! В не
й даже отделений нет!»
«Да не в отделениях дело, Ч отвечала Мелисса глупому Василию. Ч Ну, ты по
смотри, какая кожа, и вот висюлечка, а тут, видишь, карманчик и „молния“!»
И она гладила шершавый коричневый бочок с кремовыми буквами, переплетен
ными между собой, а Васька крутил лобастой башкой и фыркал.
А теперь они поссорились, и он даже не позвонил ей утром, хотя знает, что он
а должна лететь в Питер, и летит теперь одна, и кто угодно может к ней прист
ать или украсть у нее сумку с вензелями!
Она снова вытащила телефон с целью проверить, не появилось ли неотмеченн
ых Васькиных вызовов.
Никаких вызовов не появилось.
Тогда она достала старый-престарый органайзер, который когда-то началь
ник подарил ей на день пролетарской солидарности всех революционных же
нщин-работниц. Органайзер был толстый, тяжелый, в дерматиновом черном пе
реплете, похожий на старого ворчливого деда. Она столько раз добавляла в
него страницы, что он почти не закрывался, кнопочка все время расстегива
лась.
Пошарив в сумке, она добыла ручку и на чистой странице написала: «Васька н
е звонит. Жду-жду, а он все не звонит. Может, он решил меня бросить? Я этого не
переживу. Кажется, ей-богу, пойду и утоплюсь. Что я буду без него делать?! Мы
вчера поссорились, я в Питер улетаю, а он не звонит! Вот если он еще через пя
тнадцать минут не объявится, я ему сама позвоню!»
Ч Девушка, вы будете заказывать или нет?
Ч Да. Кофе мне, пожалуйста.
Ч Встаньте и подойдите. Мы со столиков заказы не принимаем.
Тут обнаружилось, что Галочка и Раечка галсами продвигаются к ее столику
и уже почти придвинулись вплотную.
Мелисса нацепила улыбку и даже очки на лоб подняла, чтобы «давать знамен
итость» по полной программе.
Ч Ой, я извиняюсь, Ч сказала та, чей муж в туалете читал Мелиссину книжку,
Ч ой, извиняюсь, но я хотела спросить…
Ч Да?
Ч Ой. Ч Они переглянулись и как по команде вытаращили глаза. Ч А мы вот
все время с девочками спорим, у вас силиконовая грудь или натуральная?
Улыбка Мелиссы даже не дрогнула.
Ч Натуральная.
Ч Я же тебе говорила! Ч сказала Галочка Раечке. Ч Что я тебе говорила?! А
вас по правде зовут Мелисса Синеокова?
Ч Нет. Это псевдоним.
Ч А как вас по правде?..
Ч Меня зовут Мила Голубкова. По паспорту.
Ч То есть как Мила? Ч поразились Галочка и Раечка. Ч Это что же за имя та
кое?!
Ч Людмила.
Ч А-а… Ч протянули Раечка и Галочка.
Мелиссе показалось, что они разочарованы.
«Мелисса Синеокова» звучало, конечно же, шикарней. А то Людмила Голубков
а! Ну, куда это годится?! Разве у звезды может быть фамилия Голубкова?!
В это время зазвонил телефон, и, чуть не опрокинув оставшийся от мужика ст
акан, который принципиальная барменша так и не убрала, Мелисса схватила
трубку.
Ч Да!
Ч Милка, это я.
Звонила лучшая подруга Лера Любанова. Очень хорошо, что она позвонила, но
Мелиссе хотелось, чтобы позвонил Васька. Вот ничего ей сейчас так не хоте
лось, как того, чтобы он просто взял и позвонил!..
Ч Ты где?
Ч В Шереметьеве. Ч Она опустила на нос очки и двинулась вместе со своим
шатким стулом, чтобы как-то скрыться от Галочки и Раечки, которые продолж
али стоять перед ней. Ч Я в Питер лечу, на съемки.
Ч Вот так всегда, Ч сказала в трубке Любанова. Ч Вот все в Питер на съем
ки летят, а я одна, как дура, прусь туда же на переговоры!
Ч Ты в Питер летишь?
Ч Ну да. Завтра утром.
