Наука, намного опережающая человеческую, оружие, против которого нет защиты, — все это теперь будет направлено против Империи. Своим поражением капитан Сайленс подписал смертный приговор существующей цивилизации, а может, и всему человечеству.
Так что Сайленс вез своей императрице дурные вести, услышав которые она непременно велит казнить капитана. Если команда не убьет его раньше. Все, кто сопровождал Сайленса в ледяные пещеры Мира вольфлингов, погибли ужасной смертью. Никто не мог предвидеть, с чем они там столкнутся. И вместо того чтобы отомстить за гибель товарищей, Сайленс вынужден был вернуться на корабль. Команда так и не поняла, что он увидел там, внизу, почему решился все бросить и бежать. Никто не разделял мнения капитана о том, что важнее всего сейчас — предупредить Империю о надвигающемся кошмаре.
Так что теперь вся команда презирала его. И если бы разведчица Фрост не приняла сторону капитана, недвусмысленно дав всем понять, что лично отомстит за его смерть, он мог бы уже не бояться встречи с Лайонстон. Какой-нибудь несчастный случай (ах, как жаль, что так получилось!) — и все было бы кончено. На самом деле так даже лучше, но разве объяснишь разведчику, что такое милосердие? Разведчиков с самого детства учили только одному — выслеживать и убивать нелюдей, и тонкости человеческого поведения зачастую были им недоступны. Так и вышло, что капитан Сайленс оставил за себя первого помощника, а сам заперся в каюте и в одиночку пьянствовал. В основном чтобы убить время.
В дверь постучали, и капитан поднял голову. Взгляд его был мутным, но осмысленным. Он знал, кто это стучит. Кто еще мог навестить его сейчас? Капитан подумал было, что стоит встать и открыть дверь самому, но потом решил не делать этого. Не настолько твердо он стоял на ногах. С трудом ворочая распухшим языком, Сайленс произнес: «Открыто!» — стараясь, чтобы голос звучал громко и отчетливо.
Дверь приоткрылась, и вошла разведчица Фрост. Она кивнула капитану и не спеша обвела взглядом каюту. Сайленс и смотреть не стал. Он и так знал, что увидит. Нет, капитан никогда не был чистюлей, но обычно за порядком в каюте следил денщик. А денщика своего капитан не видел уже дней пять. Даже удивительно, до чего можно довести каюту за каких-то пять дней.
Капитан перевел взгляд на противоположную стену, где висело большое зеркало, и поморщился. Из зеркала на него смотрел высокий худой тип лет пятидесяти, с редеющими волосами и бледным лицом, которого уже неделю не касалась бритва. Мужчина в зеркале выглядел грязным и помятым, под стать незаправленной койке, на которой он сидел. Форма его представляла собой и вовсе позорное зрелище. Капитана уже раза два стошнило на этот мундир, и левый рукав он так до конца и не отчистил.
В противоположность капитану разведчица выглядела безукоризненно. В накрахмаленном мундире с ярко начищенными пуговицами она хоть сейчас могла бы принять участие в параде. Это была высокая, гибкая, мускулистая женщина неполных тридцати лет. Но пронзительный взгляд холодных голубых глаз заставлял ее казаться гораздо старше. Лицо разведчицы было бледным и бесстрастным, каштановые волосы коротко острижены. На бедре она, в нарушение всех правил корабельного распорядка, носила дисраптер, а за спиной у нее висел меч. Даже здесь, в каюте, Фрост выглядела так, будто готова сию же секунду выступить в одиночку против целой армии. И мало кто рискнул бы поставить на эту армию. Фрост нельзя было назвать некрасивой, но красота эта была скорее мужественной, и горе тому, кто улыбнулся бы ей без предварительного разрешения. Желательно письменного. Сама Фрост улыбалась, только когда убивала кого-нибудь. Она двумя пальцами сняла со стула грязную рубашку, бросила ее на пол и уселась прямо напротив капитана. Сайленс удивленно поднял бровь. До сих пор Фрост в любой обстановке придерживалась правил формальной вежливости.
— Зачем вы здесь, разведчица? — устало спросил капитан.
Хорошо хоть, голос звучит уверенно. Хотя, конечно, и невнятно.
Фрост фыркнула:
— Я думала, мы договорились, что вы больше не будете пить.
— Я не договаривался. Я просто устал с вами спорить.
— Это не поможет, капитан.
— Но и не помешает, — возразил Сайленс. — Все равно хуже уже не будет.
— Всегда есть шанс, что что-то неожиданно изменится. Надо держать себя в руках, капитан. И быть готовым воспользоваться любой возможностью, чтобы улучшить свое положение.
— Вот и воспользуйтесь, разведчица. А я устал, и вообще мне давно уже все равно. Какая разница, что произойдет, если мы провалили задание! Цивилизация обречена на гибель, почти все мои люди мертвы. Это были хорошие ребята, разведчица. Они пошли за мной в Лабиринт Безумия, потому что я им так приказал. Я сказал им, что это безопасно. Так мало мне этого, я еще отправил тех, кто выжил, биться с хайденами! Да лучше бы я убил их! Впрочем, именно это я и сделал.
