В самой Хетти не произошло никакой заметной перемены, если не считать общей слабости, которая указывает на скорое приближение смерти. Небольшая доля рассудка, доставшаяся ей в удел, оставалась ясной, как всегда, и в некоторых отношениях ум ее стал даже гораздо деятельнее, чем обычно.— Не горюй обо мне так сильно, Джудит, — сказала кроткая страдалица.— Я скоро увижу мать; и мне кажется, что я уже вижу ее; лицо у нее такое же ласковое и улыбающееся, как всегда. Быть может, когда я умру, бог вернет мне рассудок, и я стану более достойной подругой для матери, чем прежде. Но почему так темно? Неужели ночь уже наступила? Я почти ничего не вижу. Где Уа?— Я здесь, бедная девочка. Почему ты меня не видишь?— Я тебя вижу, но не могу отличить тебя от Джудит. Я думаю, что мне уже недолго придется смотреть на тебя, Уа.— Это очень жаль, бедная Хетти. Но не беда: у бледнолицых на небо уходят не только воины, но и девушки.— Где Змей? Я хочу поговорить с ним; дайте мне его руку, вот так! Теперь я чувствую ее. Делавар, ты должен любить и почитать эту женщину. Я знаю, как нежно она любит тебя, и ты должен так же нежно любить ее. Не грози ей, как некоторые ваши мужчины грозят своим женам; будь для нее хорошим мужем. А теперь подведите Зверобоя поближе ко мне, дайте мне его руку.Требование это было исполнено, и охотник встал у ложа больной, подчиняясь всем ее желаниям с покорностью ребенка.— Я чувствую, Зверобой, — продолжала она, — хотя не могу сказать почему, что вы и я расстаемся не навсегда. Это странное чувство. Я никогда не испытывала его прежде… Быть может, вы тоже хотите, чтобы вас похоронили в озере? Если так, то я понимаю, откуда у меня это чувство.— Это вряд ли возможно, девушка, это вряд ли возможно. Моя могила, по всем вероятиям, будет выкопана где-нибудь в лесу, но я надеюсь, что мой дух будет обитать недалеко от вашего.— Должно быть, так. Я слишком слаба умом, чтобы понимать такие вещи, но я чувствую, что вы и я когда-нибудь встретимся… Сестра, где ты? Теперь я ничего не вижу, кроме мрака. Должно быть, уже ночь наступила…— Я здесь, рядом с тобой, вот мои руки обнимают тебя, — всхлипывала Джудит. — Говори, дорогая… быть может, ты хочешь что-нибудь сказать или просишь что-нибудь сделать в эту страшную минуту?В это время зрение окончательно изменило Хетти. Тем не менее смерть приближалась к ней не в сопровождении своих обычных ужасов, а как бы охваченная нежной жалостью. Девушка была бледна, как труп, но дышала легко и ровно; ее голос, понизившийся почти до шепота, оставался, однако, по-прежнему ясным и отчетливым. Когда сестра задала этот вопрос, румянец разлился по щекам Хетти, впрочем, такой слабый, что его почти невозможно было заметить. Никто, кроме Джудит, не уловил этого выражения женского чувства, не побежденного даже смертью. Джудит сразу поняла, в чем тут дело.— Непоседа здесь, дорогая Хетти, — прошептала она, низко склонив свое лицо к умирающей, чтобы слова эти не долетели до посторонних ушей. — Хочешь, я позову его попрощаться с тобой?Нежное пожатие руки было утвердительным ответом, и тогда Непоседу подвели к ложу умирающей. Вероятно, этот красивый, но грубый обитатель лесов никогда не бывал в таком неловком положении, хотя склонность, которую питала к нему Хетти, была слишком чиста и ненавязчива, чтобы в уме его могли зародиться хотя бы малейшие подозрения на этот счет. Он позволил Джудит вложить свою огромную жесткую руку в руки Хетти и стоял, ожидая дальнейшего, в стесненном молчании.— Это Гарри, милочка, — прошептала Джудит, склоняясь над сестрой. — Поговори с ним и позволь ему уйти.— Что я должна ему сказать, Джудит?— Все, что подскажет тебе твоя чистая душа, моя дорогая. Верь своей душе и ничего не бойся.— Прощайте, Непоседа, — прошептала девушка, ласково пожимая ему руку.— Мне бы хотелось, чтобы вы постарались сделаться немного похожим на Зверобоя.Слова эти были произнесены с большим трудом; на один миг слабый румянец окрасил щеки девушки, затем пальцы ее разжались, и Хетти отвернулась, как бы покончив все счеты с миром. Скрытое чувство, которое связывало ее с этим молодым человеком, чувство, такое слабое, что оно осталось почти незаметным для нее самой и никогда не могло бы зародиться, если бы рассудок обладал большей властью над ее сердцем, уступило место возвышенным мыслям.— О чем ты думаешь, милая сестрица? — прошептала Джудит. — Скажи мне, чтобы я могла помочь тебе.— Мать… я вижу теперь мать… она стоит над озером, вся окруженная светом… Почему там нет отца?.. Как странно, я могу видеть мать, а не вижу тебя… Прощай, Джудит.