Кроме того, в соответствии с пунктом 13.13/666 нашего Кодекса вы автоматически назначаетесь пожизненным почетным председателем В.А.М.П.И.Р.
Приняв во внимание все факты, главная совещательная коллегия В.А.М.П.И.Р. единодушно посчитала, что высокое родство и природные свойства характера компенсируют отсутствие у Вас магических способностей.
В случае Вашего согласия унаследованные Вами регалии будут присланы вам на дом в ближайшее время.
Преданный Вам
Малюта Скуратофф,
Верховный судья
Трансильвания, Долина Малокровия,
12 мая 20… года»

Дядя Герман прочитал письмо трижды. Даже – по привычке видеть во всем двойное дно – посмотрел его на свет. Однако это ничего не выявило. Разве только то, что бумага была гербовой. В качестве же гербового элемента использован мрачный замок на скале.
Дурнев пожал плечами.
– Ничего не понимаю. Верховная коллегия! – сказал он.
– Постой, Германчик! Не отказывайся! Вдруг нам еще одну мигалку дадут? А то что за дела: езжу в супермаркет без мигалки! Мне уже стыдно показываться на глаза Айседоре Котлеткиной! У этой лимитчицы, вообрази, кроме мигалки, настоящий БМП БМП – боевая машина пехоты.

