Я беру первую попавшуюся лопату – пусть неудобную и ржавую, и, зевая, ужасно медленно и неохотно, но все же перекапываю землю, закидываю картошку, и дело худо-бедно сделано…
– Сделано криво и косо, – процедила Ильга, ненадолго оторвав трубку от уха.
– Ну пусть так! Пусть криво и косо, но картошка вырастет! – великодушно согласилась Бэтла. – А что сделает Ильга? Она подойдет к вопросу чудовищно серьезно. Купит десять книг по агрономии и прочтет их от корки до корки. Затем потащится в лучший дачный магазин Москвы и там два часа будет донимать консультанта вопросами, какая лопата максимально подходит для дерново-подзолистого грунта с залеганием глины на глубине семнадцати сантиметров. Консультант этого, понятно, знать не будет. Попытается соврать и сбагрить первую попавшуюся лопату, но негодующая Ильга его раскусит и соберет рядом с собой весь магазин, вплоть до директора.
– Ну и что? Существуют же права покупателя! – не выдержала Ильга.
– Вот об этом и речь! – охотно закивала Бэтла. – И всем, включая директора, ты прочтешь нотацию, что они ничего не смыслят в собственном товаре и вообще все они, равно как их дедушки и бабушки, глубинные наследственные неудачники. И горе тому, кто тебе возразит! Но вот самая правильная лопата куплена, равно как куплен и самый правильный картофель, выписанный из Бразилии. Картофель, естественно, привитый против вредителей и вызывающий у колорадского жука муки совести. И вот с картофелем и лопатой наша Ильгочка попрется на участок и внезапно обнаружит, что, пока она читала агрономические книжки, наступил февраль, и надо не картошку сажать, а снег чистить… Но снег Ильга чистить не будет. Несерьезно делать это без надлежащей подготовки. Она купит двадцать книг про уборку снега и отправится все в тот же злосчастный магазин покупать самую правильную лопату для снега… Разумеется, дело будет уже поздней весной, потому как двадцать книг за минуту не прочитаешь. Увидев тебя издали, директор магазина спрячется за мешки в отделе удобрений, а консультанты с воплями разбегутся кто куда.
Таамаг расхохоталась так, что закачалась люстра. К ней присоединились еще несколько валькирий. Было заметно, что с Ильгой Бэтла попала в точку.
– Все же было бы лучше, если бы ты не делала все криво и косо, Бэтла! – сквозь смех выговорила Фулона.
Ильга предпочла сделать вид, что всецело поглощена телефонным разговором. В глубине души она не понимала, почему ее стремление делать все вдумчиво и по правилам так раздражает остальных.
Ирка слушала, как Ильга говорит по телефону – приветливо, будто дружески, но вместе с тем через бронированное стекло дистанции. Четко и спокойно, как фехтовальщик, она удерживала собеседника на расстоянии, при необходимости повисая на нем цепко, как бойцовский пес.
В сам текст Ирка не вслушивалась, улавливая все на уровне интонаций. Мешал шум за столом, да и разговор был скучный – что-то про поставки, проценты и сроки оплаты. Очень и очень странный разговор для валькирии, которой положено думать только о битвах света и мрака.
Ирка даже испытала легкое, почти дружеское разочарование, похожее на разочарование, которое постигло ее лет в девять. Тогда, еще на коляске, она оказалась в гостях у боготворимой учительницы русского языка и услышала, как учительница шипит на мужа, который вместо майонеза купил маргарин.
«Если хочешь любить и уважать человека – не узнавай его слишком близко. Ну или люби несмотря ни на что, не ставя условий для любви. Тот, кто соглашается любить только совершенное, на самом деле не любит никого и ничего», – сказала ей вечером Бабаня, когда Ирка, едва не плача, рассказала ей про учительницу.
Кто-то подошел к Ирке и остановился рядом с ее стулом. Ирка увидела загадочную валькирию лунного копья Ламину. Темноволосая, раскосая, с широкими несимметричными скулами, с несколькими небольшими, неясного происхождения рытвинами на лице (ожоги, оспинки, следы сошедших прыщей?) Ламина напоминала диск луны в то тревожащее полнолуние, когда умные матери завешивают окно шторами.
Ламина стояла и смотрела на Ирку. Смотрела не враждебно, но настолько непонятно, что Ирка забеспокоилась. Валькирия лунного копья была единственной, в чьем отношении к себе Ирка пока не определилась.
Ирка не склонна была к самообману и трезво осознавала, что среди валькирий у нее есть противники – Филомена, Таамаг, Радулга и союзники – Бэтла, Гелата, отчасти Фулона. Кроме того, существуют нейтралы: Ильга, Хола, возможно, Хаара. Хаару Ирка перенесла в нейтралы только что, приглядевшись к ней. Прежде она числила ее в противниках. И, надо признать, переложив эту карточку из одного ментального ящика в другой, она испытала облегчение.