Сайленс вздохнул, и знакомая боль и чувство вины снова навалились на него. Он и раньше терял людей, но такого никогда еще не случалось.
— А теперь простите, разведчица, я занят. У меня важное совещание — вот с этой бутылкой.
Капитан уставился на дно своего стакана, чтобы дать Фрост возможность уйти, не теряя достоинства. Но когда он поднял глаза, разведчица сидела на том же месте и все так же смотрела на него своими холодными синими глазами.
— Я чувствую ваше горе, — сказала она ровным голосом. — Где бы я ни была, я его чувствую. После того, что мы с вами пережили на Призрачном Мире — на планете теней Ансилии, между нами возникла некая… странная связь. Это не совсем телепатия, но что-то похожее. Я, как и вы, решила не придавать этому значения. Мы не хотели, чтобы нас сочли экстрасенсами. Но потом мы вошли в Лабиринт Безумия, и эта связь стала крепче. Теперь ее уже нельзя не замечать. Если я сосредоточусь, я могу чувствовать то же, что и вы, могу слышать ваши мысли. А иногда это приходит против моей воли. И это, право слово, очень раздражает. Ваши мысли совершенно беспорядочны, а ведь вы имперский офицер. Чувства свои вы распустили ничуть не меньше, чем мысли, а во рту у меня все время стоит привкус той дряни, которую вы пьете. Это необходимо прекратить.
— Я ваших чувств не воспринимаю, — сказал Сайленс. — Впрочем, как бы мне это удалось? Вы же разведчица, а значит, лишены чувств.
— У меня дисциплинированный ум, — спокойно ответила Фрост. — В отличие от вас. Поэтому вы и пытаетесь утопить свои чувства в вине.
Сайленс ответил ей яростным взглядом.
— Возможно, это ускользнуло от вашего внимания, разведчица, но дело в том, что «Неустрашимый» летит сейчас на Голгофу, где мы должны будем доложить императрице, что задание мы провалили, что любовник ее, Первый Меч Империи, мертв и, более того, что начинается крупный мятеж, причем мятежникам удалось привлечь на свою сторону «измененных». Императрица нам за это спасибо не скажет. Она, видите ли, будет недовольна. Очень недовольна. Если нам с вами повезет, нас обоих просто убьют на месте. Но до сих пор нам что-то не особенно везло, а, разведчица?
— Так зачем же мы возвращаемся? — спросила Фрост.
Сайленс надолго замолчал. Он и рад был не отвечать на вопрос разведчицы, но понимал, что это невозможно. Он заглянул в стакан, но ответа там не обнаружил. Тогда капитан тяжело вздохнул и заставил себя встретить взгляд холодных голубых глаз.
— Потому что это мой долг. Пьян я или трезв, я знаю, что такое долг. Мы должны предупредить императрицу. Я поклялся своей честью верно служить Империи и защищать ее до последней капли крови. И эта клятва все еще что-то значит для меня, кто бы там ни сидел на Железном Троне. Несмотря на все совершенные ошибки, Империя стоит того, чтобы ее защищали. Потому что альтернатива гораздо хуже. Варварство, голод, страдания жителей сотен тысяч миров, жестокая диктатура — вот что нас ждет в случае распада Империи. Мятеж — это угроза самой цивилизации. А что, если проклятый суперкомпьютер с планеты Шаб воспользуется моментом и нападет, пока мы будем драться с мятежниками? Мне даже думать не хочется о том, к чему это может привести! А «чужие»? Вы же сами видели на Ансилии эту штуковину — то ли корабль, то ли живое существо. Лайонстон надо предупредить и постараться, чтобы она поняла всю серьезность положения. Она мне, конечно, не поверит и прикажет зондировать мой мозг. Но после этого ей придется поверить, как бы ей ни хотелось обратного. Короче, я возвращаюсь потому, что должен. Но вы не обязаны лететь со мной, разведчица.
В горле у него пересохло, и он сделал большой глоток из своего стакана.
Фрост покачала головой:
— Я тоже должна вернуться. Империя сделала меня разведчицей, и я не умею жить иначе. Да и не хочу. Мне нравится быть тем, что я есть. Это просто и логично. Но нигде, кроме Империи, разведчики не нужны. Поэтому я тоже возвращаюсь и надеюсь, что какой-нибудь счастливый случай поможет нам с вами спасти свои головы.
— А если нет? — спросил Сайленс. — Если я все же убегу… потом… Вы пойдете со мной, Фрост?
— Нет. Я не могу. Мне приходится быть тем, что из меня сделали.
После долгой паузы она продолжила:
— Я сама могу предупредить императрицу. Для этого хватит одного из нас. А погибать обоим просто бессмысленно.
— Я так не могу, Фрост. Как не смог бы оставить вас одну перед лицом надвигающейся бури.