как машина сопровождения! – рассердилась тетя Нинель.
Дядя Герман с беспокойством покосился на дверь соседа и нырнул в свою квартиру.
– Тшш! Ты что, спятила? Сколько раз тебе говорить, чтоб ты с Айседоркой не ругалась! Котлеткину не сегодня-завтра еще звезду дадут! Ты соображаешь, кем он тогда будет! И потом, он мне полезен! Он вчера обещал купить у меня двести вагонов старых женских чулок! – зашипел он на жену.
– Чулки в армию? Зачем? – удивилась тетя Нинель.
Дядя Герман таинственно поднес палец ко рту.
– Тшш! Государственная тайна. Я даже и не влезаю. Может, на ракеты натягивать будут для конспирации. А может, маскировочные сетки сплетут. Тут и переделывать ничего не надо: чулки-то все равно дырявые.
Тетя Нинель выдернула у мужа из пальцев письмо. Внимательно изучила его и сказала:
– Германчик, мы же с тобой не знаем, что такое «В.А.М.П.И.Р.». Вдруг это что-то хорошее? Ну, например… ээ… «Всемирная ассоциация медовых пряников и рогаликов»?
– Чушь! Не хочу руководить пряниками! – с презрением воскликнул дядя Герман.
Его супруга вновь скользнула взглядом по исписанным строкам и страдальчески наморщила лоб в мыслительном усилии.
– Германчик, заинька, послушай!.. – начала она.
Ее супруг сперва пожелтел, а затем побагровел.
– ЧТО ТЫ СКАЗАЛА? – прохрипел он.
Спохватившись, тетя Нинель зажала себе рот рукой. Все названия зверьков с длинными задними лапами были у них в семье под строгим табу. Всякий раз, собираясь включать телевизор, тетя Нинель внимательно изучала программу, чтобы быть абсолютно уверенной, что там не окажется ничего ушастого.
– Ой, Германчик, прости! Не знаю, что на меня нашло! – пискнула она. – Я хотела сказать, вдруг В.А.М.П.И.Р. – это Всемирная ассоциация межнациональной прессы и радиовещания?
Дядя Герман перестал менять цвета. Вместо этого он приятно порозовел и слегка подпрыгнул от возбуждения.
– Точно! Ты права, золотце! Как я сам не догадался! В.А.М.П.И.Р. – Всемирная ассоциация межнациональной прессы и радиовещания! – воодушевился он.
На глаза у самого доброго депутата навернулись слезы.
– Я знал! Я предчувствовал, я надеялся! Моя общественная деятельность и незапятнанная репутация известны всем! Свободная демократическая пресса выбрала меня своим главой!.. Согласись, Нинеличка, это исключительно мудрый и дальновидный выбор! – умиленно всхлипнул он, обрушиваясь на диван.
– Да, дорогой! – согласилась тетя Нинель.
Такса Полтора Километра вылезла из-под дивана и залаяла со старческой злобой, плюя дяде Герману на тапки. Она терпеть не могла, когда над ней сотрясают крышу. Разошедшийся депутат прицельным пинком зафутболил таксу обратно.
– А ну цыц ты, пиарщица беспринципная! Знай свое место!.. Да я за свободу слова кого угодно заткну! Пусть эти ослы в Думе еще раз попробуют отключить мой микрофон! Я их… Я им… Короче, я пока не знаю, что я сделаю, но они пожалеют! – бушевал дядя Герман.
Он вскочил, выпрямился во весь свой немалый рост и воскликнул:
– Эй, вы там, я согласен быть почетным председателем В.А.М.П.И.Р. и получить все регалии! Нинель, посмотри, есть ли на конверте адрес или телефон? Я им отвечу!
– Германчик, я не знаю, где конверт! Он только что был здесь, а как только ты крикнул, что согласен, оно куда-то улетело! – испуганно сообщила ему супруга.
Директор фирмы «Носки секонд-хенд» оцепенел.
– КАК УЛЕТЕЛО? ВРАНЬЕ! Его небось утащила эта мерзкая собака! Эй ты, вылезай! Нинель, дай швабру!
Внезапно письмо из Долины Малокровия сорвалось с дивана и, трепеща краями, попыталось улепетнуть в форточку вслед за конвертом.
– Не-е-е-ет! А ну остановись! Лови его, Пипа!
Издав нечеловеческий вопль одураченного карьериста, самый добрый депутат бросился вдогонку. Пытаясь схватить письмо, он размахивал руками, как в засекреченной шаолиньской школе ветряных мельниц. В той самой школе, куда дядя Герман на заре своего предпринимательства удачно продал семьдесят уцененных пепельниц «Мечта пожарника» под видом курительниц фимиама из царской коллекции бронзы. Дурневу почти удалось схватить письмо, но лист вспыхнул у него в руках. Коричневая огненная точка, возникшая сначала в центре, мгновение спустя превратилась в синеватое пламя, охватившее все письмо.
Дурнев замер посреди комнаты, с позеленевшим лицом разглядывая крупные хлопья пепла на ковре.
– Все пропало! Мы не запомнили адреса! – убито сказал он.
Тетя Нинель с ужасом уставилась на мужа. На ее верхней губе выступили крупные капли пота.
– Котик, только ты, пожалуйста, не пугайся… – сказала она.
– Что еще такое?
– Твои зу…зубы…
Дурнев уже и сам ощутил, что с его зубами что-то не в порядке. Зажав рот ладонью, он метнулся к зеркалу. Здесь он нерешительно убрал руку. Четыре тонких острых клыка – два сверху и два снизу – сходились почти впритирку.
– Нинель! Кажется, я теперь знаю, что такое «В.А.М.П.И.Р.»! – хрипло проговорил дядя Герман.

Глава 2
СПЯЩИЙ КРАСАВЕЦ

Ванька Валялкин уцепился за зубец и, свесившись вниз, потянул к себе незакрепленный конец полотна. На полотне вспыхнули алые буквы:

«ТИБИДОХС ПРИВЕТСТВУЕТ УЧАСТНИКОВ ПЕРВЫХ ЕЖДУНАРОДНЫХ ГОНОК НА ИЗБУШКАХ!»

