Впоследствии я частенько возвращался в «Плэйере» и играл по мелочи. Мой статус приятеля хозяйки позволял мне делать небольшие ставки за ее столом, когда она играла, и мне разрешалось покинуть игру в любой момент, выигрывал я или проигрывал. Иначе и быть не могло в моем случае. Фишками не пользовались. Ставки вносились сразу наличными и только банкнотами. Тысяча песет для начала и ставки, предел которых ограничивался остатком денег партнера - минимально в пять тысяч. Сдающий устанавливал вариант покера по своему желанию, но в основном играли в соотношении три к одному втемную, в остальных случаях на открытых картах или предпочитали смешанный тип; в банке всегда набиралось слишком много денег для такого голодранца, как я.
Иногда мне везло, и я забирал двадцать или тридцать тысяч песет - суммы для меня значительные. В другой раз я потерял пятнадцать тысяч, месячную плату за квартиру, и мне пришлось туго. Когда я выигрывал, сдавала сама сеньора Трини, и после она заставляла меня уйти из-за стола.
- Пока ты не закусил удила и не нарвался на неприятности… - по-матерински увещевала она меня под слабые протесты остальных игроков: она правила в своем доме, никакие возражения не принимались.
Да, я познакомился с Лупасом и даже пару раз играл с ним. Стало понятно, почему его так прозвали: он носил бифокальные очки с толстенными стеклами, настоящие лупы. На каждой сдаче он подносил карты к самому носу, практически утыкался в них линзами и только тогда чуточку приоткрывал веером, чтобы посмотреть: он напоминал первооткрывателя близорукости. Ему было под шестьдесят, среднего роста, тощий, плешивый и некрасивый. Мало того, угрюмый, брюзгливый и без проблеска чувства юмора. Мне показалось невероятным, что этот недоносок провел многие-многие годы подле такой очаровательной женщины, какой была его партнерша по порношоу, а особенно удивляло то, что он был единственным мужчиной ее жизни.
По крайней мере насчет его сексуальной привлекательности меня просветили другие, когда Трини не слышала. Похоже, означенное чудо природы обладало орудием громадного калибра, как в длину, так и в диаметре. И мужчина умело им пользовался, отличаясь выдающимся самообладанием. И тогда я вспомнил замечание моей покровительницы относительно привычного для нее количества и качества. Поэтому меня не удивляла шутка Дерьмолапа, одного из игроков, о ком речь еще впереди, который обычно говаривал:
- Поглядим, как ты сыграешь, Лупас… А может, у тебя вдруг встал? А то, когда эта штука твердеет, кровь приливает не к голове…
Лупас держал захудалый пансион на улице Кон-де дель Асальто, главной артерии китайского квартала. Вдобавок он был сутенером двух неказистых португалок, которые приводили клиентов в тот же пансион. Меня предупредили, чтобы я держал с ним ухо востро: он всегда носил с собой пистолет и, хотя был слеп как крот, имел отменный слух.
Однако никто не знал причин развода Лупаса и Трини-Амфибии. И тем более оставалось непонятным, зачем Лупас каждую неделю приходит играть именно в «Плэйере». Сеньора Трини, неизменно приветливая со всеми, относилась к нему с откровенной враждебностью и пренебрежением. Она не упускала ни малейшей возможности уязвить его или припомнить то, что быльем поросло и что совсем не делало ему чести. И если, играя против него, она разделывала его под орех, то невыносимо задирала нос. Брюзга, напротив, стоически терпел оскорбительные замечания женщины без единого худого слова в ответ. Меня заверили, что будь на ее месте кто-то другой, он схлопотал бы пулю в лоб или куда придется за одну десятую того, что вытворяла она.
Наступило лето. И ночь в «Плэйере», которую я никогда не забуду. Был будний день, кажется, понедельник или вторник - забавно, но я точно не помню числа: в восьмидесятые я злоупотреблял гашишем, и моя память очень избирательна, когда речь идет о несущественных подробностях того периода. Но полагаю, это случилось в последнюю неделю июня.
Стояла жара, липкая как растаявшая карамель, обосновавшаяся на улицах Барселоны с конца весны. Я заявился в кабачок в одиночестве и поздно, где-то около трех, пропустив в «Селесте» на Платерии стаканчик-другой джина с тоником, причем после того, как одна сострадательная душа поделилась со мной парой понюшек белого порошка. Кокаин разбавил опьянение, и меня неудержимо потянуло сыграть в покер. В то утро я получил чек на сорок тысяч монет за рассказ и, хотя и задолжал гораздо больше двум-трем своим друзьям, чувствовал себя королем.
