И в это время в тёмном дверном проёме показалась плотная фигура Воробьёва.
Воробьёв молча взглянул на нас и, схватив директора за плечо, с необыкновенной быстротой втащил его внутрь домика. Дверь закрылась.
А мы с Олегом, не сговариваясь, бросились бежать. Взлетели во весь дух на второй этаж общежития. Я хотел было с ходу юркнуть в свою комнату, но тут Олег преградил мне дорогу. Вид его не предвещал ничего хорошего.
– Ну? – сказал он грозно.
– В чём дело, приятель? – Я сделал попытку его обойти.
– Ты понимаешь, что ты натворил?
– А что такое? – Я всё ещё изображал оскорблённую невинность.
– Соня всё слышала, – сказал Олег. – Но она не думала, что ты решишься.
Ах, чёрт! Действительно, когда я писал письмо ЭТИМ, я от волнения забыл о блокировке.
– Эх ты, торопыга! – презрительно проговорил Олег и отступил, давая мне дорогу. – Иди ложись. Но не думай, что проведёшь спокойную ночку.

22

Проснулся я от холода.
Напрасно я натягивал одеяло до подбородка: холод безжалостно заползал вовнутрь. Я открыл глаза – в комнате было темно. И тут меня полоснуло чем-то острым по лицу и рукам. Закутавшись в одеяло, я подбежал к выключателю, зажёг свет. Лампочка горела вполнакала. За окном была кромешная тьма, купол совсем не светился, хотя на часах было уже около семи утра.
В дверь забарабанили.
Я открыл – на пороге стояли Олег и Соня.
Она взглянула на моё лицо и ахнула:
– И ты тоже?..
– А что случилось? – спросил я.
– Славик порезался стеклом, – сквозь зубы проговорил Олег. – Ух, дал бы я тебе, если бы от этого была хоть какая-нибудь польза! Кустарь-одиночка!
– Оставь его, – сказала Соня. – Видишь, человеку больно.
Лампочка под потолком мигнула и померкла. В коридоре было тоже темно, шлёпали чьи-то шаги, слышались приглушённые голоса.
– Иди за мной, – скомандовал Олег. – У меня в комнате фонарь, батареек хватит часа на четыре.
– Дай хоть одеться! – взмолился я. – Холодно!
– Некогда, – коротко ответил Олег.
Мы побежали по коридору. На бегу я чувствовал, как горят Славкины порезы на моём лице. Как же ему было больно в первые минуты, когда я ещё спал, как сурок!
– Сломалось что-нибудь? – спросил я, задыхаясь.
– Всё сломалось, – не оборачиваясь, ответил Олег. – Твоими молитвами.
«Птичий базар» отключён, и вся система вышла из строя.
– Да что ж они, психи, что ли?
Олег резко остановился, и я налетел на него в темноте.
– Имей в виду, – сказал он вполголоса, дыша мне в лицо, – никто не знает, что это ты… Кроме нас с Соней. Понял? Будем держаться как люди.
Я благодарно закивал, хотя Олег этого, естественно, не видел.
Он втолкнул меня в комнату.
– Ещё одного привели! – послышался в темноте жалобный Славкин голос. – И без того воздух кончается!
– Прекратить панику! – сказал Олег и зажёг фонарь.
Луч света выхватывал из темноты лица ребят. Девчонки стояли, закутанные, как и я, в одеяла. Тут же была и Черепашка.
– Не понимаю! – сказала она, увидев меня. – Война, что ли? Никто ничего не объясняет…
– Всё ты! – крикнул Борька и кинулся к Олегу. – Всё ты, изыскатель!
Я схватил его за руки. Одеяло упало с меня на пол.
– Ну, ну, спокойно. Это не он, это я во всём виноват.
Но Борька меня не слушал.
– Пусти! Пусти! – шипел он, вырываясь.
Пришлось скрутить ему руки. Когда он присмирел, я подвёл его к креслу и усадил.