И только в одной Ламине Ирка до сих пор не разобралась. Кто она – нейтрал, враг, друг? Ламина надежно ускользала от классификации, как ускользает от нее луна. Какая она? Круглая, половинчатая, узкий серп? И что скрывается там, с другой, всегда темной ее стороны?
– Вечер добрый, одиночка! – произнесла Ламина, нарушив молчание.
В руке она держала пустой бокал и задумчиво водила по стеклу влажным пальцем, вслушиваясь в возникающий звук.
– Добрый вечер! – поздоровалась Ирка, ловя себя на том, что голос у нее прозвучал испуганно.
– И как тебе здесь? Не разочаровалась? Ты представляла нас несколько не такими, не так ли?.. Небось ожидала увидеть у всех голубиные крылышки? – поинтересовалась Ламина.
Глаза ее были прищурены и дробно мерцали осколками зеленого, как у кошки, которая ночью выходит из-под кровати в комнате, слабо освещенной сквозь тюль уличным фонарем.
Ирка задержалась с ответом.
– Можешь не говорить. Новички склонны представлять свет белее и беззубее, чем он есть. И лишь представить всю черноту мрака у них все равно не хватит воображения, – сказала Ламина и посмотрела на Ирку сквозь бокал.
Лицо у нее при этом стало такое, точно Ламине было безумно интересно, останется ли Ирка Иркой или превратится в нечто совершенно иное, сокрытое от обычного зрения.
– Валькирии не свет. Они лишь слуги света, – осторожно сказала Ирка, всматриваясь сквозь бокал в увеличившийся, выпуклый, затуманенный стеклом глаз Ламины.
– Спасибо, что напомнила. А то мы, знаешь, могли размечтаться и забыться, – заметила Ламина, но опять же ирония была совсем не очевидна. Напротив, голос валькирии прозвучал грустно. Луна редко бывает веселой. Это не ее стихия.
– Давно хотела спросить тебя кое о чем, если ты не возражаешь… – невинно продолжала Ламина.
Ирка напряглась.
– Да, пожалуйста…
– Ты хочешь сказать, что искренно мне ответишь? Не соврешь?
– Смотря на какой вопрос, – сказала Ирка.
Внутри у нее все застыло.
Ламина усмехнулась. Выражение ее лица стало еще более отрешенным.
– Ничего личного или, во всяком случае, интимного… – мягко начала Ламина и вдруг резко выбросила вопрос: – Как поживает твое копье?
– Мое копье? Нормально, – с недоумением сказала Ирка.
Отвечая, она почувствовала, что разговор за столом смолк и теперь на нее смотрят все валькирии и их оруженосцы. Наблюдают с нетерпеливым, сосредоточенным и, пожалуй, озабоченным любопытством.
– Что, действительно нормально? И ты ничего не замечала? Вообще ничего? – вкрадчиво спросила Ламина.
– Нет, – ответила Ирка растерянно.
Она попыталась припомнить, не сотворила ли она в последнее время что-нибудь такое со своим копьем, что могло бы вызвать осуждение валькирий. Нет, кажется, не сделала да и вообще давно его не вызывала. Тренироваться одной, без понуканий Багрова, ей, признаться, было лень.
– А почему ты спросила про копье? – набравшись смелости, поинтересовалась она у Ламины.
Уклонившись от ответа, валькирия лунного копья протянула руку.
– Если все в порядке, так материализуй его! Вызови! Я хочу взглянуть сама! – потребовала она.
Ирка хотела послушаться, но внезапно кто-то громко, даже грозно окликнул:
– ЛАМИНА!
Ирка и Ламина разом обернулись.
Это был первый случай, когда Ирка видела Фулону разгневанной. У ее рта залегли решительные морщины. Ирка внезапно осознала, что валькирия золотого копья гораздо старше, чем она, Ирка, представляла.
– Ламина, я уже говорила тебе и хочу повторить еще раз. Девочка ничего не знает и ничего не должна узнать! Во всяком случае, от тебя! – ледяным тоном произнесла Фулона.
В ее голосе было столько власти, что Ламина уронила бокал. Тут невольно представляется нечто синематографичное – стеклянная размазанная молния, краткий, бесконечно жалобный звон, возможно, капля крови, но, увы… ничего этого не было. Проза жизни глушит надежды ломом, завернутым в пыльную штору бытия. Бокал зацепил стол и благополучно съехал на ковер по скатерти, сохранив хрупкую жизнь.
В этот момент кто-то радостно и шумно прогрохотал по коридору. Из кухни примчалась хозяйственная Гелата, которая даже в гостях не усидела за столом и ушла делать салаты. Попутно она успела накричать на своего оруженосца, который ухитрился влезть в ванную и попрыскаться дезодорантом Хаары. Это был тот самый здоровяк, который в квартире у Гелаты упорно вбивал свои гулливерские ноги в тапочки-зайчики.
Гелата тащила его за руку, как гневная мать свое малоумное двадцатилетнее дитя, явившееся в общую песочницу с пожарным ведром и с саперной лопаткой и пинками вышвыривающее из нее других, более мелких обитателей.
