.. э-э-э... что-нибудь эксклюзивное. О'кей?
Игнат в свою очередь внимательно посмотрел на Овечкина: не шутит ли он, не паясничает? Нет. Насколько Игнат помнил манеры Овечкина, его ужимки и ухмылки, Димка говорил вполне серьезно. Привычку шутить с каменным лицом, а говорить дело, надменно улыбаясь, по всей вероятности, Дмитрий Овечкин сохранит до конца жизни.
Пользуясь паузой в разговоре, Овечкин поспешил развеять последние сомнения собеседника. Привстал с кресла, вытащил из кармана брюк бумажник, извлек из него две купюры, сто— и пятидесятидолларовую, небрежно бросил на стол.
— Твой сумасшедший йог, надо думать, по сей день работает сторожем. Сотня баксов ему не помешает за консультацию? Да и ты, Игнатик, не «новый русский», чтоб отказываться от полтинника за пустяковую услугу. Одно условие — бабки вернете, и он, и ты, если информация окажется фуфлом. Договорились?
— Это не йог сумасшедший, это ты сошел с ума, Дима, — произнес Игнат. — Сколько тебя помню, ты всегда был, извини, жадиной и скрягой и тут вдруг...
Игнат замолчал, слегка смутившись. А ведь и правда — вопросы и действия Овечкина чертовски похожи на поступок сумасшедшего. Одет скромно, не бедно, но и не богато, колбасу дешевую жрать не брезгует и добавки просит. И при этом задает идиотские, чисто академические, далекие от реальной жизни вопросы, демонстрируя готовность за ответы расплатиться баксами... Если эти ответы ему понравятся и его удовлетворят!
— Ну чего, Игнатик? Договорились?
— Овечкин, тебе нужна, как ты выразился, «эксклюзивная» информация о тугах. Но кто будет оценивать, эксклюзивная эта самая информация или нет? Ты же и будешь оценивать, а посему...
— Хорош умничать! Ты меня убедил. Шибко ты хитрый, как я погляжу. — Овечкин демонстративно повертел головой вправо-влево, произнося слово «погляжу», шаря взглядом по допотопной обстановке в комнате Игната, и улыбнулся еще шире. — Если такой умный, почему не богатый, а? Договоримся так: фиг с тобой, об эксклюзивности забыли, полтинник уже твой и йог в любом случае зарабатывает сотку. О'кей?
— Хокей. — Игнат взял со стола деньги, посмотрел на свет.
Овечкин рассмеялся, громко и искренне:
— Ха-ха-ха! Не бойся! Не фальшивые.
— Это я так... — засмущался Игнат. — Просто так, по привычке проверил баксы... Ты знаешь чего? Ты возьми пока деньги. Сегодня уже поздно: ты можешь не поверить, но Борис Викторович спать ложится в двадцать ноль-ноль, встает в четыре Я завтра утром с ним созвонюсь, постараюсь договориться, и тогда уж, если...
— Э нет! Так дело не пойдет! — Овечкин шумно вылез из-за стола, потянулся, разминая плечи. — Ты, Сергач, человек совестливый, ответственный. Оставлю тебе деньги — обязательно позвонишь йогу Боре и уболтаешь его со мной встретиться. Заберу бабки — хер тебя знает, какой у тебя повод найдется и меня продинамить, и себя обделить, и йога-сторожа лишить сотни баксов.
— Дим, но, быть может, все-таки хоть в двух словах объяснишь, зачем, черт побери, тебе пона...
— Надоел! — прервал Игната на полуслове Овечкин. — Утомил. Все, абзац! Обо всем договорились! Я ухожу, и завтра... Ты завтра днем дома?
— Дома. Я, типа, взял тайм-аут, разрешил себе недельку побездельничать.
— О'кей! Завтра, часиков в двенадцать, в час, звякну узнать, когда, во сколько к йогу в гости идем. — Овечкин посмотрел на часы у себя на запястье. — Ого! Уже двадцать три тридцать! Я побежал. Тебе хорошо, ты в центре живешь, а мне каково, представь, в Медведково кататься на общественном транспорте?!