Кабачок был почти пуст. Один только Рафойс, обычно торговавший здесь вразнос всякой дребеденью, в энный раз жаловался у стойки бедной Сусане на то, что жена житья ему не дает. Мне разрешили пройти в кладовку. Партия была в разгаре: четыре игрока, среди них моя приятельница Трини, На сукне скопилось изрядное количество банкнот по тысяче и несколько достоинством в пять тысяч - играли по крупному. Самая солидная горка высилась у груди сеньоры Трини: она была в ударе. Когда я вошел, она как раз выиграла хорошую ставку с неслабой тройкой тузов.
Мне позволили присоединиться к партии пятым. Я выложил на стол с трогательной небрежностью остаток своих денег: шесть банкнот по пять тысяч и две по одной, всего тридцать две тысячи. Мною руководила хмельная уверенность, внушенная кокаином, что этой ночью надо непременно играть ва-банк: я не сомневался., что удвою, утрою капитал.
Трини предупредила, чтобы я не зарывался, и если буду играть и проиграю больше, чем следует, чтобы потом не просил о снисхождении: на этот раз номер не пройдет.
После того, как были предъявлены деньги, мне сдали карты для партии втемную. Я знал всех игроков. Помимо Трини и Лупаса, который порядком проигрался и потому пребывал в особенно скверном настроении, за столом сидели Дерьмолап и Пеп.
Дерьмолап - помощник инспектора полиции Лукас Бомбин, сорокалетний бездельник, который подрабатывал сверхурочно вышибалой в «Плэйере». Дородный арагонец, из крестьян, грубый, простой, как веник, и большой любитель выпить. Он отлынивал от основной работы как мог и почти каждую ночь удирал в кабак, где и проводил большую часть времени: щупал девочек, тянул коньяк на дармовщину и поигрывал в покер на улов, осевший в его карманах. Своим прозвищем он был обязан привычке обнюхивать с брезгливой миной средний и указательный пальцы правой руки, как будто они воняли дерьмом. По-своему он был славным дядькой. Никогда не возникало никаких проблем с порядком в этом заведении, которое вообще было местечком очень спокойным. Поэтому мне казалось совершенно необъяснимым, за ev Трини платила ему жалование. Похоже, его услуги понадобились лишь однажды, когда другой пьянчуга затеял ссору - Бомбин раскроил бедолаге голову рукоятью револьвера… Он играл в покер наверняка и без подвохов, как по книге. Но ему обычно везло, и он азартно понтировал.
Пеп был распространителем амфетаминов, мелкой сошкой, всего на несколько лет старше меня, и жил в одной из трущоб негостеприимного квартала Ла Мина. Он корчил из себя денди, но был всего лишь приказчиком в белых носках. Еще его знали как Красотулю Крашеную, но если кто-то обращался к нему подобным образом, он хватался за нож: случай явного непризнания гомосексуальной ориентации. Пеп был довольно образованным, хладнокровным типом, державшимся отстраненно. Он играл в покер, не снимая темных солнечных очков, ни на миг не показывая глаз. Вкупе с сеньорой Трини, благодаря великолепной интуиции, он являлся самым опасным и коварным партнером: было невозможно угадать, какая комбинация у него на руках.
Лупаса отличал неровный, непредсказуемый стиль: он мог сыграть одну партию, как мастер, а следующую - как новичок. В целом, с ним тоже следовало держать ухо востро.
Моя пылкая уверенность, будто я вот-вот сорву банк, вскоре поостыла: меня быстро щелкнули по носу. Перед сбросом банк уравняли до двух тысяч с каждого: поставили все, кроме Лупаса. Я остался с парой дам, и мне пришла третья: приличная тройка. Первым ходил Красотуля, который также прикупил три карты: он спасовал, также поступили Дерьмолап и Трини. Более-менее очевидно, что этот тур за мной - ни у кого не сложилось сильной комбинации. Я поставил еще две тысячи, чтобы окончательно их обезоружить. Трини и служивый пасанули, но Пеп, а его рука была первой, поднял ставку до трех. Он затаился, чтобы оценить обстановку, и теперь готовился подловить меня. Уверен, что он тоже собрал тройку, вероятнее всего, достоинством ниже моей… И хотя он, в свою очередь, наверняка знал, что у меня тройка, едва ли ожидал увидеть карты такого высокого достоинства. Я интуитивно чувствовал, что у него должна быть тройка валетов… Я взглянул на три тысячи и добавил еще две. Он без колебаний сравнял ставки и пошел на повышение, положив банкноту в пять тысяч. . Он пытается нагреть меня или блефует? В банке уже скопилась достаточно круглая сумма, превышавшая предел возможностей такого человека, как я, который ставит скупо из-за тощего кошелька. С другой стороны, как и всякий порядочный игрок, лидер не относился к тем, кто рискует тысячей дуро, чтобы выиграть тысячу песет.