Ч Так я завтра оттуда уже уеду, Ч огорчилась Мелисса. Ч Что ж ты мне не с
казала, что тоже собираешься, Лерка! Я бы все подвинула и завтра с тобой по
летела!
Ч А ты мне что не сказала?! Я бы все подвинула и сегодня с тобой полетела!
Круг опять замкнулся, подумала Мелисса. Вот ведь какой сегодня день. Как с
утра не заладился, так даже кофе невозможно выпить и с лучшей подругой по
встречаться в городе на Неве!
Ч Ты только не забудь, что в выходные вы у меня на даче.
Ч Я не забыла, Лер.
Ч Ну, хорошо, что хоть это не забыла, с твоим-то склерозом!
Считалось, что, как человек творческой профессии, Мелисса все забывает, п
утает и ничего толком не знает.
Ч Тогда мягкой тебе посадки, и Ваське привет.
Ч Васьки нет. Мы поссорились.
Ч Как?! Ч поразилась Любанова. Ч А где он?
Ч Дома, наверное.
Ч Постой, Голубкова. Ты чего, одна в Питер летишь?
Ч Ну… да.
Ч Дура, что ль, совсем?! Ч грубо спросила Лера. Это она умела. Ч Куда тебя
понесло одну?! Ты ж у нас мировая знаменитость, тебя там сейчас на куски по
рвут!
Ч Никто меня не порвет, Ч быстро выговорила Мелисса, косясь на теток, Ч
никому я не нужна.
Ч Вот я сейчас позвоню твоему Ваське и скажу, чтобы он срочно чесал за то
бой в Шереметьево.
Ч Посмей только!
Ч А мне что? Я посмею! Кроме того, мне тебя, дуру, жалко! Это же надо было сооб
разить, одной переться!
Ч Ничего со мной не будет. Я женщина-асфальтоукладчик.
Ч Это нам известно, но полоумных-то вокруг полно!
Ч Лер, угомонись. Все будет хорошо. И не вздумай Ваське звонить!
Она нажала кнопку отбоя на телефоне и вздохнула.
Галочка и Раечка придвинулись еще ближе и смотрели на нее с жадным любоп
ытством.
Ч Ой, а кто ж это такой… Вася? Вот вы сейчас говорили!.. Это ваш муж, да?
Ч Да, Ч буркнула Мелисса.
Ч Вот я тебе говорила, что грудь у нее натуральная и муж у нее есть. А дети
у вас есть?..
Рядом с ней вдруг резко загремел стул, так что ноутбук сдвинулся и наехал
ей на ногу, и усевшийся напротив мужчина загородил ее спиной от любознат
ельных тетушек.
Ч Что ж ты себе даже грудь не спроворила какую следует? Ч весело удивил
ся мужик. Ч Общественность волнуется. Вот объясни общественности, поче
му у тебя ни фига не силиконовая грудь!
Ч Привет, Ч сказала Мелисса и поправила под столом ноутбук.
Ч Здорово.
Его звали Герман Садовников, и он был лидером какой-то политической парт
ии со смешным названием, то ли «Россия справа», то ли «Правая жизнь», то ли
еще что-то в этом духе. Он был шикарный, широкий и высокий, в сером распахну
том плаще, в дорогом костюме, и даже носовой платочек выглядывал из карма
на, и пахло от него сигарами и дорогой парфюмерией, все как положено.
Мелисса его ненавидела.
Ч Коля, Ч приказал он неприметному молодому человеку в дешевом костюм
е и бордовом галстуке, охраннику, должно быть, Ч закажи нам кофе и два дво
йных виски. Ты все еще пьешь виски?
Ч Пью, Ч с ненавистью сказала Мелисса.
Ч Вот и отлично.
Он повозился на стуле, устраиваясь поудобнее, глянул на тетушек-поклонн
иц и шутливо на них прикрикнул:
Ч Брысь!
Тетушки засуетились, ринулись в разные стороны и быстро пропали в толпе.

Герман повернулся, откинулся на спину, склонил голову набок и стал рассм
атривать Мелиссу.
Ч Хороша, Ч оценил он через некоторое время. Ч Разъелась малость, но по
-прежнему хороша. А что же диеты, не помогают?
Она молчала, смотрела ему в лицо.
