https://wodolei.ru/catalog/mebel/komplekty/
«Вот сейчас этот парень попал „в одно из мгновений“, — незаметно улыбнулся полковник. — Видит перед собой не российского генерала, а начальника гестапо». Он скосил глаза на Ленца: тот сидел, на взгляд Михаила Васильевича, с малость глуповатым лицом, действительно, как на очной ставке или опознании, не зная, что услышит. Просто ждет. Неодолимо тянуло встать, подойти к «чахоточному» и сказать, указав на Ленца-Мюллера: мол, он свой человек — Герой России, правда, но не сделал ничего дурного, просто мы так — от делать нечего — развлекаемся.
— Представьтесь и присаживайтесь, — попросил генерал суховатым голосом.
— Старший сержант запаса Николай Реутов! — по-военному четко отрапортовал гость.
— Присаживайся, Николай, — повторил Ленц, переходя на «ты». — И разреши пару-тройку вопросов. В 1997 году ты был зачислен на курс спецподготовки.
— Так точно, товарищ генерал армии!
— Да не ори ты, господи боже мой! Ты ж не в казарме! Называй меня по имени-отчеству: Игорем Александровичем. Что можешь сказать о погибшем экипаже? Помнишь тот случай?
— Так точно, Игорь Александрович!
«Господи...» — простонал генерал, чувствуя зуд в ушах. Кроме хозяина, в этом кабинете никто так не орал.
— Я подскажу направление: чем он отличался от остальных? От экипажа, в котором был ты? Сразу не отвечай, немного подумай.
Было видно, что сержант не может сосредоточиться, находясь в столь высокой компании. Он вошел в кабинет, на двери которого не было (как и во всем «Аквариуме») вывесок или табличек, гадал, наверное, кто перед ним. Разгадка была немного размытой: кто-то из высших чинов самой секретной и закрытой из разведок мира. Этот простой смертный боялся подумать, что находится в компании самого высшего чина ГРУ. А Ленц и не думал хоть на секунду оставлять сержанта один на один со своими мыслями: ну, там, подойти к стене, поглазеть на карту, подозвать подчиненного, потыкать куда-нибудь пальцем... Генерал сидел все в той же позе группенфюрера и неотрывно смотрел на сержанта, на его взволнованное лицо и вспотевшие ладони, которые тот нервно потирал.
— Слушаем тебя, Николай, — наконец разрешил Ленц. Именно разрешил, наверняка зная, что сержант без приказа и рта не раскроет.
— Да, я вспомнил, конечно, — сказал Реутов чуть хрипловатым голосом. — Тот экипаж был первым. В смысле — лучшим, — уточнил он.
Генерал и полковник обменялись многозначительными взглядами.
— Бойцы этой группы раньше проходили службу в одном подразделении? — спросил Артемов.
— Насколько я помню — нет.
— Состав экипажа менялся во время курсов?
— Нет, — с небольшой запинкой ответил Николай.
— Чем они отличались от других курсантов? Может, физической подготовкой? — пришел на помощь Михаил Васильевич. — Лучше владели оружием, преуспевали в других дисциплинах?
— Да, наверное, так можно сказать.
— Они общались с другими курсантами?
— Как это?...
Артемов перефразировал вопрос:
— Не были ли они замкнутыми, как бы заключенными в своей среде, в кругу экипажа?
— Я уже не помню, — Николай Реутов выжал на скованное лицо смущенную улыбку. — Шесть лет прошло...
— Чувство зависти, ревности они не вызывали? — принял эстафету генерал. — Как относились к ним инструкторы — не было ли послабления к этому экипажу? Если да, то кто из офицеров военно-морской базы в этом вопросе был заметнее, что ли? Но прежде ответь на следующий вопрос: кто комплектовал экипажи?
— Я не знаю. Когда нас впервые выстроили на плацу, у старшего инструктора уже были списки. Точнее, нас по ним выстроили. «Коробочками», — уточнил сержант, показывая руками, — по шесть человек в каждой. Насчет ревности... не знаю. Лично я ничего такого не испытывал. В любой воинской части есть первая рота, первый взвод...
— А есть четвертая рота... — продолжил начальник разведки. — Я понял тебя. А кто из офицерского состава центра благоволил им?