Озорной порыв ветра рванул перетяжку, и Ванька, не успевший ее закрепить, едва не слетел со стены. Таня и Баб-Ягун чудом успели поймать его извивающиеся ноги.
– Уф! Что за свинство использовать третьеклассников – почти уже четвероклассников – для всякой ерунды! Перетяжки могли повесить и дрессированные гарпии! – заворчал Ванька.
– Угу, могли! Только изодрали бы их когтями. А как бы от них потом воняло! Не продохнешь! – заявил Ягун.
– Враки! Не воняло бы! Среди гарпий попадаются вполне приличные. Спроси у Тарараха! – заспорил Валялкин.
– Не придирайся, маечник! Подумаешь, всего девяносто перетяжек. Зато за это мы сможем сесть в первом ряду. Даже ближе, чем преподаватели. Я договорился! – успокоил его Баб-Ягун.
– В прошлый раз на великаньих бегах ты тоже договаривался! В результате нас засунули в самый неудобный сектор, да еще рядом с Поклепом! – напомнил Ванька.
– Мамочка моя бабуся! Да откуда же я знал, что Поклеп туда сядет? Не мог же я ему запретить расположиться прямо у нас перед носом да еще болтать все время со своей русалкой! На этот раз все будет иначе! – заверил Ягун.
Таня с сомнением покосилась на него.
– Ладно, чего спорить? – сказала она примирительно. – Четыре перетяжки мы уже повесили. Одну упустили. Дело за малым! Осталось всего-то восемьдесят пять!