Последние слова она произнесла после некоторой паузы. Сестра склонилась над ней с тревожным вниманием, пока наконец не заметила, что кроткий дух отлетел. Так умерла Хетти Хаттер. Глава 32 Не опорочь барона дочь! Ей надо честь блюсти: Венчаться ей с тобой, злодей! Всесильный бог, прости! Барон силен, и с ним закон, мне лучше в лес уйти, Чем в день святой с надеждой злой стать на ее пути, Нет, прочь мечты! Послушай ты, тому не быть, Поверь, - Я лучше в темный лес уйду, один, как дикий зверь! «Девушка с каштановыми локонами». (Старинная баллада) Следующий день был очень печальным, хотя прошел в хлопотах. Солдаты, которые недавно зарывали тела своих жертв, собрались теперь, чтобы похоронить своих товарищей. Эта церемония произвела на всех тягостное впечатление. Время тянулось медленно, пока наконец не наступил вечер, когда решили отдать последний долг останкам бедной Хетти Хаттер. Тело ее опустили в озеро рядом с матерью, которую она так любила и почитала. Хирург Грэхэм, несмотря на все свое вольнодумство, согласился прочитать молитву над ее могилой. Джудит и Уа-та-Уа заливались слезами, а Зверобой не отрываясь смотрел влажными глазами на прозрачную воду, колыхавшуюся над телом той, чей дух был чище, чем горные родники. Даже делавар отвернулся, чтобы скрыть свое волнение.По приказанию старшего офицера, все рано легли спать, потому что на рассвете решено было выступить в обратный поход. Впрочем, часть отряда покинула «замок» еще днем, захватив с собой раненых, пленных и трофеи, наблюдение за которыми было поручено Непоседе. Они высадились на том мысу, о котором так часто упоминалось на страницах нашей повести; когда солнце село, этот небольшой отряд уже расположился на склоне длинного, неровного и обрывистого холма, который возвышался над долиной реки Мохок. Это значительно упростило дело: оставшиеся не были стеснены теперь ранеными и багажом, и начальник мог действовать гораздо свободнее.После смерти сестры Джудит до самой ночи не разговаривала ни с кем, кроме Уа-та-Уа. Все уважали ее горе, и девушки не отходили от тела покойницы. Когда печальный обряд закончился, барабанный бой нарушил тишину, царившую над спокойной гладью озера, а в горах разнеслось эхо. Звезда, недавно служившая сигналом к бегству делаварки, поднялась над таким мирным пейзажем, как будто спокойствие природы никогда не нарушалось трудами или страстями человека. На платформе всю ночь шагал одинокий часовой, а утром, как обычно, пробили зорю.Вольный уклад жизни пограничных жителей сменился теперь военной точностью и дисциплиной. Наскоро закончив скромную трапезу, весь остальной отряд в стройном порядке, без шума и суматохи начал переправляться на берег. Из офицеров остался только один Уэрли. Крэг командовал передовым отрядом, Торитон был среди раненых, а Грэхэм, разумеется, сопровождал своих пациентов. Сундук Хаттера и наиболее ценные вещи отправили с обозом; в доме осталась только старая рухлядь, которую не стоило брать с собой. Джудит была рада, что капитан, щадя ее чувства, занимается только своими служебными обязанностями и не мешает ей предаваться печальным размышлениям. Решено было, что девушка покинет «замок», но, помимо этого, никаких объяснении ни с той, ни с другой стороны не последовало. Солдаты отплыли на ковчеге во главе с капитаном. Он спросил у Джудит, что она собирается делать, и, узнав, что девушка хочет остаться с Уа-та-Уа до последней минуты, не докучал ей больше расспросами и советами. К берегам Мохока шел только один безопасный путь, и Уэрли не сомневался, что рано или поздно они встретятся по-дружески, если и не возобновят прежних отношений. Когда все собрались на борту, весла погрузились в воду, и неуклюжий, как всегда, ковчег двинулся к отдаленному мысу. Зверобой и Чингачгук вытащили из воды две пироги и спрятали их в «замке». Заколотив окна и двери, они выбрались из дома через трап описанным выше способом. У самого палисада в третьей пироге уже сидела Уа-та-Уа; делавар тотчас же присоединился к ней и заработал веслом, оставив Джудит на платформе. Благодаря этому несколько неожиданному поступку Зверобой очутился наедине с плачущей девушкой. Слишком простодушный, чтобы заподозрить что-либо, молодой человек вывел лодку из дока, посадил в нее хозяйку «замка» и отправился с ней по следам своего друга.Чтобы добраться до мыса, нужно было проехать мимо семейного кладбища. Когда пирога поравнялась с этим местом, Джудит в первый раз за все утро заговорила со своим спутником. Она сказала очень немного: попросила только остановиться на минуту или на две, прежде чем они двинутся дальше.— Я, быть может, никогда больше не увижу этого места, Зверобой, — сказала она, — а здесь покоятся мои мать и сестра. Как вы думаете: быть может, невинность одной спасет души двух других?