Ч А мне помогают, Ч поделился Герман. Ч Я в прошлом году пятнадцать кил
ограммов сбросил. Впрочем, я дорого худел, по гемокоду. По группе крови.
Ч Это я знаю, Ч сказала Мелисса. Ч Это когда за пятьсот долларов тебе пи
шут, что нельзя есть булки и жирную свинину и запивать газированной водо
й. Это хорошее дело.
Ч Все язвишь?
Ч Да где мне!
Подскочила девушка, прибрала со стола грязные стаканы, вытерла исцарапа
нную пластмассу и посмотрела преданно.
Ч Вам чего, милая? Ч спросил Герман.
Ч Мне автограф бы, Ч смущенно пролепетала девушка, которая ни за что не
соглашалась принять Мелиссин заказ «со столика», Ч ой, вы знаете, как я в
ас люблю! Все-все перечитала, и мама вас любит тоже! И передачу мы вашу смот
рим с удовольствием.
Ч Спасибо, Ч сказала Мелисса и потянулась за блокнотиком. Ч Как зовут
вашу маму?..
Ч Я и вас знаю, Ч радостно сообщила девушка Герману Садовникову, пока М
елисса старательно выводила «с наилучшими пожеланиями», Ч вы из Думы, д
а?
Ч Да, Ч сказал Садовников не слишком любезно. Как видно, привык быть в це
нтре внимания, и теперь его задело, что Мелисса его затмила. Ч И пепельни
цу нам подайте.
Ч Да здесь вообще-то нельзя курить, Ч сказала девушка, Ч но только для
вас подам.
Ч Спасибо, Ч поблагодарила Мелисса и протянула листочки с «наилучшим
и пожеланиями». Ч Спасибо вам большое!
Ч А ты, оказывается, популярна.
Ч Да, Ч сказала Мелисса Синеокова твердо. Ч Я популярна.
Ч Ну молодец, Ч лениво протянул Герман. Ч Ты знаешь, я рад, что из тебя чт
о-то вышло. Очень рад. Честно сказать, не ожидал. Думал, останешься ты жопас
той дурой, и все.
Она молчала, смотрела на него.
Сколько лет прошло, и не больно уже, и не страшно, и все позади, а все равно в
нутри как будто вдруг что-то мелко затряслось.
Какой-то жизненно важный механизм засбоил, стал работать в аварийном ре
жиме, замигал всеми аварийными лампочками. Вот сейчас остановится, захле
бнется, и с ней что-нибудь случится Ч в обморок бухнется или упадет, запл
ачет и начнет биться.
Все возможно. В присутствии этого человека возможно все.
Она посмотрела на свои пальцы, сжавшие телефон, и приказала им разжаться.
Они не разжались, и тогда другой рукой она отлепила пальцы от аппарата.
Герман наблюдал за ней.
Ч Дурочка, Ч фыркнул он. Ч Вот дурочка-то! Все такая же истеричка?
Ему нравилось, что он… действует на нее, а в том, что «действует», не было ни
каких сомнений. Он вспоминал о ней очень редко, только когда случайно вид
ел по телевизору или на каких-то светских мероприятиях. Подходить не реш
ался: кто ее знает, она всегда могла ляпнуть что-нибудь оскорбительное, се
бе дороже! Но воспоминания были сладкие, волнующие, душные и притягатель
ные. Все-таки тогда все было по-другому, он был молодой, горячий, и вся жизн
ь была впереди Ч ах, время, время, времечко!..
Девушка, метавшаяся от барной стойки к их столику, последовательно выста
вила пепельницу, два пластмассовых стаканчика Ч в каждом по глотку янта
рной, сильно пахнущей жидкости Ч и две чашки кофе с пластмассовыми ложе
чками на блюдце.
Ч Объявляется посадка на рейс 486 до Санкт-Петербурга, Ч усталым голосом
сообщил динамик. Ч Просим пройти на посадку, выход номер десять.
Ч Еще посидим, Ч решил Садовников. Ч Куда нам торопиться! Ну, твое здоро
вье!
Он опрокинул в себя стаканчик, подышал, как будто хлебнул самогону, и опят
ь откинулся на спинку стула.
Ч Что ж ты не через депутатский зал? Ч спросила Мелисса. Ч Или ты уже не
депутат?
