Почему даже в эту ночь он должен думать о таких вещах? Он недовольно фыркнул.— Что? — Улка покачивалась, но глаза ее были ясными.Они разделили пополам бурдюк с вином, который Саймон получил от Сангфугола. У нее, похоже, было природное умение пить и не пьянеть.— Ничего, — отрезал он. — Я думаю. Про битву. Сражение. Бой.— Это наверное было ужасно, — в се голосе звучало изумление. — Мы смотрели на сражение. Верна и я. Мы так плакали!— Верная ты? — Саймон сверкнул глазами. Она что, издевается над ним? Что это значит?— Верна. Я сказала «Верна и я». Это моя подруга. Верна, вы же с ней встречались, она такая тоненькая, очень хорошая. Верна. — Улка сжала руку Саймона, восхищаясь его остроумием.— О, — он счел нужным вернуться к прерванному разговору. Кстати, о чем они там говорили? А, о битве. — Это было ужасно. Кровь. Людей убивали. — Он пытался подобрать слово повнушительнее, чтобы юная женщина поняла, какой кошмар пережал он, Саймон. — Хуже всего, — закончил он весомо.— О сир Сеоман! — воскликнула она и внезапно чуть не упала, поскользнувшись на замерзшей лужице. — Вы наверное ужасно испугались, да?— Саймон. Не Сеоман. Саймон. — Он обдумал то, что она сказала. — Немного. Очень мало. — Трудно было не обращать внимания на ее близость. У нее действительно было миленькое личико, круглощекое, темные глаза, длинные ресницы. И губы. Но, однако, почему это она так близко?Он сосредоточился и обнаружил, что медленно, но верно наклоняется вперед, валится прямо на Улку, как срубленное дерево. Тогда Саймон положил руки ей на плечи, чтобы удержаться от неминуемого падения, и удивился тому, какой маленькой она стала под его прикосновением.— Сейчас поцелую, — внезапно изрек он.— Вы не должны, — прошептала Улка, но все-таки закрыла глаза и не стала отодвигаться.Он глаза закрывать не стал из страха промахнуться и шлепнуться на замерзшую землю. Ее губы оказались одновременно упругими, теплыми и податливыми, как хорошо нагретая постель в холодную зимнюю ночь. Он позволил себе несколько мгновений передохнуть, прижавшись губами к се тубам, в то же время пытаясь вспомнить, делал ли он так когда-либо прежде, и если да, то что ему делать теперь. Улка не двигалась, и они простояли неподвижно некоторое время, дыша друг на друга легким запахом вина.Довольно быстро Саймон обнаружил, что целоваться — это нечто большее, чем просто стоять, прижав губы к губам, и вскоре ужасы сражения, холод и даже разочарования последней ночи совершенно изгладились из его памяти. Он крепко обнял самое прекрасное на свете существо и притянул девушку поближе, наслаждаясь тем, как быстро она уступает ему, и не испытывая ни малейшего желания прекращать свое занятие всю оставшуюся жизнь, сколько бы она ни продолжалась.— О-о, Сеоман, — сказала наконец Улка, отрываясь от него, чтобы отдышаться. — Вы можете заставить девушку вконец сомлеть.— Ммммм, — Саймон снова притянул ее к себе и нагнулся, чтобы ущипнуть губами розовое ушко. Если бы только она была хоть чуточку повыше! — Сядь, — приказал он. — Я хочу сидеть.Они прошли немного, не разжимая объятий я потому двигаясь неуклюже, словно огромный краб, пока Саймон не заметил упавший кусок каменной кладки подходящего размера. Они сели, в он закутал плащом себя и девушку, а потом снова прижал ее к себе. Саймон не переставал целовать ее, одновременно поглаживая. Как прекрасен был этот мир!— Ооо, Сеоман, — голос ее звучал глухо, потому что она говорила, угквувшись носом ему в щеку. — Ваша борода, она так щекочется!— Да, щекочется, а как же?Саймон не сразу понял, что Улке ответил кто-то другой, а вовсе не он. Юноша в удивлении поднял глаза.Перед ними стояла фигура, одетая во все белое — куртку, сапоги и брюки. Ночной ветер развевал ее длинные волосы, она насмешливо улыбалась. В се глазах было не больше человеческого, чем у кошки или лисы.Мгновение Улка смотрела на нее, открыв рот, потом издала тихий писк страха и удивления.— Кто?.. — Дрожа, она встала с камня. — Сеоман, кто?..— Я женщина-альф, — сказала сестра Джирики, и голос ее неожиданно стал каменным. — А ты маленькая смертная девчонка… которая целует моего нареченного. Я думаю, мне придется превратить тебя во что-нибудь ужасное.Улка задохнулась и закричала, теперь уже по-настоящему. Она с такой силой оттолкнула Саймона, что он едва не упал с камня. Распущенные кудрявые волосы, казалось, не поспевали за ней, когда она бегом возвращалась к костру.Несколько мгновений Саймон оторопело смотрел ей вслед, потом повернулся к женщине-ситхи.— Адиту?Она провожала глазами убегающую Улку.— Приветствую тебя, Сеоман, — Адиту говорила спокойно, но в голосе звучал смех. — Мой брат посыпает привет.