— Не знаю — может, мне показалось... — замялся Реутов. — Были два офицера, которые общались с экипажем и после занятий.
— Назови их...
Показания второго гостя почти ничем не отличались от первого. Правда, второй бывший курсант «Дельты» не был так напряжен. Его припухшее лицо и воспаленные глаза говорили о его пристрастии к спиртному. Артемов даже удивился, что тот не попросил за услугу на пол-литра. Взгляд несостоявшегося профессионала расшифровывался легко: «Поговорите со мной не под запись, а под закусь, я вам такое порасскажу!...»
— Даже не знаю, хочу ли, чтобы мы ошиблись или оказались правы, — сказал генерал подчиненному после непродолжительного молчания. — Давай-ка я послушаю, что ты там планируешь.
— Я? — фальшиво удивился Артемов.
— Нет, я.
— Я ничего не планирую.
— Так планируй! Неужели ты думаешь, что к этому делу я подключу другого оперативника? Одного тебя, прозорливого, много. Даю тебе два дня и доступ к архивам. Понадобится помощь — обращайся немедленно.
— А кое-какие соображения можно высказать?
Ленц посмотрел на настольные часы:
— Только коротенько. — Через двадцать минут он запланировал совещание. В связи с этим Игорь Александрович усмехнулся. Лет пять назад на одной из «консисторий», проходившей в конференц-зале «Аквариума», присутствовал и Артемов — аккурат когда добавил к своей майорской звезде еще одну. Можно сказать, Ленц видел его впервые. В ту пору к Артемову прилепилось обидное до некоторой степени прозвище — Адъютант. Может, потому, что Артемов был исполнителен, если не сказать — вышколен. Наверно, и за его привычку сидеть с прямой, как у телеграфиста, спиной, поправлять аккуратно подстриженный висок — но без тени рисовки. Даже его вопросы и ответы всегда были созвучны, что ли, его облику и жестам: короткие, лаконичные. Выслушивал он собеседника, всегда глядя тому в глаза, с чуть склоненной к плечу головой и почти не мигая, в чем крылось иногда сухое, но больше — ироничное внимание. У него была не притягивающая, однако и не бездушная улыбка, да и серовато-голубые глаза особо не располагали дружелюбием.
Кое-что, конечно, осталось от того Артемова, но в основном, «матерея» с годами, он подрастерял свои индивидуальные качества.
Так вот, перед каждым членом оперативки стояли пепельница, бутылка с минеральной водой, блокнот для рабочих записей, пара остро оточенных карандашей. Генерал заметил, что «новичок» что-то скоро строчит в блокноте, бросая короткие взгляды на участников летучки. Когда совещание закончилось и все разошлись, Ленц открыл блокнот новоявленного подполковника... Оказалось, что Артемов упражнялся в составлении кратких характеристик, даже достиг значительных успехов на этом поприще. Так, по его вольному определению, смуглолицый оперативный офицер в чине полковника, башкир по национальности, — «тот же татарин, только дикий». Ухоженный генерал-майор из политуправления — «декан кафедры половых сношений института Связей; профессиональный мужчина». Начальник архивного отдела: «старый конь на испорченной борозде». Тучный, с пивным животом первый зам начальника ГРУ: «все подружки по кружке, а я, дура, с бидоном». «Вася из Москвы и Коля из овощного киоска» — эта запись касалась тихого и незаметного начальника отдела управления военных технологий и его заместителя. О себе генерал Ленц прочел следующее: «Заклюёт!» Дальше шла многозначительная приписка: «Отец за сына».
Он все еще держал книжицу в руках, когда дверь открылась и на пороге появился Миша Артемов. «Забыл что-нибудь, сынок?» — любезно осведомился начальник разведки, похлопывая рабочим блокнотом по ладони.
А этот стервец даже не смутился.
Вообще Ленцу нравились такие, как Артемов. «Общение на грани», — вывел он свою формулировку. Хотя излюбленным, что ли, выражением генерала армии было — «пороговое». Вроде — «вопрос, граничащий с пороговым».
— Только коротко, — повторил Ленц.
— Дело явно стоит мессы, товарищ генерал, и мне кажется не лишним послать в «Дельту» одного человека. Под видом инструктора.