— Купил бы машину на лишние деньги, вместо того чтоб расплачиваться баксами за сомнительное удовольствие узнать чего-то особенное о тугах-душителях.
Овечкин предпочел не вступать в новый круг препирательств и вопросов на тему тугов и долларов, проигнорировал последнюю реплику Игната, деловито проследовал в коридор и, присев подле забитой беллетристикой этажерки, стал обуваться в свои уличные ботинки.
— Не хочешь личный автотранспорт покупать, возьми такси, раз имеешь баксы на кармане, — не унимался Игнат. — На тачке до Медведкова минут за сорок домчишься.
— Чем советы давать, лучше бы дал какую-нибудь книжонку из этой чепуховины почитать в дорогу, — откликнулся Овечкин, кончая шнуровать второй ботинок и между делом обозревая развалы детективно-приключенческой литературы на этажерке.
— Без проблем. Выбирай любую книжку в подарок.
— В натуре, что ли, в подарок? — не поверил Овечкин.
— От чистого сердца, — подтвердил Игнат.
Овечкин глянул на Сергача снизу вверх недоверчиво, хмыкнул и, закончив с ботинками, прежде чем выпрямиться, вытянул с самого низа толстенную книжку под названием «Жертва маньяка».
Ушел Овечкин, как и пришел, не заметив протянутую, на этот раз для прощального рукопожатия, пятерню, небрежно бросив через плечо короткое «пока».
Закрыв за Овечкиным дверь, Игнат отчетливо услышал перестук каблуков, цокот тяжелых ботинок по лестничным ступенькам. Овечкин благоразумно решил не дожидаться древнего подъемного механизма, достойного места в музее лифтов (если таковой музей кто-нибудь решится организовать). Минус старых домов — скрежетание неспешных клеток-лифтов, поднимающихся со скоростью гусеницы и спускающихся рывками с непредсказуемостью бабочки, готовой в любой момент зависнуть. Плюс капитальных домов в центре — широкие лестницы, соблазняющие на пешие спуски пологими ступенями и обещающие при подъеме помощь удобными перилами. Массивные, толстые, изолирующие шумы стены — еще один плюс домов-ветеранов.
«Чему ты удивляешься, Игнат Кириллыч? Каждый сходит с ума по-своему. Загадку внезапного интереса полузабытого приятеля к фанатикам-сектантам из далекой Индии, коих английские колонизаторы уничтожили еще в девятнадцатом веке, в принципе разгадать невозможно. Очевидно, не вдруг, не с бухты-барахты Димка Овечкин заинтересовался тугами, но, не зная мотивов, невозможно строить предположения о целях. К тому же пора, давно пора привыкнуть, Игнат Кириллыч, к чудачествам людским, чай, не первый год работаешь в чудаковатой сфере оккультных услуг. И нечего утруждать мозги бесполезными головоломками!»
Игнат убрал с журнального столика грязную посуду, свалил ее в мойку на кухне, проветрил прокуренную Овечкиным комнату, расстелил постель на кушетке, почистил зубы, наспех ополоснулся в душе и голышом пробежался из ванной до кушетки, по дороге погасив свет во всех помещениях коммунального жилища. Нырнув под теплое верблюжье одеяло, Игнат блаженно вытянулся во весь рост, закинул руки за голову, прикрыл глаза.
Полночь. Тишина. Покой тела, приятная сонливость. Дыхание замедляется, дух погружается в сон все глубже и глубже...
...За дверью на лестничной клетке тявкнула собака и вслед за сварливым «гав-гав» раздался душераздирающий женский крик, резко перешедший в продолжительный визг...
Кошмарный звук, будто крючок, зацепил сознание и сдернул его с мелководья сонливости...