Ч Я-то? Я депутат. Фракция «Россия Правая», слыхала? Так вот, я ее лидер.
Ч Слыхала, Ч согласилась Мелисса и глотнула виски. Ч Вы на прошлых выб
орах едва-едва свои четыре процента набрали.
Ч Это ты так меня подкалываешь, да?
Ч Нет.
Ч Дурочка, Ч с удовольствием сказал Герман и даже засмеялся от удоволь
ствия. Ч Нет, все вы бабы Ч дуры! Чем дольше живу, тем больше в этом убежда
юсь. А через депутатский зал я принципиально не летаю. Чего я там не видал?
А здесь я… с народом рядом!
Ч Ря-ядом, Ч протянула Мелисса. Ч Извини, Герман, мне нужно идти. Уже пос
адку объявили.
Ч Да никуда он не денется, самолет этот, Ч сказал Садовников. Ч Без нас
не улетят. Коля, еще виски закажи там. Ну, а как вообще жизнь? Ну, что ты просл
авилась, я знаю, это все знают, а жизнь как? Семья? Дети?
Жизненно важный механизм застучал еще сильнее, теперь он бил в горло и же
лудок, и от этого мягко подкатила тошнота. Тугой комок тошноты, похожий на
скрученную вату.
Волосатый комок скрученной ваты в горле.
Она не станет вспоминать. Она не может вспоминать.
Ей было двадцать пять лет, и она забеременела от него, идиотка. Мало того ч
то забеременела, так еще имела глупость ему об этом сказать.
«Идиотка», Ч стучал моторчик. «Раззява», Ч визжал моторчик.
Он требовал сделать аборт, а она отказывалась. Во-первых, она сильно его л
юбила, а во-вторых, мама сказала, что нельзя прерывать первую беременност
ь. Это может кончиться плохо. В-третьих, она, романтическая дура, убедила с
ебя, что он тоже ее любит и просто не понимает своего счастья.
Три месяца он не давал ей проходу, настаивал на аборте, и в конце концов, оч
ень удивленная, она сказала ему, что ее беременность не имеет к нему никак
ого отношения, что она все равно родит и они с мамой и папой…
Моторчик уже не просто трясся, он подпрыгивал и захлебывался, и было ясно,
что дальше вспоминать нельзя.
Срок был уже почти четыре месяца, когда Герман явился к ней домой. Выходно
й день, родители на даче, и она стала поить его кофе и кормить ватрушкой, ко
торую утром пекла мама, так что пахло на весь дом, а ее невыносимо тошнило.
Она всегда очень любила запах маминых пирогов, но теперь по утрам ее то и д
ело рвало, и мама уговаривала ее потерпеть, уверяла, что скоро пройдет.
Что он подливал ей в кофе, она так и не узнала, но вдруг ее повело, в глазах п
оплыли чернота и зелень и еще какие-то невозможные горящие круги. Она вре
мя от времени приходила в себя и опять теряла сознание. Она помнила его ма
шину Ч уже в лохматом девяносто пятом году у него был лимузин, Ч и она вд
руг словно сознавала себя в этом лимузине, в пижаме и тапочках, неудобно з
авалившейся на сиденье.
Он привез ее к себе на дачу. Там ее привязали к кровати и сделали аборт, без
наркоза и обезболивающих. Она помнила, как возлюбленный и отец ее погиба
ющего ребенка деловито распоряжался, чтобы «тащили на чердак, потому что
внизу она все кровищей зальет», и какой-то пьяненький мужчинка, от которо
го несло гороховым супом, луком и водкой, лез ей внутрь, ковырялся и чем-то
гремел, а она орала и вырывалась, а потом перестала, когда ничего не остало
сь Ч ни ее, ни ребенка, только огромная боль, похожая на те самые жуткие кр
уги в глазах.
Она очнулась не скоро, в крови и грязи, когда уже никого не было на даче, тол
ько глуховатая домработница, которая швырнула ей какие-то штаны и велел
а убираться, пока ее не погнали из «приличного дома грязными тряпками».
Ч Ошалели совсем, шлюхи! Уж и в дом лезут, шалавы проклятые! Убирайся отсю
да, убирайся, кому говорят!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6