— Может быть, вы тогда выпили? — предположила с надеждой Джин.
Молли критически на нее посмотрела:
— Очень умно для такой маленькой мозглячки… А, ладно, смутно все… Я была тогда ненамного старше вас, и была более чем привлекательной… Поглядите на меня сейчас, вы никогда не подумаете этого обо мне, о той, которая двадцать лет в трактире «Десятая Миля» выносит помои…
— Кто мой отец?
— Никто.
— Это невозможно!
Молли покачала головой:
— Тем не менее, это так. А почему я знаю? Потому что я была там, за решеткой, в Доме Реабилитации, и была за решеткой два года. Затем, когда я поглядела на себя, я сказала: «Молли, ты толстеешь». Потом я сказала: «Наверное, газы». А на следующий день я сказала: «Молли, если бы эта чертова тюрьма не была как аквариум для золотых рыбок, где каждую минуту на тебе чьи-нибудь глаза, и знаешь притом, что фактически ты не видела ни одного мужчину за исключением старика Колвелла и директора…»
— Колвелл!
— Старый доктор Колвелл был медиком там, холодный как рыба… Бог видит, холоднющая рыба… В любом случае, я сказала себе…
— А не могло быть так, что Колвелл?..
Молли фыркнула:
— Старик Колвелл? Более вероятно повесить это на Архангела Гавриила. Этот старый… — она разразилась непристойным бормотанием. — До сих пор мне хочется поймать этого слюнтяя, неженку, типа этого, который не дал мне выйти, когда истек мой срок! Он объявил, что я больна, что нужно подождать! И сам ничего не делал, чтобы лечить. Я сама вышла оттуда. Я уехала на грузовике, который оказался там внутри, и он ничего не мог поделать, потому что вышел мой срок, и задерживал он меня незаконно. И затем я пошла к врачу, старому доктору Уэлшу, и он сказал: «Молли, единственное беспокойство с вами это то, что вы чертовски беременны». А дальше вы уже знаете. Есть ребенок, а я без средств к существованию и без хахаля, нуждаюсь в свободе, так что пришлось отнести ее к моему хорошему другу Джо. А то, что он изредка поднимал шум…
— А как насчет директора?
— Что насчет директора?
— Мог он?..
Молли скептически фыркнула:
— Только не старый суетливый Ричард. Он никогда даже не показывался. Кроме того, его дурила молодая мозглячка в офисе.
Раздался гудящий звук мотора. Джин выскочила в сад и вытянула шею в сторону удаляющейся воздушной лодки. «Какого черта… я сказала ему ждать. Как я вернусь в Ангел Сити?»
— Ну-ну, — раздался в трактире пронзительный голос. — Ну-ну, это в самом деле оригинальный реликт прошлых дней.
Молли Саломон тяжело встала на ноги.
— Этот голос! — лицо ее налилось нездоровой краснотой. — Этот голос, я никогда не избавлюсь от него. Это старый Колвелл.
Джин последовала за ней в салун.
— Эй, вы, уродец с маринованным лицом, что вас сюда привело? Вы знаете, я поклялась давным-давно, что если я поймаю вас за пределами вашего отвратительного дома, я вылью на вас помои, и вы знаете, что сейчас я сделаю именно это… только подождите, пока я возьму ведро, — Молли повернулась и, тяжело дыша, удалилась по коридору.
Джин сказала:
— Это вы отослали мой кэб, мистер Колвелл?
Колвелл поклонился:
— Да, мисс Парле. Я хочу показать вам свое цыплячье ранчо и думаю, именно сегодня вы можете принять мое предложение.
— Предположим, я не захочу. Как я тогда вернусь в Ангел Сити?
Колвелл сделал элегантный жест.
— Естественно, я доставлю вас туда, куда вы захотите.
— Предположим, я не захочу с вами лететь?
Колвелл покраснел:
— В этом случае я, конечно, виновен в том, что навязываю вам себя и могу предложить только свои извинения.
В комнату, пыхтя и рыдая от ярости, вбежала Молли Саломон с ведром. Колвелл со значительной живостью, ничуть не пожертвовав своим величием, попятился на веранду. Молли выскочила вслед за ним. Колвелл отступил дальше во двор. Молли сделала еще несколько шагов и выплеснула содержимое ведра в его направлении. Колвелл избежал помоев, потому что успел отскочить на целые двадцать футов. Молли взмахнула кулаками.
— И больше не появляйтесь на Десятой Миле, а то вам плохо будет, очень плохо, вы, отвратительная маленькая свинья, — и она добавила несколько непристойностей.
Квадратная, с лицом как тесто, женщина, которая гоняется за утонченным Колвеллом с ведром, полным помоев — этого оказалось слишком много для Джин. Она разразилась искренним смехом. Но из глаз полились слезы. Ее отец и ее мать. Несмотря на бурные протесты Молли, Джин помнила, что у Колвелла была дочь, похожая на нее: Марта, Санни, Джейд, как бы ее ни звали.
Не взглянув на Джин, Молли триумфально удалилась в салун. Подошел Колвелл, сердито вытирая лоб.
