— Брехня, разумеется. Это все миротворцы, мать их! Они до сих пор продолжают уверять людей, что я котда-то прошел сквозь стену, хотя на самом деле я обыкновенный вор. — Он сделал паузу, потом поправился: — Нет, не обыкновенный. Великий вор.— В грядущем никому не придет в голову считать это баснями давно позабытых миротворцев. «Жил-был некогда вор, и был этот вор Богом». Ты знаешь, откуда цитата? Это первые строки книги Библии «Исход», Трент. Тысячу лет спустя Церковь Второго Пришествия Вора превратится в одно из величайших религиозных течений Неразрывного Времени, уступая в массовости приверженцев разве что Храму Зарадинов.— Какого такого Времени?— Позволь, я все-таки расскажу тебе историю, Трент. Он отступил еще на пару шагов, выудил из кармана «змейку» и бросил мне.— Хорошо, я тебя выслушаю. Только сперва пристегнись этойштукой к подлокотнику.Я усадил Нейла в кресло и пристегнул его наручниками, как было приказано, после чего поднял глаза и выжидательно уставился на Трента.— Валяй выкладывай, — кивнул он. — Предупреждаю, у тебя всего пять минут.Не теряя времени, я успокоил начавшего нервничать Нейла, рассеял его смутные страхи, вызванные моим вселением, и приступил к повествованию.
Задолго до начала моего существования и существования Камбера Тремодиана, задолго до взрыва, положившего начало Долгим циклам Великого Колеса, Посланец Равновесия отважился бросить вызов властителям Хаоса, именующим себя Серафинами.Величайшая битва разгорелась в безграничном сером вихре, где нет ни пространства, ни времени.Мне нечего поведать о начале и перипетиях того сражения. Концепция времени в данном контексте попросту неприменима, да и язык, которым я вынужден пользоваться, не содержит достаточного количества соответствующих слов и понятий. Скажу лишь, что продолжалось оно целую вечность, гораздо дольше, чем существует само Великое Колесо. Посланец Равновесия и Серафины сошлись в смертельной схватке, но ни одна сторона долгое время не могла одержать верх над другой. В конце концов, Посланец Равновесия, известный с той поры под именем Прикованного, был повержен и прикован к сияющему Колесу неразрывными цепями.Трудно сказать, успели Серафины вдоволь налюбоваться делом рук своих или нет, зато известно другое: Прикованный сохранил в запасе последнее свое оружие и применил его, не находя другого выхода.И тогда Великое Колесо взорвалось.Это был не тот Большой Взрыв, положивший начало вашей Вселенной в данной фазе Неразрывного Времени, а куда более грандиозный катаклизм. Волна взрыва настигла удирающих Серафинов, а когда она миновала их и устремилась дальше, властители Хаоса обнаружили, что навечно заперты внутри Колеса, которое сами же создали, дабы оно служило узилищем для Прикованного. А Великое Колесо Сущего продолжало расширяться с такой скоростью, что даже Серафины не успевали следить за его проникновением в пространственно-временные линии миров и антимиров.Позже в некоторых из этих линий появилась жизнь, не копирующая ни обитателей Хаоса, ни Посланца Равновесия, но совместившая в себе элементы обоих. Великое Колесо захватывало все новые области пространства и времени, и там, куда оно проникало, возникали и рушились цивилизации, а на их месте вставали новые. Со временем скорость распространения Колеса стала убывать, и наконец настал момент, когда энергия изначального взрыва полностью иссякла. Великое Колесо Сущего застыло на миг в равновесии и начало сжиматься. В этот момент небеса всех миров и антимиров во всех временно-пространственных линиях озарились ярчайшей вспышкой, знаменующей начало нового цикла.Колесо сокращало границы своих пределов до тех пор, пока пространственно-временной континуум, в котором оно присутствовало, не прекратил своего существования. Вместе с ним исчезло и само Великое Колесо, временно преобразовавшись в бесконечно малую точку, где сконцентрировался бесконечно большой запас энергии.А потом оно снова начало расширяться.Сколько таких циклов уже миновало, я не скажу. Просто не знаю.