На кровати кто-то слабо стонал. Я понял: это был Славка. Собственно, стонать-то ему можно было бы уже и прекратить: я знал, что на нём нет уже ни царапинки, да и мои скоро пройдут.
– Как это он? – шёпотом спросил я, зная, что где-то поблизости Соня.
– Пытался вылететь в окно, – тут же отозвалась Соня. – Олег, побольше света, пожалуйста.
– Вылететь? Зачем? – спросил я.
– Всё погасло, и он испугался.
Лена тихо и тоненько заплакала.
Рита подошла к ней, обняла её за плечи.
– Ничего, ничего, – зашептала она. – Всё пройдёт, все успокоятся… Не надо бояться.
– Да, ты не знаешь! – плача, повторяла Лена. – Ты ничего не знаешь…
– Ну и что ж, что не знаю? – возражала Черепашка. – Мне же страшнее, а я не плачу.
Всё-таки она была молодец.
– Не надо нервничать, ребята, – сказал Олег.
Он светил фонарём на Славкино лицо, а Соня рассматривала, есть ли раны.
Славка что-то бормотал и отворачивался: он не хотел признаваться, что все его порезы «прошли». Но я не осуждал его: такая уж была моя специализация.
Зажмурившись, я живо представил себе, как страшно ему было, когда он, раскинув руки, весь исцарапанный, летел в темноту…
– Не надо нервничать, – повторял Олег. – Возможно, всего лишь короткое замыкание. Сейчас мы с Андреем пойдём и всё починим.
– Ну прямо, почините! – крикнул Борька и снова вскочил. – Электрики нашлись!
Я взял на себя его страх – и это было ужасно. Меня затошнило, сердце заколотилось, я весь покрылся холодным потом. Только бы не закричать, подумал я, стискивая зубы. Только бы не закричать!
Борька всхлипнул, удивлённо оглянулся – и притих, как будто заснул.
Вдруг вспыхнул свет – ярко-оранжевый, мощный и ровный. Мы все взглянули на потолок, но плафоны оставались тёмными. Это были не лампы: это за окном огненно засветился сам купол.
– Андрюша, пожар? – спросила меня Черепашка.
Ну что я мог ей ответить? У меня самого ещё зубы стучали от Борькиного страха.
– Заря, – сказал я первое, что пришло в голову.
– Ура! – крикнул Борька. – Приехали!
Все радостно закричали. Даже Славка поднял голову с подушки, впрочем тут же уронив её обратно.
На дорожке возле бассейна мы увидели Воробьёва и Скворцова. Они стояли, задрав головы, и сокрушённо рассматривали погибшие пальмы. В дверь постучали.
– Быстро! – скомандовал Олег. – Быстро привести себя в порядок!
Мы поспешно закутались в одеяла, оглядели друг друга. Лица у нас в этом странном свете были зеленовато-бронзовые, губы тёмные, но, в общем-то, выглядели мы вполне прилично.
– Войдите, – сказал Олег.
Я затаил дыхание. Вот сейчас появятся они… иссиня-чёрные, многоликие, с дельфиньими усмешками на безглазых лицах.
Дверь открылась, на пороге стоял Дроздов. Он был бодр, весело улыбался.
– Что, любуетесь сменой пейзажа? – заговорил он. – А ну-ка, признавайтесь, кто разбил стекло? Первый случай в нашей школе. Будем вызывать родителей, чтоб другим неповадно.
Мы молчали, стараясь переместиться к постели и загородить собою бедного Славку.
– Просим нас извинить за временные неполадки, – сказал Дроздов. – С автономной системы нас переключили на центральную, но всё было несколько неожиданно. Больше это не повторится.
Олег быстро взглянул на меня и подмигнул.
– Итак, друзья мои, – продолжал Дроздов, – нам задана полная программа, и мы готовы ответить на любые ваши вопросы.
– Вопрос первый, – сказал Олег: – где ОНИ?
Дроздов улыбнулся.
– Деловой подход, – сказал он. – Не хотите иметь дело с подставным лицом. Но сейчас через меня с вами говорит один из непосредственных руководителей проекта «Аленький цветочек». Есть у вас на Земле такая сказка…
– Мы знаем, – сказала Соня.
