшей роль гримерной, разыгрывалась трагедия.
— Я не могу туда выходить! — бессильно, чуть не плача, повторял Сэмюэл, наверное уже в сотый раз. — После того, что случилось, — я просто не могу!
— Господь испытывает веру во всех нас, сынок, — уговаривал его Хартли. — Тебя он выбрал, чтобы исцелять больных. Тебе он послал самое трудное испытание.
— Перестань! — дернулся Сэмюэл. Вскочил и хотел убежать, но Хартли мягко удержал приемного сына, обняв за плечи.
— Ты не должен пренебрегать своим даром, мой мальчик. Не оскверняй его. Я священник, сынок. Это — то, что дано мне. Я призываю людей верить, и, чтобы достучаться до очерствевших сердец, приходится идти на все, — Хартли смущенно улыбнулся. — Устраивать представления, пускать пыль в глаза, надувать щеки. Иначе меня не будут слушать. Иначе тебя не заметят. Ты помнишь, как нас гнали, когда ты пытался излечить людей просто так? Не отворачивайся! Помнишь? Я много раз говорил тебе это и повторю снова. Ты видел их боль и хотел взять ее на себя, но тебя называли попрошайкой и гнали прочь. А теперь мы заставили их платить, они умоляют, - он не смог сдержать издевательскую нотку в голосе, и Сэмюэл прекрасно знал почему, — чтобы им позволили заплатить, они благодарны за это, и они верят, что если они заплатили, то не зря. Но главное — они приходят к тебе, они видят твои чудеса и начинают верить. И ты не имеешь права бросить свою ношу, сынок, как бы она ни была тяжела. Я не могу разделить ее с тобой. Ты проводник силы Господней, а я твой провозвестник. Я умею произносить проповеди, и меня слушают. Но все проповеди на свете не сумеют вызвать даже маленькое чудо.
Только сейчас священник и юноша обратили внимание на присоединившегося к ним Вэнса, уже давно слушавшего страстную речь. Хартли вложил обтянутую перчаткой ладонь калеки в забинтованные руки чудотворца.
— Вот этот человек, жизнь которого ты спас. Он был мертв — как камень, как земля. Ты вернул его к жизни. Это невозможно объяснить, ты сам не можешь объяснить, что ты делаешь. Все, что ты мне рассказывал, — лишь попытка человеческого разума дать описание тому, что человеческий разум постичь не в силах. Но ты это делаешь. Ты творишь чудеса, сынок…
Мальчик посмотрел в лицо старику. Для него это лицо не было отталкивающим. Это было лицо верного спутника, заботливого помощника. Год за годом Леонард Вэнс следовал за проповедником и его приемным сыном, как преданный цепной пес.
— …Я призываю его в свидетели величия и щедрости Бога, — не отступался Хартли. — Вот он, живое подтверждение твоей целительной силы.
— Сэмюэл, — веско сказало живое подтверждение, — все ждут только тебя.
Все ждали… Сэмюэла? Нет. Зрители уже дошли до того состояния, когда толпа превращается в единое целое, без остатка расплавив составляющие ее индивидуальности. Хор сбился в последовательности музыкальных номеров и тянул джазовое «Аллилуйя», стараясь лишь не потерять ритм. Зрители, потные, разгоряченные, давно отбили себе ладоши, давно охрипли, прослезились — и осушили слезы, познали экстаз — и усталость — и снова экстаз…
Чтобы взобраться на следующую ступеньку возбуждения, им был нужен проводник.
И он появился. Человек в ослепительно белом костюме, с блестящими глазами
и завораживающей белозубой улыбкой. Он шагнул на красную ковровую дорожку, протянувшуюся посередине зала, словно с экрана телевизора или страницы дорогого журнала:
— Да! Да! Да! Это действительно «Министерство чудес»! Вы пришли к нам! Аллилуйя! Славься, Господи! Сегодня Бог здесь, с нами. Я чувствую его присутствие.
…Малдер и Скалли сидели в восьмом ряду, у центрального прохода. Призрак терпеливо смотрел на сцену. Перед его тоскливой физиономией материализовалась тарелочка. К сожалению, одноразовая, а не летающая. Малдер с недоумением смотрел на пластиковый кружок — до тех пор, пока милая барышня, державшая тарелку за донышко, не сообразила, что от этого «тормознутого» ничего путного не дождешься.
— Передайте дальше по ряду, пожалуйста, — мило улыбнулась она.
Фокс очнулся, взял опознанный предмет и протянул Скалли. Та незамедлительно осчастливила соседа справа.