— Я не пожалею двух центов, я подам на нее в суд, и ее приговорят…
— Вы мой отец? — спросила Джин.
Колвелл бросил на нее яркий изучающий взгляд.
— Почему вы это спрашиваете? Это очень любопытный вопрос.
— Молли моя мать. Она говорит, что забеременела, когда поблизости был только один мужчина.
Колвелл решительно покачал головой:
— Нет, миссис Парле. Если даже отбросить вопросы морали, я могу уверить вас, что я человек утонченных вкусов и умею разбираться в людях.
Джин призналась себе, что сочетание в любовных делах Молли и Колвелла труднопостижимо. «Но кто тогда мой отец?»
Колвелл поднял брови, словно осознавая обязанность, выполняя которую он может причинить боль, но которую должен тем не менее исполнить.
— Кажется что… извините меня, я буду груб. Я чувствую, что вы, хотя и молоды, но реалистка. Отношения вашей матери с мужчинами были таковы, что ответственность за отцовство ни на кого конкретно возложить нельзя.
— Но она была в Доме Реабилитации. Она говорит, что не видела ни одного мужчины, кроме вас.
Колвелл покачал головой с сомнением:
— Наверное, вам лучше всего посетить старый дом. Он примыкает к моему…
Джин отрезала:
— Раз и навсегда. Я не интересуюсь вашими цыплятами. Я хочу вернуться в Ангел Сити.
Колвелл склонил голову в знак поражения:
— Ну, пускай Ангел Сити. Я приношу извинения за свою самонадеянность.
Джин спросила резко:
— Где ваша лодка?
— Здесь, обойдите эту берлогу, — он провел ее вокруг ржаво-белой массы грибов.
Воздушная лодка была старой и величавой. Слова «Кодиронский Дом Реабилитации» были закрашены, но контуры букв вполне читались. Колвелл откинул дверцу. Джин заколебалась и посмотрела задумчиво на трактир «Десятая Миля».
— Что нибудь забыли? — вежливо спросил Колвелл.
— Нет… думаю, нет.
Колвелл терпеливо ждал. Джин сердито сказала:
— Да, еще одно, мистер Колвелл. Может быть, я молода и много чего не знаю, но…
— Да?
— Я страшно вспыльчива. Так что давайте стартуем в Ангел Сити.
— В Ангел Сити… — сказал Колвелл задумчиво.
Джин прыгнула в лодку. Колвелл захлопнул дверцу, обошел кругом. Затем, словно его что-то ударило, откинул панель моторного отсека.
Джин настороженно наблюдала. Похоже было, он что-то подсоединял, не особо обязательное.
Внутри кэба был плохой воздух, лак и озон. Джин услышала, как включилась вентиляционная система, наверное, именно с ней возился Колвелл. Воздух стал холодным и свежим. Очень свежим. Запахло сосновыми иголками и сеном. Джин глубоко вздохнула. В носу защипало… Она нахмурилась. Странно. Она решила… Но Колвелл кончил и снова обошел вокруг лодки. Он приблизился к дверце и заглянул. Джин видела его лицо только краешком глаза и не могла заметить, какое на нем выражение. Ей показалось, что он кивнул ей и улыбнулся.
Колвелл не стал влезать в лодку. Стоя рядом, он смотрел вдаль, в долину, на три вулканических конуса, три черных пня на фоне тусклого неба. Аромат сосновых иголок и сена проник в легкие Джин, пронизал, казалось, все ее тело. Она почувствовала легкое раздражение… Наконец Колвелл открыл дверцу и подержал ее широко распахнутой. Ветер долины Плагханк устремился в лодку, неся с собой привычный запах выветренных скал и пыли.
Колвелл осторожно понюхал воздух и в конце концов влез в лодку и закрыл дверцу. Лодка задрожала. Трактир «Десятая Миля» превратился внизу в миниатюрный макет. Они летели на север. Ангел Сити был на юге.
Джин протестовала своим тяжелым дыханием. Колвелл самодовольно улыбнулся:
— В былые дни мы перевозили иногда буйных пациентов. Очень хлопотно было, пока мы не установили бак с умиротворяющим средством и не связали его с вентиляцией.
Джин тяжело дышала. Колвелл произнес снисходительно:
— Через два часа вы будете как новенькая, — он начал жужжать под нос какую-то песенку, сентиментальную старую балладу.
Лодка перевалила через гребень и закачалась в мощных воздушных потоках, затем спустилась в долину. Впереди вырос огромный черный эскарп. Яркий синеватый свет солнца, отражаясь от контрфорсов утеса, бил в лицо.
Лодка летела высоко над землей. Утес возвышался над ними. Лодка дрожала и вибрировала. Вскоре показалась кучка розовых зданий, гнездо под скалой.
— Видите, куда мы летим? — спросил заботливо Колвелл. — В течение некоторого времени это место будет вашим домом, но не позволяйте мне вас пугать, будут и компенсации, — он напевал еще чуть-чуть. — И ваши деньги будут вложены в хорошее дело, — он стрельнул в нее взглядом. — Вы проявляете скептицизм? Вам не нравится идея? Но я продолжаю настаивать на этом — будут компенсации, потому что вы станете одним из моих маленьких цыпленочков, — идея восхитила его, — одним из моего маленького выводка… Но я буду вежливым, я не хочу волновать вас…
Лодка направилась к сверкающему на солнце пучку розовых зданий.