* * *

С того памятного дня, когда был матч с невидимками, прошло уже больше полутора лет. И эти полтора года никак нельзя было назвать бесцветными или малосодержательными.
В жизни – будь то жизнь лопухоида или мага – редко что происходит постепенно. Гораздо чаще судьба, подкравшись, ударяет нас по затылку хлопушкой внезапности. То ты скромный служащий, уныло коротающий день на офисном стульчике перед надоевшим до чертиков монитором, то вдруг такая закрутит тебя круговерть, что и директор банка будет долго трясти твою руку, не замечая пролившегося ему на колени кофе.
Или иначе: семьдесят лет крепится лопухоид, бегает по утрам, полощет горло содой, чтобы однажды проснуться седым, со стреляющими коленками, отвисшей челюстью и, посмотрев в зеркало, печально сказать:
– Доброе утро! Эй, родственники, дайте мне, что ли, пистолет и полстакана зеленки!
Но бывают и приятные преображения. Школьник, стоявший на физкультуре едва ли не последним по росту, явится вдруг в сентябре рослым детиной с ломким баском, и главный его обидчик, прежде задиравший его на каждой перемене, будто случайно встанет поближе к учителю.
За месяцы, что мы не видели Таню, она сильно изменилась. Выросла, похорошела и уже с тревогой поглядывала по утрам на Черные Шторы – не отразят ли они Ваньку Валялкина, кормящего свежей утятиной Финиста Ясного Сокола, или Баб-Ягуна на пылесосе и с черной фрачной бабочкой на шее? Даже над Гробыней больше не смеялась, когда с тех же Штор, подтягивая шортики, ехидно подмигивал то Жора Жикин, то Гурий Пуппер.
Часто Таня возвращалась в памяти к тому мгновению, когда атаковала с обездвиживающим мячом страшную пасть Кенг-Кинга, а Гурий Пуппер мчался ей наперерез. Кадр за кадром она проигрывала тот момент матча. Жаль, все так и завершилось ничем. В самый ответственный момент на заколдованном зубоврачебном кресле примчался председатель коллегии арбитров Графин Калиостров. Он прервал матч и устроил грандиозный скандал.
– Почему вы начали игру без меня? Как вы посмели? Нарушены все постановления спортивного комитета Магщества Продрыглых Магций! – дрожа от ярости, заявил он.
– Друг мой! Мы и так отложили игру почти на полчаса. Если бы мы не выпустили сигнальные искры, зрители разнесли бы стадион. Жаль, что вы опоздали, – сказал Сарданапал.
– КТО ОПОЗДАЛ? Я? Да я был здесь на час раньше!!! Кто-то так настроил заклинание перехода, что я десять раз проносился мимо Тибидохса и падал в болото! – завопил Графин Калиостров, брызжа капельками ядовитой слюны. Те из них, что попадали на судейскую трибуну, превращались в живых тараканов.
Брезгливая Зубодериха отодвинулась и поднесла к носу надушенный платочек. Теперь уже все заметили, что выглядит Графин Калиостров, мягко скажем, неважно. Он был весь в тине, а в его ухе шевелилась самая обыкновенная – совсем не золотая – пиявка.
Тарарах отчего-то смутился, незаметно отошел в сторону и принялся ковырять в ноздре толстым пальцем.
– Ой-ой! Какой несчастий! Неизвестно никого выкинуль с вами скверный шутка! Я весь в польный хорор! – запричитал профессор Клопп и принялся подобострастно отряхивать Калиострова от водорослей.
– Хватит! Я аннулирую результаты матча! Вот мои полномочия! – оттолкнув Клоппа, Калиостров полез во внутренний карман. Из кармана выпрыгнула лягушка. Судя по размерам глаз, она явно страдала базедовой болезнью.
– И это все, что подтверждает ваши полномочия? В таком случае у нас таких полномочий полное болото, – сквозь зубы процедила Медузия.
– Шутить изволите, милочка? Я прекращу этот балаган! Этот подстроенный матч! – крикнул Калиостров. Он порылся в кармане и, выхватив изрядно подмокший пергамент, взмахнул им.
– Но, позвольте, если вы отмените матч и аннулируете его результаты, то что же станет с чемпионатом? По законам вашего… виноват, нашего Магщества прерванный матч может быть возобновлен не раньше чем через два года, – сказал Сарданапал.
– Вот и чудненько! Я никуда не спешу! А пока новая игра не назначена, невидимки, как и прежде, будут считаться чемпионами мира! – мстительно прошипел Калиостров и вполголоса произнес: – Актус кляузник макакис прерывонум забиякис!
Пергамент с полномочиями превратился в огромную летучую мышь. Мышь поднялась над полем, раздулась и лопнула в ослепительной фиолетовой вспышке. Трибуны гневно загудели. Джинны-драконюхи, подчиняясь приказу, окружили драконов и стали теснить их к песчаной арене, намереваясь загнать в ангары.
– Вот так! Вы знаете это заклинание, Сарданапал. И знаете правила! В ближайшие два года матчу между невидимками и сборной Тибидохса не бывать ни при каких условиях. Тут даже Древнир ничего не сумел бы сделать, – ухмыльнулся Графин.
Сарданапал схватился за сердце. Его борода рванулась вперед и сделала попытку захлестнуть Калиострова за шею. Академик едва успел придержать ее рукой.
Скамейка упала с глухим кегельным стуком. Тарарах поднялся. Его громадная нижняя челюсть подрагивала. В глазах стояли слезы.
– Этот прыщ прервал матч… Прервал, когда его хваленые невидимки почти уже продули! Что теперь у ребят в душе творится? – сказал он хрипло.
Графин Калиостров тревожно покосился на питекантропа и начал пятиться. Тарарах надвигался медленно, но неотвратимо. Скамейки падали одна за другой.
– Я предупреждаю, я буду защищаться! У меня синяя ленточка по боевой магии! – завопил Калиостров.
– У меня кулак с твою голову! – ласково сказал Тарарах. – Лучше стой на месте, слизняк, хуже будет!
– Академик! Вы что, не намерены вмешаться? Уберите от меня вашего мордоворота! У него глаза убийцы! – заскулил Графин.
Сарданапал отвернулся.
– А что, собственно, происходит? У меня развязался шнурок. Я ничего не вижу, – сказал он, печально разглядывая свои ботинки. Шнурки на них не только развязались, но и таинственным образом сплелись, что представляло немалую угрозу для жизни и требовало внимания академика.
1 2 3 4 5 6