— Чудеса, видимо, стоят недешево, — хмыкнула она, мельком покосившись на мятую купюру, немедленно опустившуюся на тарелку.
— Господь — здесь… — очень тихо сказал отец-шоумен, оглядывая аудиторию. — Он здесь, с нами… — и во всю мощь концертных колонок выкрикнул: — Чтобы исцелять!
Переждав гром аплодисментов, визг и восторженные вопли, Хартли снова заговорил негромко, искусно играя интонациями:
— Я хочу представить вам одного человека. Человека, который видел лицо Господа. Однако восхождение в мир иной не принесло ему успокоения, потому что Господь воззвал к нему и приказал вернуться, чтобы продолжить труды на земле. Я собственными глазами видел этого человека мертвым — и этими же глазами я видел, как он вернулся. Мы все ждем Сэмюэла, он выйдет сейчас из этой двери и предстанет перед вами. Но сначала вы услышите живое доказательство того, что Господь творит чудеса, — Хартли подошел к уродливому калеке и положил руку на его плечо.
Малдер вздохнул.
Голос святого отца потеплел, аж залоснился от непреходящей любви:
— Дамы и господа, братья и сестры, перед вами — наш возлюбленный Господом друг Леонард Вэнс.
Рука в черной перчатке неловко перехватила микрофон. Хартли отошел назад и набожно сложил руки на груди.
— Как сказано у Иоанна в главе третьей, — заговорил калека, — никто не может творить чудеса, если с ним нет Господа Бога. Человек, которому я обязан своей жизнью, — это Сэмюэл Хартли, и он сегодня придет сюда, чтобы дать вам исцеление.
Малдер тоскливым взглядом обвел толпу. Ничего привлекательного в ней не было, и быть не могло. Даже на футбольных матчах зрители ведут себя интеллигентнее. Судя по внешнему виду, ни одного представителя Homo Sapiens в зале не было. Особо впечатлительные дамочки бились в истерике. Остальные вели себя немногим лучше.
На фоне белого полотнища мелькнуло красное пятно. Фокс дернулся. У противоположной стены стояла черноволосая девочка в красном платьице и выжидательно смотрела на своего непутевого старшего брата.
— Леди и джентльмены! — торжественно провозгласил проповедник. — Вот он — Воин Господень Сэмюэл Хартли.
Фокс вскочил и, не обращая внимания на окрик Даны, ломанулся через колени, головы и плечи сидящих. Его оттерли назад, и он бросился в соседний ряд. Саманта!
Тем временем Сэмюэл начал обход больных, сидящих в первом ряду. Двигался он неловко, скованно. Ему всегда тяжело было переносить скопление множества страдающих людей, а во время сеанса исцеления предстояло ощутить каждую боль «крупным планом». Он сутулился под грузом, давившим на его еще мальчишеские плечи. Это отец Хартли мог позволить себе артистизм и легкость движений. Сэмюэл старался ступать так, чтобы в случае чего не упасть — если накатившая с новой волной боль окажется слишком сильной.
Он склонился над сидящей первой в ряду девушкой-инвалидом, охватил ладонями ее голову. Боль… Позвоночник… Узкий стакан катится по подоконнику, оставляя за собой дорожку воды, на секунду задерживается у края — и падает, кувыркаясь… А следом, не удержавшись, падает ребенок, плашмя, неловко, падает и не встает… Как же так?.. Здесь же совсем невысоко…
— Господь исцелит тебя, — произнес он слова, так и не ставшие для него привычными.
Сегодня весь первый ряд заняли инвалиды, не способные передвигаться самостоятельно. Конечно, тому, кто страдает сильнее, помощь нужна в первую очередь, но застарелые боли поддавались Сэмюэлу тяжелее всего. Обычно одного прикосновения не хватало, больной должен был приходить снова и снова и ни в коем случае не терять веры в выздоровление…
Тех, кто пришел — кого привезли — сегодня, Сэмюэл видел впервые. В их сердца еще не закралось сомнение или разочарование, и они с готовностью подставляли склоненные головы под целящие руки мальчика.
— Почувствуй силу Господню, — пробормотал чудотворец, прикасаясь ко второму пациенту, угрюмому мужчине средних лет, и тот зашептал простенькую, выученную в детстве молитву.
Прошло несколько секунд. Сэмюэл напрягся — и глухо застонал, выдергивая из тела больного застарелый комок злобы, оставшийся от давнишнего пинка отчима. Мужчина, еще не понимая, что произошло, обмяк в кресле. Сэмюэл не стал говорить ему, что дальнейшее выздоровление уже не во власти чудотворца, — то, что должен был сделать Господь, было сделано.
1 2 3 4 5 6 7