— Что ты здесь делаешь? — Саймон никак не мог осознать, что с ним сейчас произошло. Он чувствовал себя так, словно упал с постели посреди прекрасного сна и приземлился на голову в медвежьей берлоге. — Милостивый Эйдон! А что ты имела в виду, когда сказала «нареченный»?Адиту засмеялась, сверкнув зубами:— Я подумала, что это будет неплохим добавлением к Сказаниям о Сеомане Храбром. Весь вечер я пряталась в тенях и слышала, как люди говорят о тебе. Ты убиваешь драконов и владеешь оружием эльфов, так почему бы тебе не иметь и жену-эльфа? — Она протянула руку, взяв его за запястье холодными гибкими пальцами. — Теперь пойдем. Нам о многом нужно поговорить. Потереться лицом об эту маленькую смертную ты сможешь и в другой раз. — Оглушенный Саймон не протестовал, и Адиту повела его назад, к свету костра.— Только не после этого, я не могу, — безнадежно бормотал он. 2 ЛИСЬЯ СДЕЛКА Сон Эолера был неглубоким и беспокойным, так что он проснулся сразу же, как только Иэорн коснулся его плеча.— Что случилось? — Он пытался ощупью найти свой меч, но пальцы без толку шарили по мокрым листьям.— Кто-то идет. — Риммерсман был явно напряжен, но выражение его лица было странным. — Я не понимаю, — пробормотал он. — Вы лучше вставайте.Эолер перекатился на живот и поднялся на ноги, застегивая пояс ножен. Луна спокойно висела над Стагвудом, взглянув на нес, Эолер понял, что рассвет уже близок. Что-то странное действительно было в воздухе — граф уже ощущал это. Этот лес, плотным массивом простиравшийся на несколько лиг юго-восточнее Над Муллаха за рекой Баралейн, который эрнистири называли Фиаткойл, был местом, где он охотился каждую весну и совершил первое грехопадение. Он знал его так же хорошо, как собственный дворец. Ночью, когда он заворачивался в плащ, собираясь поспать, оно все еще было знакомым, как старый добрый друг. Но теперь лес стал другим, и Эолер не мог понять почему.Лагерь шевелился, постепенно просыпаясь. Большинство людей Уле уже натягивали сапоги. Их число почти утроилось, с тех пор как Уле присоединился к Изорву — по окраинам Фростмарша скиталось много бесприютных людей, которые были счастливы присоединиться к любому хорошо организованному отряду, куда бы он ни направлялся — и Эолер сомневался, что теперь им могло угрожать что-либо, кроме основных частей армии Скали.Но что если до Остроносого дошел слух об их прибытии? Теперь они были сильным отрядом, но для армии Кальдскрика даже в таком виде они не могли представлять собой ничего серьезнее досадной помехи.Изорн, стоявший у края леса, кивком подозвал Эолера к себе. Граф пошел, двигаясь как можно осторожнее, но вместе с хрустом веток под собственными ногами он слышал… что-то еще.Сперва он подумал, что это ветер завывает, как хор лесных духов, но деревья вокруг были неподвижны, и тяжелые комья снега все еще висели на концах ветвей. Странный звук был постоянным, ритмичным, даже музыкальным. Эолер подумал, что это похоже на… пение.— Бриниох! — выругался он, подойдя к Изорну. — Что это еще такое?— Часовые услышали это час назад, — ответил сын герцога. — Как же далеко это должно быть, если мы до сих пор ничего не видим!Эолер покачал головой. Перед ними лежала заснеженная долина нижнего Иннискрика, бледная и неровная, как смятый шелк. Со всех сторон к опушке подходили люди, чтобы посмотреть вдаль, и в конце концов Эолер почувствовал себя стоящим в толпе ожидающих королевского шествия. Но настороженные взгляды суровых мужчин, стоявших вокруг, говорили о сильном испуге. Многие влажные руки уже сжимали рукояти мечей.Звук пения стал невыносимо высоким, потом внезапно прекратился. Вслед за этим вдоль края Стагвуда эхом разнесся стук копыт. Эолер, все еще не совсем, проснувшийся, набрал было воздуха, чтобы сказать что-то Изорну. Но Получилось так, что когда он был готов говорить, ему пришлось снова судорожно вздохнуть.Они появились с востока, как будто шли из северного Эркинланда — или, рассеянно подумал Эолер, из глубин Альдхорта. Сперва это казалось только сиянием лунного света на металле, далеким облаком серебристого сияния, сверкавшего в темноте. Копыта стучали, словно дождь по деревянной крыше, потом протрубил рог — странный чистый звук, пронзивший ночь, а потом они возникли из тьмы внезапно, словно армия призраков. Один из людей Уле совершенно обезумел, увидев это. С криком он бросился в лес, стуча себя по голове, как будто она горела, и больше его никто не видел.Никто не пострадал, но ни один из тех, кто пережил эту ночь, не остался прежним, хотя и трудно было объяснить почему. Даже Эолер был совершенно ошеломлен — Эолер, прошедший вдоль и поперек весь Светлый Ард, видевшая такое, что большинство людей привело бы в состояние молчаливого благоговейного трепета. Но даже красноречивый граф никогда в жизни не мог найти подходящих слов, чтобы рассказать, как скакали ситхи.