— Это одно из поселений Троттеров, — сказал Колвелл благоговейным тоном. — Настолько древнее, что человек не может себе даже вообразить это. Здесь прямо-таки концентрируется солнце. Видите, я говорю вам одну только правду. Должен сознаться, что мое предприятие в запустении, в прискорбном запустении в эти дни. О выводке забочусь только я и мой маленький штат… Теперь, когда мы станем богатыми, мы, возможно, произведем кое-какие изменения, — он пробежал взглядом группу зданий, и ноздри его раздулись. — Отвратительно! Худшее из наследства столетий — Рококо Ренессанса. Розовая штукатурка по добротной здоровой каменной стене… Но там, где терпят неудачу желания и надежды, помогут деньги, — он прищелкнул языком. — Возможно, мы переедем на какую-нибудь более теплую планету: земля Кодирона слишком унылая и суровая, а кости мои начинает морозить лихорадка, — он засмеялся. — Я несу вздор… Если вам наскучило, прервите меня… А вот мы и сели. Мы дома.
Поле зрения Джин ограничивали ярко-розовые стены. Она почувствовала толчок. Дверца открылась. Краешком глаза она заметила усмехающееся желтое лицо худощавой крепкой женщины. Чьи-то руки помогли ей спуститься на землю, другие руки обыскали ее. У нее забрали брусочек с дротиками и скрученный в кольцо пластмассовый нож. Она услышала, как удовлетворенно закудахтал Колвелл. Какие-то руки потянули ее в полумрак здания. Они прошли через пустой гулкий зал, освещаемый через ряд высоко расположенных узких окон. Колвелл остановился у тяжелой двери, повернулся — и лицо его оказалось в поле зрения Джин.
— Когда мой маленький выводок становится слишком уж беспокойным, его приходится запирать… Но доверие рождает доверие, и… — его голос затерялся в грохоте дверных петель.
Джин вошла внутрь. Лицо за лицом оказывались в поле ее зрения. Взволнованное лицо за взволнованным лицом. Словно она смотрела на последовательность зеркал. Снова и снова на нее глядело ее собственное лицо.
Она почувствовала под собой что-то мягкое и теперь у нее перед глазами оказался потолок. Она услышала голос Колвелла.
— Это ваша давно потерянная сестра, она наконец к нам вернулась. Я думаю, скоро вы все услышите хорошие новости.
Что-то горячее, причиняющее сильнейшую боль, тронуло ее запястье. Она лежала, глядела в потолок и тяжело дышала. Боль слегка стихла. Ее веки захлопнулись.
…Джин скрытно, из-под век изучала девушек. Их было шесть. Стройные темноволосые девушки с беспокойными умными лицами. Волосы у них были длиннее, чем у нее. Наверное, они сами были мягче и до некоторой степени красивее. Но самое главное, что они были не такие, как она.
У них была одинаковая одежда, как униформа — белые, по колено бриджи, свободные желтые блузки, черные сандалии. По лицам было видно, что они скучали здесь и были угрюмы, если не злы.
Джин села на свою койку, зевнула, словно до сих пор не назевалась в жизни. Чувства ее обострились, к ней возвратилась память. Девушки сидели полувраждебным кругом. Надо их понять, — сказала себе Джин, — попробовать поставить себя на их место.
— Ну, — сказала Джин, — ну что вы просто так сидите?
Девушки слегка зашевелились, каждая чуть изменила позу, словно повинуясь общему импульсу.
— Меня зовут Джин, — она встала, потянулась, пригладила волосы и оглядела комнату. Спальное помещение в старом Доме Реабилитации. — Чертова крысиная нора. Я думаю, слышит ли нас сейчас старый Колвелл?
— Слышит?
— Оборудовал ли он это место разными там проволочками для подслушивания? Может… — она заметила отсутствие понимания. — Подождите, я погляжу. Иногда микрофоны обнаружить легко, иногда нет.
Подслушивающая аппаратура должна располагаться у двери или у окна, чтобы легче было провести провода. Беспроволочная система выглядела бы в этой голой комнате роскошью. Джин обнаружила шишечку именно там, где и рассчитывала найти ее, над дверью. Экранированные провода вели сквозь дыру. Она оторвала ее и показала остальным.
— Вот. Старый Колвелл мог слышать каждое ваше слово.
Одна из девушек боязливо взяла приборчик.
— Значит вот как он всегда узнает, что происходит… Как вы определили, что он там?
Джин пожала плечами:
— Они достаточно обычны… Почему нас всех здесь заперли? Мы в тюрьме?
— Не знаю, как вы. А мы наказаны. Когда Колвелл улетел на Землю, некоторые из нас на грузовой лодке отправились в Ангел Сити… У нас редко бывает шанс. Колвелл рассвирепел. Он сказал, что мы все можем испортить.
— Что все?
Девушка сделала неопределенный жест.
— Через некоторое время, очень скоро, мы все будем богатыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17