— То есть внедрить, — уточнил генерал, подумав: «Не поздновато ли?»
— Не совсем. В данном случае классический вариант не подходит. Попробуем сыграть тоньше. Но от внедрения не откажемся.
— Как это понимать? — спросил начальник разведки. Ведь только что он услышал, что «классика тут не катит».
Полковник, чувствуя перевес на своей стороне, взял внимание не только продолжительной паузой, но и опущенными глазами.
— Мы ставим перед собой задачу — выйти на заказчика. Про исполнителя разговор отдельный. Я предлагаю следующее. Во-первых, мне нужно смотаться в центр — выяснить кое-какие детали. Дальше...
Разведчик говорил долго, в течение четверти часа. Когда он закончил, удивленный генерал спросил:
— Думаешь, твоя программа сработает? Мне кажется, ты живешь переизбытком планов, Михаил Васильевич.
Полковник ответил с придыханием Егора Гайдара:
— Отнюдь...
— Я дал тебе два дня, а ты за двадцать минут родил план многоходовой операции...
— Двадцать минут? Да я ночь не спал!
— Ладно. Как насчет названия — «Жасмин-2»?
Полковник пожал плечами: «Какая разница? Дело не в названии».
Собираясь в конференц-зал, Ленц поправил галстук перед зеркалом и «по-раскольнически» остановил полковника:
— Погоди, вместе выйдем.
«Одним притвором», — перевел-дополнил Артемов.
— Ты начал проверять личности «экипажа-97»? — на ходу спросил генерал, пропуская впереди себя полковника. — Не тяни с этим делом...
Ответ на запрос обескуражил даже начальника военной разведки, повидавшего на своем веку немало. Но главный сюрприз ожидал их впереди. Они не могли просчитать такого развития событий — наверное, мешала логика. Хотя вывод напрашивался сам собой. Он вытекал из прошлого.
Глава 2
Межболотное дефиле
(начало)
Прикаспийская низина, 47' восточной долготы, 45° северной широты,
26 июня 2003 года, четверг
...Так камыш не шумел ни в одном самом пьяном хоре. Он сплошной, шелестящей на ветру стеной стоял на пути группы морского спецназа, пускал зеленые и желтые лезвия навстречу; куда ни протяни руку, везде наткнешься на предательски острый «местный бамбук», как в сердцах обозвал эту сплошную ядовито-зеленую поросль командир группы Сергей Климов. Не спасали перчатки с обрезанными пальцами: они превратились в лохмотья, как и камуфлированная под местность одежда спецназовцев. Вот теперь она точно стала камуфлированной — злился головной группы и грязный как черт Алексей Бережной по кличке Земля. Он срубал камыш боевым мачете, прорубая товарищам дорогу; спецназовцы шли цепочкой, один за другим — о том, чтобы в этом болотном аду, кишащем гнусом и слепнями, разбиться хотя бы на две подгруппы, и думать было нечего.
Солнце палило нещадно. Влажность стояла страшная. Одежда не сохла третьи сутки, которые группа Клима находилась в рейде. Лица бойцов покрыты саднящими волдырями — работа подсоленной местной водички и кровососов всех мастей — натуральный каспийский грим, ложится естественно и надолго, не чета никакому натовскому или «штатовскому».
Бережной выдохся и повалился на траву. Перевернувшись на спину, начальственно бросил, словно был командиром:
— Перекур.
Рядом растянулись, как недобитые петлюровцы, сержант Василий Серегин по кличке Серьга и радист группы Леонид Гардин — Эфир. За ними остановились последние трое бойцов лодки, включая командира.
— Ну, чего вы разлеглись как свиньи! — донесся до Бережного голос командира экипажа.
— Не припав к земле, не услышишь топота бизонов, — хрипло отозвался Бережной и глотнул теплой тошнотворной воды из фляги. Срубив тоненький росток ненавистного тростника, Алексей сунул его в рот и толкнул локтем Серегина: — Серьга, слышал про Лету?
— Про кого?
— Темнота! Греческая река мертвых.
— Ну?