Я открыл глаза. Тишина.Трент неподвижно застыл у окна. Ствол его лазерного карабина был по-прежнему направлен на Нейла, но не в голову, а куда-то в район солнечного сплетения. Шефа это вряд ли обрадует: стреляя в голову, можно и промахнуться, тогда как в живот с такой дистанции попасть куда проще.— Это она? — осведомился Трент. — Я имею в виду, это и есть та история, которую ты хотел мне рассказать?— Да.— Это вся история? — спросил он с усмешкой.— Нет. Пока я буду рассказывать тебе всю историю, мы оба успеем состариться. Лучше скажи, было ли в услышанном тобой что-нибудь знакомое или хотя бы вызывающее определенные ассоциации?Трент покачал головой.— Нет, ничего такого не было. А что касается ассоциаций... Пожалуй, твой рассказ напоминает мне один примитивный фэнтезийный сенсабль, который я однажды сдуру поставил.— И ты никогда ничего не слышал о Серафинах, Посланце Равновесия и их Великом Противостоянии?— Никогда.— И о Прикованном?Трент снова покачал головой.— И о нем тоже.Я ощутил, что он говорит правду, и исполнился надежды.— Тебе крупно повезло, Трент Неуловимый. Если ты и вправду Посланец, но еще не ведаешь об этом, тогда... — Я не договорил; устремив взор Нейла на молодого человека, я повелел тому смотреть прямо в глаза. Затем сконцентрировал на нем все свое внимание и перешел на Речь, повысив голос до такого уровня, что слова мои громовым эхом отразились от стен кабинета Марка Паккарда. — Слушай и внемли, Неуловимый Трент. Мы следим за тобой, за каждым твоим шагом. И если ты не самозванец, а будущий Посланец, идущий по стопам Прикованного, чья смерть на Колесе положила начало Большой Вселенной, знай, что девять из десяти Великих Богов твои смертельные враги. И ни один из них, даже Безымянный Бог Игроков, не защитит тебя от объединенной мощи Серафинов, властителей Хаоса. Никто не может предугадать исход Второй Великой битвы между Равновесием и Хаосом, но, если ты проиграешь, мы забудем о перемирии и вновь развяжем Временные Войны в этом континууме, чтобы ты не только прекратил свое существование, но и вообще никогда не появился на свет.Когда я закончил, по телу Трента пробежала крупная дрожь. Истинная Речь довольно часто вызывает у людей такую реакцию.— Неужели все это должно свалиться на меня только потому, что я однажды прошел сквозь стену? — спросил он насмешливым тоном, хотя я видел, что ему совсем не да смеха.— А ты действительно прошел?— Так нечестно, — возразил Трент. — Не скажу! Я заставил Нейла глубоко вздохнуть и расслабиться, потом тихо сказал:— Ну что ж, возможно, я заблуждаюсь и не вижу за деревьями леса. Есть у меня, к сожалению, такой недостаток.— Неужели?— Скорее всего, ты все-таки самозванец. Я частенько ловлю себя на том, что пытаюсь связать между собой абсолютно независимые события. Конечно, Вселенная велика, и в ней случаются совпадения, вероятность которых ничтожно мала. Но подгонять факты под версию — это для Рассказчика большой грех. Если ты только вор, пусть даже величайший в истории, мы никогда больше не встретимся, Неуловимый Трент, и воспоминание об этой встрече останется в моей памяти как полузабытое сновидение. А жаль. Ты меня здорово заинтересовал.— Знаешь, Нейл, прямо тебе скажу: такого чудака, как ты, я еще в жизни не встречал!— Я не Нейл Корона. Я Чейелл из Ноябрьского дома, он же Кайелл'но, именуемый Рассказчиком. И я ухожу. Прощай, Неуловимый Трент.Я освободил свою аватару.Времени оставалось совсем немного, и меня ждали неотложные дела.
Моя аватара говорила с Трентом накануне празднования Трехсотлетия независимости Америки 4 июля 2076 года. Вскоре после этой даты Трент Неуловимый умер и восстал из мертвых. А затем сбежал из Неразрывного Времени и исчез. Возможно, навсегда. 15 Молчание. Темнота.Голос Трента резанул меня по ушам, как визг железа по стеклу.— С тобой все в порядке, Нейл?— Я с неохотой разлепил веки, и в глаза мне ударил ослепительный свет такой интенсивности, какой светящаяся краска на потолке кабинета Марка дать в принципе не могла. Ощущение такое, как если бы во время просмотра сенсабля кто-то врубил демонстратор на полную мощность. Восприимчивость моих органов чувств непонятным образом обострилась. Даже мягкая шелковая подкладка служебного мундира царапала кожу, как наждачная бумага. Я потряс головой и тут же скривился от боли.— Нет, — едва выговорил я, — со мной не все в порядке. Мне очень, очень плохо, Трент!