— Я бы вас оставила в случае необходимости.
— Я знаю.
Сайленс улыбнулся и ничуть не расстроился, когда Фрост не улыбнулась ему в ответ. В конце концов, она была разведчицей. Но хотя такие, как она, считались всего-навсего бездушными и расчетливыми машинами-убийцами, Сайленс был уверен, что понимает ее. Понимает даже то, о чем она никогда не говорит. Не может, вероятно. И дело тут вовсе не в ментальной связи.
— Как там Стелмах? — спросил он наконец. Этот способ сменить тему был не хуже любого другого.
Фрост фыркнула:
— Все еще дуется на нас за то, что потерял своего драгоценного питомца. Очевидно, он лишь случайно научился контролировать гренделианина и не уверен, что сумеет повторить свой успех с другим объектом. Но можно не сомневаться, что он уже придумал свою версию событий, в которой он выглядит замечательно, а мы — хуже некуда.
— Кто бы спорил, — согласился Сайленс. — Я готов поклясться, что этот проклятый гренделианин был ему дороже, чем любое человеческое существо. Знаете, если бы меня при рождении окрестили Храбрецом и я не смог бы подняться выше должности офицера безопасности, я бы тоже таким стал. Что бы он там ни написал в своем отчете, по-настоящему он хочет только одного — нанести нам удар в спину.
— Естественно. Зачем же еще нужны офицеры безопасности?
— Суть тут в том, что свои собственные интересы для него гораздо важнее, чем необходимость предупредить Лайонстон об опасности. Еще одна причина, чтобы я вернулся. Проклятие!
— Мы всегда можем убить его, — сказала Фрост. — Трудно нанести кому-нибудь удар в спину, когда ты в гробу.
Сайленс задумался.
— Нет, это только еще больше осложнит ситуацию. Он не знает, как нанести нам смертельный удар. Потому что не подозревает о ментальной связи.
Они никогда никому не рассказывали об этом явлении. Судя по всему, оно не имело ничего общего с экстрасенсорным контактом, но этого, увы, не докажешь. И если бы начальство узнало об этой ментальной связи, их немедленно поставили бы на одну доску с экстрасенсами, которые в Империи считались гражданами в лучшем случае второго сорта. Бесправнее их были только клоны. И тогда — прощай карьера! Капитан и разведчица превратились бы в подопытных кроликов. Их бы долго изучали, а потом скорее всего подвергли бы вивисекции. Поэтому Фрост и Сайленс никому никогда не рассказывали о своих странных способностях.
— Что-нибудь знаете о дочери? — спросила Фрост.
Сайленс покачал головой. Его дочь Диана была экстрасенсом. Там, на Ансилии, когда все пошло к черту, она была вместе с ними. То, через что она прошла, сломало бы любого. Но Диана не была «любым». Она была дочерью Сайленса. Возможно, поэтому она все-таки выжила и даже стала намного сильней. Настолько, что, когда они вернулись на Голгофу, она сумела удрать с корабля и присоединиться к клонам и экстрасенсам подполья. С тех пор Сайленс не видел Диану и не получал от нее никаких вестей. И был только рад этому. Ему страшно не хотелось предавать свою единственную, горячо любимую дочь. Но долг — превыше всего. Возможно, именно поэтому у девочки хватает ума не пытаться связаться с отцом.
Сайленс надеялся, что она сейчас счастлива.
— Как там команда? — спросил он после долгой паузы, пытаясь еще раз сменить тему беседы. — Они не доставляют вам неприятностей?
— Не посмеют, — ответила Фрост. — Кое-кто пытался меня не замечать. Мне пришлось их пару раз стукнуть, чтобы научить хорошим манерам. Так что когда они выйдут из лазарета, будут как шелковые. А остальные с тех пор стали очень вежливы и послушны, по крайней мере когда я рядом. Не понимаю, почему они так переживают. Мы потеряли нескольких людей. В нашей работе это иногда случается.
— Мы потеряли весь экспедиционный отряд, — сказал Сайленс. — И всех вампиров.
— Поверьте мне, капитан, на вампиров всем наплевать.
— Но они были последними регулярными бойцами в Империи.
— Это все равно что сказать, что они были последними тараканами. Все просто счастливы, что их больше нет.
— Все равно они были моими подчиненными, — сказал Сайленс. — Я отвечал за них. И я же стоял и смотрел, как хайдены уводили их куда-то.
— Вы ничем не могли этому помешать. Хайдены превосходили нас в численности.
— А сейчас все мои вампиры мертвы. Хайдены разрезали их на кусочки, чтобы посмотреть, что у них внутри, и рассовали кусочки по банкам в какой-нибудь своей распроклятой лаборатории.
— Самое им там и место, — заключила Фрост. — Никогда не доверяла вампирам.
— Они сражались рядом с нами, — сказал Сайленс. — Большинство из них пали в бою. Неужели для вас это ничего не значит? Ах да, конечно. Я и забыл. Вы же разведчица. Вас волнует только, как убить врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13