— Вот и ну. — Бережной снял с головы бандану и отер раскрасневшееся припухшее лицо. На нем ярким контрастом выделялись его живые и черные, как у цыгана, глаза. — Хлебнешь той водички и забудешь напрочь, кто ты есть на самом деле. Наш команданте уже нахлебался. Забыл, что командует «по доверенности». — Земля коротко хохотнул и покрутил у виска пальцем: — Он ни хера не врубился, куда мы идем! Ему туроператор нужен.
— Земля, — повысил голос старший сержант, — если захочешь помолчать — не стесняйся.
Бережной подмигнул снайперу:
— Он думает, что его командирский голос меня раздражает. Наивный.
Клим тем временем, разложив на коленях карту, закатанную в полиэтилен, и сверяясь с компасом, определял местоположение отряда. От места предыдущего привала они продвинулись не намного, километра на полтора строго на юг. Еще с полкилометра — и откроется очередная протока — узкая, как канализационный сток, и такая же смердящая, одна из двух десятков, что они прошли, одна из тысячи, что змеились в этом проклятом заброшенном краю — северной части Каспия. Одни из них выходили к морю, другие переплетались между собой, порой образуя небольшие озера. Как в карело-финских шхерах, где Клим бывал не однажды. И всякий раз, углубляясь в их хитросплетения, его посещала мысль: еще один поворот, излучина, ерик, похожие друг на друга как две капли, и он навсегда останется блуждать в шхерах страны тысячи озер. Страх перед водными лабиринтами давно прошел, но тогда его, пятнадцатилетнего паренька, страхи брали за горло не на шутку.
В самом начале рейда он рассказал об этом товарищам и услышал слегка надтреснутый голос Эфира:
— Да и здесь не сахар. А сахарный тростник...
Чертовы шхеры вымотали донельзя, бесовская растительность угнетала, природа издевалась над спецами, показывая свою бесконечность и не радуя разнообразием ландшафта. С ума можно сойти. Вернешься из рейда, а среди экипажей военно-морской базы начнутся подколки: «Серый, ну как водичка на Черноморском побережье?» Вернешься засушенным кленовым листом, а если говорить про всю группу — то гербарием, мать его!
«Не врубился...» — повторил старший сержант издевательскую, но понятную ему, командиру, подковырку. Но в том-то и дело, что «врубился» — с топографией у Сергея Климова было все в порядке еще на срочной, а здесь, в центре спецподготовки «Дельта», этому искусству учат чуть ли не с первых часов, без этой науки ты не разведчик, а щенок слепой.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5 6
— Представьтесь и присаживайтесь, — попросил генерал суховатым голосом.
— Старший сержант запаса Николай Реутов! — по-военному четко отрапортовал гость.
— Присаживайся, Николай, — повторил Ленц, переходя на «ты». — И разреши пару-тройку вопросов. В 1997 году ты был зачислен на курс спецподготовки.
— Так точно, товарищ генерал армии!
— Да не ори ты, господи боже мой! Ты ж не в казарме! Называй меня по имени-отчеству: Игорем Александровичем. Что можешь сказать о погибшем экипаже? Помнишь тот случай?
— Так точно, Игорь Александрович!
«Господи...» — простонал генерал, чувствуя зуд в ушах. Кроме хозяина, в этом кабинете никто так не орал.
— Я подскажу направление: чем он отличался от остальных? От экипажа, в котором был ты? Сразу не отвечай, немного подумай.
Было видно, что сержант не может сосредоточиться, находясь в столь высокой компании. Он вошел в кабинет, на двери которого не было (как и во всем «Аквариуме») вывесок или табличек, гадал, наверное, кто перед ним. Разгадка была немного размытой: кто-то из высших чинов самой секретной и закрытой из разведок мира. Этот простой смертный боялся подумать, что находится в компании самого высшего чина ГРУ. А Ленц и не думал хоть на секунду оставлять сержанта один на один со своими мыслями: ну, там, подойти к стене, поглазеть на карту, подозвать подчиненного, потыкать куда-нибудь пальцем... Генерал сидел все в той же позе группенфюрера и неотрывно смотрел на сержанта, на его взволнованное лицо и вспотевшие ладони, которые тот нервно потирал.
— Слушаем тебя, Николай, — наконец разрешил Ленц. Именно разрешил, наверняка зная, что сержант без приказа и рта не раскроет.