Впоследствии я просмотрел немало фильмов (почти все - американские), где покеру отводилось не последнее место в развитии сюжета. И в глаза всегда бросалось множество неправдоподобных несуразиц: чего стоит, например, до нелепости безрассудный блеф, когда кто-то из героев рискует огромными деньгами из-за более скромной суммы; но особенно меня веселило, с какой невероятной легкостью игроки выдавали, блефуют они или нет: излюбленный прием - «непроизвольный» нервный тик, естественно, не ускользавший от внимания очередного «умного» героя.
Пеп со своим каменным лицом за проклятыми солнечными очками меня достал: я был уверен, что его положение намного хуже моего, но я никогда этого не узнаю, поскольку не стал платить еще пять тысяч, чтобы увидеть его карты. Он забрал мои деньги - десять тысяч на первой сдаче! - а я остался с носом. Чтобы прийти в себя, я принялся созерцать влажное пятно на стене, которое всегда напоминало мне озеро, удивительное и глубокое, куда я был бы не прочь броситься, сваляв такого дурака, как сегодня.
Сеньора Трини посоветовала мне выйти из игры. Я уже попытал счастья один раз, сыграл плохо, мне это дорого обошлось, так что хватит. Я не подчинился. Она на меня рассердилась. И хотя она была права, и в ту ночь я проигрался дотла, я никогда не раскаивался, что не послушался своего доброго друга.
В кладовой было очень жарко - наверное, больше тридцати градусов. И может, жара тоже повинна в том, что все пошло наперекосяк. Воздух туда поступал только через маленькое оконце под потолком, выходившее на задворки, те самые, где однажды в мусорном баке нашли тело одного из братьев Монтовио с горлом, перерезанным от уха до уха. И это оставалось единственным трагическим событием, связанным с покером и омрачавшим историю игорного заведения «Плэйере» - до того, которое должно было вот-вот произойти.
Братья Монтовио, двое цыган тридцати с лишним лет, скопили неплохой капиталец, торгуя в розницу всяких хламом. Как мне рассказывали, они были вальяжными весельчаками и лихо проигрывали. Правда, один из них, погибший, всегда носил с собой охотничье ружье с отпиленным стволом, завернутое в детское одеяльце - деталь, показавшаяся мне сюрреалистической.
Однажды ночью означенный брат выиграл у своего родича крупную сумму Проигравший страшно разъярился, покинул стол и само заведение. На следующее утро труп счастливчика обнаружили в переулке. Обрез, похоже, мало помог: он лежал, заряженный, в детском одеяльце в нескольких шагах от места нападения. Естественно, в карманах мертвеца было пусто.
Цыгана выпустили из тюрьмы за недостатком улик, и он никогда больше не возвращался в «Плэйере» Однако заведение стояло опечатанным в течение шести месяцев; потом дело замяли - Дерьмолап потянул за нужные ниточки с помощью денег сеньоры Трини в понятно каком департаменте на Виа Лайетана.
Наша партия продолжалась. Через два круга я ухитрился компенсировать потери на хорошей сдаче в открытую, когда ко мне пришла пара тузов.
Мне кажется, все так паршиво обернулось не только из-за жары: положение усугубило и то, что Дерьмолап той ночью капитально прикладывался к бутылке, накачиваясь коньяком «Маскаро» с равномерным ускорением… Это, равно как и сдача, когда он играл против Лупаса.
Сдавала сеньора Трини, в открытую. Мы договорились, что каждый получает по пять карт, по одной за раз, со ставкой в тысячу монет перед началом очередного круга; одна карта у нас оставалась картинкой вниз. По окончании сдачи как будто выигрывал Дерьмолап с парой королей. Единственным, у кого тоже подобралась мало-мальски стоящая комбинация, оказался Лупас, но у него была пара десяток. Первым делал ставку Дерьмолап. Твердо уверенный в своих силах он поставил десять тысяч. Все остальные пасовали. Лупас задумался: помимо пары у него имелись туз и двойка. На руки уже сдали второго туза, каре ему не светило, зато он мог надеяться на тройку десяток или две пары - с двойкой. Над этим следовало бы поразмыслить и Дерьмолапу, хотя бы после того, как Лупас раскошелился на десять тысяч и поднял ставку до двадцати.
Деньги у Лупаса кончались: недавно он выложил на стол, вытащив из носка, последнюю пачку банкнот, аккуратно перетянутую резинкой. Если бы Дерьмолап почуял подвох, этот розыгрыш остался бы всего лишь очередной сдачей в нашей ночной партии.
В покере, чтобы оставить других на бобах, не надо, стремясь выиграть любой ценой, ставить при каждой сдаче, выгоднее проигрывать - минимальное количество раз, конечно. Следует непременно воздерживаться от крупных ставок, когда анализ расклада не дает ясного понимания шансов на выигрыш. Большой куш срывается в тех редких конкретных случаях, когда удается раскрутить на высокие ставки партнеров, у которых на руках тоже очень хорошие карты, при условии, что вы твердо уверены - ваша рука останется лучшей, даже если удача внезапно изменит вам, что так часто случается в азартных играх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28