— По-моему, это не так, Джудит, хоть я не миссионер и мало чему учился. Каждый отвечает за свои собственные грехи, хотя сердечное раскаяние может искупить любую вину.— О, если так, моя бедная мать попала на небеса блаженства! Горько, ах, как горько каялась она в своих прегрешениях!— Все это превыше моего понимания, Джудит. Я полагаю, что поступать хорошо в этой жизни — все-таки самый надежный способ устроить свои дела на том свете. Хетти была необыкновенная девушка, в этом должны признаться все знавшие ее.— Я думаю, что вы правы. Увы, увы! Почему так велика разница между теми, которые были вскормлены одной и той же грудью, спали в одной постели и обитали под одним кровом? Но все равно, отведите пирогу немного дальше к востоку, Зверобой: солнце слепит мне глаза, и я не вижу могил. Могила Хетти вон там, справа от матери, не правда ли?— Да, Джудит. Вы сами так захотели; и все мы рады исполнять ваши желания, когда они справедливы.Девушка в течение одной минуты глядела на него с молчаливым вниманием, потом бросила взгляд назад, на покинутый «замок».— Это озеро скоро совсем опустеет, — сказала она, — и как раз в то время, когда на нем можно жить в безопасности, не то что раньше. События последних дней надолго отобьют охоту у ирокезов снова возвратиться сюда. — Это правда! Да, это действительно так. Я не собираюсь возвращаться сюда, до тех пор пока идет война: по-моему, ни один гуронский мокасин не оставит следа на листьях в этих лесах, пока в их преданиях сохранится память об этом поражении.— Неужели вы так любите насилие и кровопролитие? Я была о вас лучшего мнения, Зверобой. Мне казалось, что вы способны найти счастье в спокойной домашней жизни, с преданной и любящей женой, готовой исполнять ваши желания. Мне казалось, что вам приятно окружить себя здоровыми, послушными детьми, которые стремятся подражать вашему примеру и растут такими же честными и справедливыми, как вы сами.— Господи, Джудит, как вы красно говорите! Язык у вас под стать вашей наружности, и чего не может достигнуть вторая, того, наверное, добьется первый. Такая девушка за один месяц может испортить самого отважного воина в целой Колонии.— Значит, я ошиблась? Неужели, Зверобой, вы действительно больше любите войну, чем домашний очаг и своих близких?— Я понимаю, что вы хотите сказать, девушка; да, я понимаю, что вы хотите сказать, хотя не думаю, чтобы вы как следует понимали меня. Мне кажется, я теперь имею право называть себя воином, потому что я сражался и победил, а этого достаточно, чтобы носить такое звание. Не отрицаю также, что у меня есть склонность к этому делу, которое нужно считать достойным и почтенным, если заниматься и, как того требуют наши природные дарования. Но я совсем не кровожаден. Однако молодежь всегда остается молодежью, а минги — мингами. Если бы все здешние молодые люди сидели сложа руки по своим углам и позволяли бродягам шляться по реей стране — что же, тогда лучше нам всем сразу превратиться во французов и уступить им эту землю. Я не забияка, Джудит, и не люблю войну ради войны, но я не вижу большой разницы между уступкой территории до войны из страха перед войной и уступкой ее после войны, потому что мы не в силах дать отпор, если не считать того, что второй способ все-таки гораздо почетнее и более достоин мужчины.— Ни одна женщина не захочет, Зверобой, чтобы ее муж или брат сидел в своем углу и покорно сносил обиды и оскорбления, однако она может при этом горевать о том, что он вынужден подвергаться всем опасностям войны. Но вы уже достаточно сделали, очистив эту область от гуронов, ибо главным образом вам обязаны мы славой недавней победы. Теперь выслушайте меня внимательно и ответьте со всей откровенностью, которую тем приятней видеть у представителя вашего пола, чем реже она встречается.Джудит смолкла, ибо теперь, когда она уже готова была высказаться начистоту, врожденная скромность снова взяла верх, несмотря на все доверие, которое она питала к простодушию своего собеседника. Ее щеки, недавно такие бледные, зарумянились, и глаза загорелись прежним блеском. Глубокое чувство придало необыкновенную выразительность ее лицу и мягкость голосу; красота ее стала еще более пленительной.— Зверобой, — сказала она после довольно длительной паузы, — теперь не время притворяться, обманывать или лукавить. Здесь, над могилой моей матери, над могилой правдивой, искренней Хетти, всякое притворство было бы неуместно. Итак, я буду говорить с вами без всякого стеснения и без страха остаться непонятой. Мы с вами встретились меньше недели назад, но мне кажется, будто я знаю вас целые годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71