Дроздов молча, по-учительски посмотрел на неё. Соня смутилась.
– Так вот, – продолжал Дроздов, – в вашей сказке некрасивое чудовище, оборачивается симпатичным молодым человеком. В нашем проекте, увы, дело обстоит несколько иначе… скажем даже, наоборот. Привыкать к этому придётся постепенно. Уверяю вас, ничего особенно страшного: мы же к вашей внешности притерпелись. Лично я нахожу, что вы очень красивый народ. Надеюсь, что и мы вам понравимся.
– Тогда второй вопрос, – сказал я, – если позволите. Не кажется ли вам, что вы действуете не совсем правильно? Похищение детей – на Земле это вряд ли понравится.
– Похищение? – удивлённо переспросил Дроздов. – Позволь, Андрюша, но ты что-то путаешь. Разве кто-нибудь тебя похищал? Ты хотел поступить в спецшколу – и ты в ней учишься. По первому твоему требованию мы доставим тебя домой…
– К маме… – вставил Борька.
– Но до сих пор о таком желании нам никто не заявлял, – продолжал Дроздов, не обратив на эту реплику внимания. – Что же касается местонахождения школы, то в момент твоего прибытия школа действительно была в районе Чулпана. Ты удовлетворён моим ответом?
Я пожал плечами: против этой напористой логики трудно было возразить.
– Вопрос о целях, – продолжал Дроздов, – вопрос о целях вы задали письменно, и вам пришёл письменный официальный ответ. – В руках у Дроздова оказался большой конверт.
– Кому ответ? – вскинулся я.
– Да уж не тебе одному, – лукаво ответил Дроздов. – Всем. – Он протянул конверт Олегу. – Ну, приводите себя в божеский вид – и завтракать, – сказал он, повернулся и вышел.
Олег повертел в руках конверт, посмотрел на меня.
– Вскрывай, – сказал я ему. – Теперь чего уж.
– Нет, – ответил он и отдал мне письмо. – Идея твоя, ты и зачитывай.
Я распечатал конверт и достал сложенный вчетверо листок тонкой бумаги. Все молча за мной наблюдали.
– «Дорогие воспитанники! – громко прочитал я. – Ваши претензии совершенно справедливы: мы проявили излишнюю осторожность, поставившую вас в положение, которое можно расценить как унизительное. Просим нас извинить за недоверие.
Виновные в этом ложном решении строго наказаны. Мы рады, что не ошиблись в выборе. Единственная наша задача состоит в том, чтобы к моменту встречи с нами вы знали и умели всё то, что знаем и умеем мы. Только на основе равенства возможно настоящее понимание. Мы будем счастливы работать вместе с вами во имя этой, как мы считаем, высокой цели. Восхищённые вашей выдержкой руководители Проекта «АЦ».
– А что такое АЦ? – спросил из своего угла Славка.
– Аленький цветочек, – объяснила Соня.
– Знаете, кто мы теперь? – после паузы сказал Борька. – Мы теперь посланники. Дипломаты. Вот так.
– А домой пускать нас будут? – осторожно спросила Лена.
– Какой разговор! – великодушно пообещал Борька.
– Понимаешь что-нибудь? – спросил я Черепашку.
– Понимаю, – ответила она просто. – Нас забросили на другую планету.
И от этих бесхитростных слов мне захотелось подскочить до потолка и закричать что-нибудь дурацкое вроде: «Э-ге-гей!» Я почувствовал, что отрываюсь от пола и начинаю колебаться в воздухе, как выпущенный из бутылки джинн. Но делать это сейчас было несерьёзно.
Славка, покряхтывая, спустил с постели ноги (у него на лице и руках было несколько заживших царапин) и, взглянув на окно, обомлел.
– И всё-таки ты был не прав, старик, – заметил Олег.
Разумеется, я с ним согласился.
А за окном во всю свою мощь на оранжевом небе пылало чёрное солнце.



1 2 3 4 5 6 7 8 9