— Да, я вспомнил, конечно, — сказал Реутов чуть хрипловатым голосом. — Тот экипаж был первым. В смысле — лучшим, — уточнил он.
Генерал и полковник обменялись многозначительными взглядами.
— Бойцы этой группы раньше проходили службу в одном подразделении? — спросил Артемов.
— Насколько я помню — нет.
— Состав экипажа менялся во время курсов?
— Нет, — с небольшой запинкой ответил Николай.
— Чем они отличались от других курсантов? Может, физической подготовкой? — пришел на помощь Михаил Васильевич. — Лучше владели оружием, преуспевали в других дисциплинах?
— Да, наверное, так можно сказать.
— Они общались с другими курсантами?
— Как это?...
Артемов перефразировал вопрос:
— Не были ли они замкнутыми, как бы заключенными в своей среде, в кругу экипажа?
— Я уже не помню, — Николай Реутов выжал на скованное лицо смущенную улыбку. — Шесть лет прошло...
— Чувство зависти, ревности они не вызывали? — принял эстафету генерал. — Как относились к ним инструкторы — не было ли послабления к этому экипажу? Если да, то кто из офицеров военно-морской базы в этом вопросе был заметнее, что ли? Но прежде ответь на следующий вопрос: кто комплектовал экипажи?
— Я не знаю. Когда нас впервые выстроили на плацу, у старшего инструктора уже были списки. Точнее, нас по ним выстроили. «Коробочками», — уточнил сержант, показывая руками, — по шесть человек в каждой. Насчет ревности... не знаю. Лично я ничего такого не испытывал. В любой воинской части есть первая рота, первый взвод...
— А есть четвертая рота... — продолжил начальник разведки. — Я понял тебя. А кто из офицерского состава центра благоволил им?
— Не знаю — может, мне показалось... — замялся Реутов. — Были два офицера, которые общались с экипажем и после занятий.
— Назови их...
Показания второго гостя почти ничем не отличались от первого. Правда, второй бывший курсант «Дельты» не был так напряжен. Его припухшее лицо и воспаленные глаза говорили о его пристрастии к спиртному. Артемов даже удивился, что тот не попросил за услугу на пол-литра. Взгляд несостоявшегося профессионала расшифровывался легко: «Поговорите со мной не под запись, а под закусь, я вам такое порасскажу!...»
— Даже не знаю, хочу ли, чтобы мы ошиблись или оказались правы, — сказал генерал подчиненному после непродолжительного молчания. — Давай-ка я послушаю, что ты там планируешь.
— Я? — фальшиво удивился Артемов.
— Нет, я.
— Я ничего не планирую.
— Так планируй! Неужели ты думаешь, что к этому делу я подключу другого оперативника? Одного тебя, прозорливого, много. Даю тебе два дня и доступ к архивам. Понадобится помощь — обращайся немедленно.
— А кое-какие соображения можно высказать?
Ленц посмотрел на настольные часы:
— Только коротенько. — Через двадцать минут он запланировал совещание. В связи с этим Игорь Александрович усмехнулся. Лет пять назад на одной из «консисторий», проходившей в конференц-зале «Аквариума», присутствовал и Артемов — аккурат когда добавил к своей майорской звезде еще одну. Можно сказать, Ленц видел его впервые. В ту пору к Артемову прилепилось обидное до некоторой степени прозвище — Адъютант. Может, потому, что Артемов был исполнителен, если не сказать — вышколен. Наверно, и за его привычку сидеть с прямой, как у телеграфиста, спиной, поправлять аккуратно подстриженный висок — но без тени рисовки. Даже его вопросы и ответы всегда были созвучны, что ли, его облику и жестам: короткие, лаконичные. Выслушивал он собеседника, всегда глядя тому в глаза, с чуть склоненной к плечу головой и почти не мигая, в чем крылось иногда сухое, но больше — ироничное внимание. У него была не притягивающая, однако и не бездушная улыбка, да и серовато-голубые глаза особо не располагали дружелюбием.
Кое-что, конечно, осталось от того Артемова, но в основном, «матерея» с годами, он подрастерял свои индивидуальные качества.