– Он у меня чумной! Духи и шампуни спокойно видеть не может!.. – извиняясь, сказала она Хааре.
– Хы! А че тут такого? Жалко ей, что ли? Не обеднеет от одного пшика! – заявил оруженосец, не выказывая особого смущения.
Гелата покраснела. Краснела она очень подмосковно: шеей и верхом груди. На щеках же появлялось лишь несколько помидорных пятен.
– Да хоть при людях не спорь со мной, ирод! Тоже мне, взял манеру!.. – шепнула она, толкая его локтем.
Оруженосец гоготнул как глупый молодой гусь и затих. Ирка с облегчением подумала, что не один ее Антигон разнузданный. Встречаются и другие запущенные случаи.
И лишь Хаара не расположена была никому прощать.
– А ну иди-ка сюда, дружок! Я хочу тебе кое-что сказать по секрету! – позвала она, и оруженосец Гелаты сжался под ее ясным взглядом так же, как до этого Антигон.
– Не надо! Я больше не буду!.. Подумаешь, один пшик! – заныл он толстым голосом.
Таамаг по просьбе Радулги стала передавать ей салатницу, но когда Радулга взялась за нее, обнаружилось, что Таамаг не может разжать рук и машинально тянет салатницу к себе.
– Эй! Проснись! У тебя это опять началось! – окликнула ее Радулга.
Таамаг спохватилась и, смутившись, отпустила салатницу.
– Что с ней такое? – шепотом спросила у Бэтлы Ирка.
– Синдром младшего ребенка из неблагополучной семьи. Ну когда все приходится отвоевывать, за все драться и человек уже органически не способен делиться… Ты же знаешь, что она младший ребенок? – шепнула Ирке Бэтла.
– Кто, Таамаг?
– Ну да. У нее четыре старших сестры. Они и сейчас к ней приезжают иногда. Конкретные такие тетеньки. Старшая сестра – тренер по борьбе. Вторая – в спецподразделении. Еще одна – надзиратель в женской колонии. Про последнюю я мало что помню. Кажется, беспризорников ловит или карманников. Если хочешь узнать больше – спроси у самой Таамаг, – посоветовала Бэтла.
Однако Ирка решила, что ей и так уже все понятно. Поживешь с такими сестренками годик, и социальная адаптация тебе обеспечена… Да, неисповедимы пути, ведущие к свету.
Бэтла, приплюсовавшая к прошлым двум бокалам шампанского еще два, пришла в неукротимое расположение духа. Ей захотелось поведать Хааре, как сильно она ее любит, но Хаара, промывавшая мозги оруженосцу Гелаты, ее не слышала. Бэтла огорчилась и стала бросать в Хаару горошинами из салата. Почему-то меткость ей изменяла, и горошины попадали не в Хаару, а в Радулгу и Холу.
– Ты бы еще копьем кинула! – мрачно посоветовала Радулга.
Бэтла послушно стала материализовать копье и целиться, но ее успокоили, усадили и, отобрав копье, вместо него вручили кусок пирога.
– Вот так всегда! Вечно надо мной все издеваются! А я ведь просто хотела сказать Хааре, что день рождения – такой прекрасный, такой необычный, такой редкий праздник! В этот день все должны понять, как хрупка жизнь и как мы должны друг за друга держаться! А меня никто не принимает всерьез! – всхлипнула Бэтла, роняя на колени крошки.
– Я тебя принимаю всерьез! – заверила ее Ирка.
Обрадованная валькирия сонного копья полезла обниматься и локтем опрокинула на Ирку свою тарелку. Ирка едва успела раздвинуть колени и мысленно повернуть тарелку боком, так что та пролетела, даже не задев ее.
– Не обращай внимания! Ерунда! – великодушно сказала она и по непонимающему взгляду Бэтлы сообразила, что та вообще не включилась, куда делась тарелка и что «ерунда».
Оруженосец Холы, оруженосец Таамаг и еще один оруженосец, кажется, Радулги, будто невзначай удалились на балкон и принялись чем-то булькать. Вован был отправлен посмотреть, куда они делись, и тоже пропал. Минут через двадцать на балконе уже недружно пели. Могучие мужские голоса ввинчивались в ночную тишину. С верхнего балкона кто-то назвал их психами и алкашами. Вспыльчивый оруженосец Холы не утерпел и полез разбираться. Миролюбивый Вован его успокаивал. Бесполезно. Оруженосец Холы вскакивал на перила, пиная удерживающего его Вована. С верхнего этажа продолжали ругаться и даже плевались.
Таамаг первой утратила то небольшое терпение, что у нее имелось. Переваливаясь как медведица, она вышла на балкон и почти сразу вернулась.
– Знаешь, а я твоего с балкона вышвырнула, – как ни в чем не бывало сообщила она Холе.
Хола напряглась.
1 2 3 4 5