Игнат соскочил с постели, глупо озираясь по сторонам, чувствуя, как все быстрее и быстрее сокращается сердечная мышца...
Обычно ровно в двенадцать, точнее, ровно в двадцать четыре ноль-ноль педантичная пожилая соседка с верхнего этажа выводила пописать на улицу голосистую собачонку женского полу породы мопс. Мала собачка, но голосиста, сука. Еженощно сразу после полуночи, дверь малогабаритного жилья Игната Кирилловича подвергалась яростному облаиванию. Но сегодня после привычного гавканья собачонки отчего-то заорала собачница-пенсионерка. И продолжает орать — страшно, протяжно, по-звериному.
Или это надрывается в крике какая-то другая женщина?..
Как назло, встрепенувшийся Игнат позабыл напрочь, куда делся его домашний халат. Выбежав в прихожую, вспомнил — халат в ванной. Дернулся было в ванную. Передумал: крик за дверью рвал барабанные перепонки, возникло ощущение, что надо успеть. Куда? Выбежать на лестницу! Зачем? Помочь женщине и избавиться самому от самого неприятного из всех человеческих страхов — страха перед неизвестностью.
«Чего же она орет-то так? Как... как будто ее режут!» — успел подумать Игнат, спешно срывая с вешалки демисезонное пальто, надевая его на голое тело. Едва не опрокинул шаткую этажерку, но, хвала духам, обошлось. Припал к дверному «глазку». Ничего не видно... Нет! Видно! Перепуганная мопсиха забилась в угол прямоугольника лестничной площадки. Собачка дрожит — тоже, видимо, испугалась крика хозяйки. На каменном полу валяется брошенный поводок, который соседка обычно крепко держит в руке, опасаясь за собачью безопасность.
Предательски дрогнувшей рукой Игнат открыл дверные запоры. Выскочил на площадку. Воющая женщина стояла к нему спиной на ступеньках, что вели вниз к повороту лестничного пролета. И орала. Уже хрипло, уже из последних сил.
Захлопали двери соседей. Игнат сначала не понял, что это звуки открывающихся дверей, инстинктивно присел, запоздало соображая, что выскочил из дому с голыми руками. Надо было хотя в на кухню забежать, вооружиться кухонным ножом на всякий случай. И халат не помешал бы. В пальто всего четыре пуговицы, все нараспашку, а он голый, блин, неловко, неудобно как-то...
— Черт! Какие идиотские мысли лезут в голову, — прошептал Игнат и закричал, стараясь переорать соседку: — Что?! Что случилось?!!
— Игнат?! — Женщина обернулась, посмотрела на него выпученными глазами.
— Да, да, это я, Игнат! Что случилось?
— Ляля! Лялечка шла гулять... Только я дверь открыла, она сорвалась с поводка, кинулась по лестнице... — Женщина замолчала, завертела головой. Ее бледное лицо внезапно покраснело. За долю секунды превратилось из синюшно-белого в ярко-бордовое. — Ляля... Где моя Лялечка?!!
Услыхав свою кличку, собачка Ляля жалобно тявкнула. Пожилая дама с побагровевшим сумасшедшим лицом, прыгая через две ступеньки, взлетела вверх, нечаянно толкнув Игната плечом, и, не заметив этого, бросилась к собачонке. А Игнат увидел наконец, отчего у соседки произошло помрачение рассудка.
В конце лестничного пролета, на ровном прямоугольном участке, там, где лестница сворачивает, делая излом, лежал мертвый Овечкин. Он лежал на спине, широко раскинув прямые ноги и согнув в локтях руки. Скрюченные пальцы застыли, вцепившись в отвороты распахнутой на груди, разорванной куртки, отчего голая шея казалась непропорционально длинной. На шее широкая красная полоса, похожая на след от петли. Голова запрокинута назад. Глаза широко открыты, зрачки закатились за верхние набухшие веки. Нижняя челюсть отвисла. Изо рта вывалился посиневший толстый язык. На фиолетовых губах белая пена. А между ног Овечкина, на камне лестничного прямоугольника блестела зловонная лужа мочи. Умирая страшной, лютой смертью, он обильно обмочился, запачкав и пол, и брюки. И еще на полу рядом с трупом лежала книга. Пухлый том с надписью на обложке: «Жертва маньяка».