Когда неистовый отряд мчался мимо, сам лунный свет, казалось, преобразился. Воздух стал немыслимо ясным и чистым: каждый человек, каждое дерево, каждая травинка светились по краям, словно все предметы были нарисованы на кусочках алмаза. Ситхи неслись вперед, как огромная океанская волна, увенчанная сверкающими остриями копий. Их лица были жестокими, свирепыми и прекрасными, словно охотящиеся ястребы, длинные волосы развевались на ветру. Кони бессмертных двигались быстрее, чем любая обычная лошадь, но, как это бывает только во сне, шаг их был плавным, точно растопленный мед, копыта резали тьму на сияющие полоски огня.В считанные мгновения прекрасный отряд превратился в темное пятно на западном горизонте, гулкие удары копыт стали затихающим рокотом. Они оставили за собой тишину. Некоторые из собравшихся на опушке плакали.— Справедливые… — выдохнул Эолер. Его голос звучал глухо и хрипло, как кваканье лягушки.— Кто… Ситхи? — Изорн тряхнул головой, словно просыпаясь. — Но… но почему? Куда они едут?И внезапно Эолер понял.— Лисья сделка, — сказал он и засмеялся. Сердце его ликовало.— Что это? — Изорн в замешательстве смотрел, как граф Над Муллаха повернулся и пошел назад, к лесу.— Старая песня! — крикнул Эолер. — Лисья сделка. — Он снова засмеялся и запел, чувствуя, что слова вылетают из горла почти помимо его желания:И сказал справедливый: — Настанет срок,Уговор не будет забыт.Вы услышите в чаще серебряный рог,Вы услышите стук копыт.— Я не понимаю! — воскликнул Изорн.— Не важно. — Эолер почти скрылся из виду, быстро двигаясь по направлению к лагерю. — Собирайте людей! Мы должны ехать в Эрнисадарк!Как бы эхом откликаясь ему, вдали зазвучал серебряный рог.— Это старая песня эрнистири, — крикнул Эолер Изорну. Хотя с тех пор как взошло солнце они ехали очень быстро, не было никаких признаков того, что ситхи неподалеку. Кроме следов копыт, протоптавших заснеженную землю, да и те уже исчезали, по мере того как снег таял под слабыми лучами утреннего солнца. — Песня об обещании, которое дали справедливые Красной Лисе — принцу Синнаху — перед битвой у Ач Самрата; они поклялись тогда, что никогда не забудут верности Эрнистира.— Так вы думаете, что они идут на Скали?— Кто знает? Но посмотрите только, куда они направляются. — Граф поднялся в стременах и показал на следы копыт, исчезающие на западном горизонте. — Точно, как если бы в Таиг послали стрелу.— Даже если они действительно направляются туда, мы не сможем всю дорогу выдерживать такой темп, — заметил Изорн. — Лошади уже выбиваются из сил, а мы проехали всего несколько лиг.Эолср оглянулся. Отряд начал растягиваться, некоторые всадники уже сильно отстали.— Возможно, но, да укусит меня Багба, если они действительно едут в Эриисадарк, я должен быть там!Изорн улыбнулся, его широкое лицо сморщилось.— Только если ваши альфы одолжат нам пару своих волшебных лошадей с крыльями на ногах. Но в конце концов мы и сами приедем туда.Граф покачал головой, но слегка подтянул поводья, переводя лошадь на легкий галоп.— Верно. Не будет ничего хорошего, если мы насмерть загоним коней.Сделали остановку для дневной трапезы. Нетерпение Эолера успокаивало только сознание того, что падающие от усталости люди и выбившиеся из сил лошади — не особенно хорошая поддержка в сражении.После часового перерыва они снова вскочили в седла, но теперь Эолер придерживался уже более разумной скорости. К тому времени, как наступила темнота, они пересекли Иннискрик и достигли окраин Эрнисадарка, хотя до Таига все еще оставалось несколько часов езды. По дороге они миновали несколько стоянок, которые, как решил Эолер, принадлежали людям Скали. Все были покинуты, но повсюду видны были признаки, что солдаты ушли совсем недавно: в одном лагере даже тлел костер. Граф задумался: ситхи ли изгнали северян, или они встретили другую, еще более странную судьбу?По настоянию Изорна, Эолер наконец остановил отряд у Балоласима, огражденного стеной города на пологом склоне, поднимавшемся над западным краем Иннискрика. Большая часть города была разрушена почти год назад, во время проигранной Лугом битвы со Скали, но то, что осталось, могло послужить вполне сносным убежищем.— Мы же не хотим посреди ночи ввязаться в драку, — сказал Изорн, когда они проезжали через полуразрушенные ворота. — Даже если вы правы и эти ваши эльфы пришли сражаться за Эрнистир, как они в темноте различат дружественных и враждебных смертных?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61