Так вот, перед каждым членом оперативки стояли пепельница, бутылка с минеральной водой, блокнот для рабочих записей, пара остро оточенных карандашей. Генерал заметил, что «новичок» что-то скоро строчит в блокноте, бросая короткие взгляды на участников летучки. Когда совещание закончилось и все разошлись, Ленц открыл блокнот новоявленного подполковника... Оказалось, что Артемов упражнялся в составлении кратких характеристик, даже достиг значительных успехов на этом поприще. Так, по его вольному определению, смуглолицый оперативный офицер в чине полковника, башкир по национальности, — «тот же татарин, только дикий». Ухоженный генерал-майор из политуправления — «декан кафедры половых сношений института Связей; профессиональный мужчина». Начальник архивного отдела: «старый конь на испорченной борозде». Тучный, с пивным животом первый зам начальника ГРУ: «все подружки по кружке, а я, дура, с бидоном». «Вася из Москвы и Коля из овощного киоска» — эта запись касалась тихого и незаметного начальника отдела управления военных технологий и его заместителя. О себе генерал Ленц прочел следующее: «Заклюёт!» Дальше шла многозначительная приписка: «Отец за сына».
Он все еще держал книжицу в руках, когда дверь открылась и на пороге появился Миша Артемов. «Забыл что-нибудь, сынок?» — любезно осведомился начальник разведки, похлопывая рабочим блокнотом по ладони.
А этот стервец даже не смутился.
Вообще Ленцу нравились такие, как Артемов. «Общение на грани», — вывел он свою формулировку. Хотя излюбленным, что ли, выражением генерала армии было — «пороговое». Вроде — «вопрос, граничащий с пороговым».
— Только коротко, — повторил Ленц.
— Дело явно стоит мессы, товарищ генерал, и мне кажется не лишним послать в «Дельту» одного человека. Под видом инструктора.
— То есть внедрить, — уточнил генерал, подумав: «Не поздновато ли?»
— Не совсем. В данном случае классический вариант не подходит. Попробуем сыграть тоньше. Но от внедрения не откажемся.
— Как это понимать? — спросил начальник разведки. Ведь только что он услышал, что «классика тут не катит».
Полковник, чувствуя перевес на своей стороне, взял внимание не только продолжительной паузой, но и опущенными глазами.
— Мы ставим перед собой задачу — выйти на заказчика. Про исполнителя разговор отдельный. Я предлагаю следующее. Во-первых, мне нужно смотаться в центр — выяснить кое-какие детали. Дальше...
Разведчик говорил долго, в течение четверти часа. Когда он закончил, удивленный генерал спросил:
— Думаешь, твоя программа сработает? Мне кажется, ты живешь переизбытком планов, Михаил Васильевич.
Полковник ответил с придыханием Егора Гайдара:
— Отнюдь...
— Я дал тебе два дня, а ты за двадцать минут родил план многоходовой операции...
— Двадцать минут? Да я ночь не спал!
— Ладно. Как насчет названия — «Жасмин-2»?
Полковник пожал плечами: «Какая разница? Дело не в названии».
Собираясь в конференц-зал, Ленц поправил галстук перед зеркалом и «по-раскольнически» остановил полковника:
— Погоди, вместе выйдем.
«Одним притвором», — перевел-дополнил Артемов.
— Ты начал проверять личности «экипажа-97»? — на ходу спросил генерал, пропуская впереди себя полковника. — Не тяни с этим делом...
Ответ на запрос обескуражил даже начальника военной разведки, повидавшего на своем веку немало. Но главный сюрприз ожидал их впереди. Они не могли просчитать такого развития событий — наверное, мешала логика. Хотя вывод напрашивался сам собой. Он вытекал из прошлого.
Глава 2
Межболотное дефиле
(начало)
Прикаспийская низина, 47' восточной долготы, 45° северной широты,
26 июня 2003 года, четверг
...Так камыш не шумел ни в одном самом пьяном хоре. Он сплошной, шелестящей на ветру стеной стоял на пути группы морского спецназа, пускал зеленые и желтые лезвия навстречу; куда ни протяни руку, везде наткнешься на предательски острый «местный бамбук», как в сердцах обозвал эту сплошную ядовито-зеленую поросль командир группы Сергей Климов. Не спасали перчатки с обрезанными пальцами: они превратились в лохмотья, как и камуфлированная под местность одежда спецназовцев. Вот теперь она точно стала камуфлированной — злился головной группы и грязный как черт Алексей Бережной по кличке Земля. Он срубал камыш боевым мачете, прорубая товарищам дорогу; спецназовцы шли цепочкой, один за другим — о том, чтобы в этом болотном аду, кишащем гнусом и слепнями, разбиться хотя бы на две подгруппы, и думать было нечего.