2. Понедельник, утро
— ...Об этом меня уже спрашивали ваши сотрудники вчера, то есть сегодня... в смысле — нынешней ночью. Я живу один.
— Угу. Во сколько ушел-пришел убитый — записано. Как его обнаружили — зафиксировано. Угу. Согласно протоколу рядом с убитым находилась книга — по поводу нее чего-нибудь можете добавить?
— Нет. Про книжку все рассказал, что знал... то есть все, как было, как подарил ее Овечкину. — Игнат машинально отцентровал узел галстука, поерзал на жестком стуле, распахнул пошире ворот куртки, поправил лацкан пиджака.
Сергач предпочитал не выделяться в уличной толпе и верхнюю одежду носил простецкую, но костюмы у Игната Кирилловича всегда были модными и в безупречном состоянии. Рубашка всегда была свежа, брюки отглажены, на пиджаке ни соринки. Сегодня ночью Игнат одевался впопыхах, схватил первую подвернувшуюся под руку рубаху, оказалось — несвежую. Брюки не выглажены, обшлага пиджака где-то запачкались мелом. Сегодня Игнат выглядел так, будто провел ночь в вытрезвителе.
— С какой целью вы дарили убитому книгу, можете объяснить, Игнат Кириллович?
— Как это «с какой целью»? Зачем книжки дарят? Читать.
— Угу. С целью прочтения.
— Извините, а чего еще можно делать с книжками, кроме как их читать?
— Много чего. Между страниц, равно как и в переплете, можно спрятать наркотики, ценности, взрывчатку, документы, деньги. Вы не волнуйтесь, Игнат Кириллович. Книга на экспертизе. Разберемся.
Игнат ожидал скользкого вопроса про название подаренной книги. Поверит ли дознаватель рассказу о том, что Овечкин сам выбрал «Жертву маньяка» за какие-то минуты до смерти, до убийства, по мнению Игната, совершенного самым настоящим маньяком? Совпадение было настолько поразительным, что смахивало более на фарс, чем на грубую правду. Между тем следователь... или оперативный работник? Черт его знает, кто он. Одет в гражданское, представляясь, назвался неразборчиво, а переспрашивать было как-то неудобно... Короче, тот, кто допрашивал сейчас Игната, к названию книги остался совершенно равнодушен.
— Игнат Кириллович, объясните цель прихода к вам Овечкина.
— Я уже объяснял вашим сотрудникам. Они все записали.
— Угу. Я ознакомился и счел необходимым уточнить некоторые детали. Потрудитесь вторично сформулировать, с какой целью приходил к вам убитый Овечкин.
— Спрашивал о тугах. Все, что я про тугов вспомнил, Овечкину рассказал. Он оставил мне сто пятьдесят долларов, чтобы я...
— Погодите. Еще раз поподробнее об этих, как вы их назвали...
— О тугах?
— Угу.
— Там должно быть написано. Я диктовал вашему сотруднику. Тутами в Древней Индии называли религиозных фанатиков-сектантов, жрецов богини Кали, дочери Шивы.
— Чьей дочери?
— Бога Шивы... Или нет. Она, кажется, не дочь, а жена Шивы.
— Так дочь или жена?
— Точно не помню, вроде бы жена.
— Угу. Так и напишем: «предположительно жена»... Про бога и его родственную связь с богиней наш сотрудник, снимавший показания, поленился записать. Угу. Вы кто по профессии, Игнат Кириллович?
— Я занимаюсь частным предпринимательством в сфере оккультных услуг.
— Угу, минутку... Угу, нашел. Вот, с ваших слов записано, что за вами числится соответствующая фирма.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4