Солнце палило нещадно. Влажность стояла страшная. Одежда не сохла третьи сутки, которые группа Клима находилась в рейде. Лица бойцов покрыты саднящими волдырями — работа подсоленной местной водички и кровососов всех мастей — натуральный каспийский грим, ложится естественно и надолго, не чета никакому натовскому или «штатовскому».
Бережной выдохся и повалился на траву. Перевернувшись на спину, начальственно бросил, словно был командиром:
— Перекур.
Рядом растянулись, как недобитые петлюровцы, сержант Василий Серегин по кличке Серьга и радист группы Леонид Гардин — Эфир. За ними остановились последние трое бойцов лодки, включая командира.
— Ну, чего вы разлеглись как свиньи! — донесся до Бережного голос командира экипажа.
— Не припав к земле, не услышишь топота бизонов, — хрипло отозвался Бережной и глотнул теплой тошнотворной воды из фляги. Срубив тоненький росток ненавистного тростника, Алексей сунул его в рот и толкнул локтем Серегина: — Серьга, слышал про Лету?
— Про кого?
— Темнота! Греческая река мертвых.
— Ну?
— Вот и ну. — Бережной снял с головы бандану и отер раскрасневшееся припухшее лицо. На нем ярким контрастом выделялись его живые и черные, как у цыгана, глаза. — Хлебнешь той водички и забудешь напрочь, кто ты есть на самом деле. Наш команданте уже нахлебался. Забыл, что командует «по доверенности». — Земля коротко хохотнул и покрутил у виска пальцем: — Он ни хера не врубился, куда мы идем! Ему туроператор нужен.
— Земля, — повысил голос старший сержант, — если захочешь помолчать — не стесняйся.
Бережной подмигнул снайперу:
— Он думает, что его командирский голос меня раздражает. Наивный.
Клим тем временем, разложив на коленях карту, закатанную в полиэтилен, и сверяясь с компасом, определял местоположение отряда. От места предыдущего привала они продвинулись не намного, километра на полтора строго на юг. Еще с полкилометра — и откроется очередная протока — узкая, как канализационный сток, и такая же смердящая, одна из двух десятков, что они прошли, одна из тысячи, что змеились в этом проклятом заброшенном краю — северной части Каспия. Одни из них выходили к морю, другие переплетались между собой, порой образуя небольшие озера. Как в карело-финских шхерах, где Клим бывал не однажды. И всякий раз, углубляясь в их хитросплетения, его посещала мысль: еще один поворот, излучина, ерик, похожие друг на друга как две капли, и он навсегда останется блуждать в шхерах страны тысячи озер. Страх перед водными лабиринтами давно прошел, но тогда его, пятнадцатилетнего паренька, страхи брали за горло не на шутку.
В самом начале рейда он рассказал об этом товарищам и услышал слегка надтреснутый голос Эфира:
— Да и здесь не сахар. А сахарный тростник...
Чертовы шхеры вымотали донельзя, бесовская растительность угнетала, природа издевалась над спецами, показывая свою бесконечность и не радуя разнообразием ландшафта. С ума можно сойти. Вернешься из рейда, а среди экипажей военно-морской базы начнутся подколки: «Серый, ну как водичка на Черноморском побережье?» Вернешься засушенным кленовым листом, а если говорить про всю группу — то гербарием, мать его!
«Не врубился...» — повторил старший сержант издевательскую, но понятную ему, командиру, подковырку. Но в том-то и дело, что «врубился» — с топографией у Сергея Климова было все в порядке еще на срочной, а здесь, в центре спецподготовки «Дельта», этому искусству учат чуть ли не с первых часов, без этой науки ты не разведчик, а щенок слепой.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5 6