Я с трудом сфокусировал взгляд на его фигуре. Он стоял спиной к окну в нескольких метрах от меня, держа в руках направленное в мою сторону лазерное ружье. Стоял и смотрел, не предпринимая никаких попыток оказать помощь старому, больному человеку. Я попытался встать и с удивлением обнаружил, что прикован «змейкой» к подлокотнику кресла. В башке непрерывно бухало, как будто какая-то сволочь забивала там сваи кузнечным молотом. Желудок то и дело сводило спазмами, угрожающими извергнуть все съеденное за обедом. Если выживу, никогда больше не притронусь к мексиканской кухне!— Пить хочешь? — внезапно спросил Трент, внимательно наблюдавший за моими мучениями. Я судорожно сглотнул:— Хочу. Чего-нибудь похолоднее и побольше. И сними с меня эти долбаные наручники! Какого хрена ты вообще нацепил на меня браслеты?Я уже не помню точно, когда на меня впервые накатило. Мне тогда исполнилось не то восемь, не то девять лет. В молодости это случалось чаще, но за последние сорок лет всего дважды.И каждый раз я молю Бога, чтобы это оказалось в последний раз.В руку мне ткнулся пластиковый баллон. Не открывая глаз, я свернул крышку и жадно присосался к ниппелю. Что пью, так и не понял, но напиток оказался холодным, и в мозгах немного прояснилось. Я слышал, как Трент приблизился к креслу и встал сбоку. Что-то щелкнуло, и «змейка» соскользнула с моего запястья на пол. Трент отступил на несколько шагов и спросил:— Часто с тобой такое происходит?— С чего ты взял, что это не в первый раз?— Я ведь снял с тебя наручники, Нейл. А мог и оставить. Убедительный аргумент.— Редко.— К врачам не обращался?— Это началось за пятьдесят лет до твоего рождения. Я был тогда ребенком, страшно испугался и никому ничего не сказал.— А когда случилось в последний раз? Судя по его голосу, Трент задал этот вопрос не из пустого любопытства. Я осторожно приоткрыл глаза. Все еще режет, но уже терпимо.— Сейчас попробую вспомнить. Где-то за год или два до Большой Беды. Мы с Марком отправились в Нью-Йорк на переговоры с телепатами Кастанавераса. Марк собирался нанять нескольких человек для каких-то исследований. Тогда я посчитал очередной приступ следствием гравитационного стресса. Мы ведь целую неделю там проторчали. Спасались только тем, что все свободное время проводили в ванне с водой. Даже спали в ней.— Ты что-нибудь помнишь, когда все заканчивается?— Нет. Да и что там помнить? Когда на меня накатывает, я просто таращу глаза и пускаю слюни, как дебил.— Сейчас ты разговаривал со мной.Трент внезапно метнулся назад и в сторону и вскинул лазерное ружье. Я недоуменно посмотрел на него и с удивлением обнаружил, что уже не сижу, а стою. Как я так быстро вскочил с кресла, ума не приложу!— Что я делал? — переспросил я, не веря своим ушам.— Ты разговаривал со мной, — терпеливо повторил Трент; он вроде бы успокоился, но продолжал держать меня на мушке. — Минут семь или восемь.— И что же я говорил?— Очень странные вещи. Ты что-нибудь знаешь о Прикованном? Или о Посланце Равновесия?— Понятия не имею!— А о Неразрывном Времени?— Каком таком времени?— Вот и я тебя о том же спрашивал. А о Серафинах слыхал?— Вроде бы ангелы такие есть, — неувереннно проговорил я. — Шестикрылые.— Нет, это серафимы. Из Библии. А я о Серафинах спрашиваю. Властителях Хаоса.— Впервые слышу! Трент опустил карабин:— Ладно, верю. Так вот, старина, как раз о них ты мне и рассказывал.Я очень медленно опустился в кресло и закрыл лицо руками:— Господи, ну когда же все это кончится?!— Скоро, — усмехнулся Трент, закидывая карабин за плечо.— Как это? — не понял я.— Очень просто. Сейчас четверть первого, и я на пятнадцать минут опаздываю на встречу с мадемуазель Альталома. Ничего страшного, все знают, что я вечно задерживаюсь, так что она, я думаю, сильно на меня не обидится.— Неужели уже полночь?— Уже за полночь, — поправил меня Трент.Я бросил взгляд на часы. Они показывали семнадцать минут первого. Наступил новый день, третье июля две тысячи семьдесят шестого года. 16 Ичабод Мартин и Дуглас Риппер сидели в офисе последнего, с нетерпением ожидая ответного звонка Генерального секретаря Шарля Эддора.Оба молчали, уныло озирая пустое пространство кабинета, еще не оживленное в этот ранний час какой-нибудь экзотической голографической проекцией.Ждать пришлось долго. Новый день, третье июля две тысячи семьдесят шестого года, давно начался. Около десяти утра напротив письменного стола Риппера засветился голографический куб. Эддор заговорил, не дожидаясь, пока его изображение обретет четкость:— Советник Риппер?— Генсек Эддор?После недавней встречи, столь плачевно закончившейся, не могло быть и речи о доверительных отношениях, поэтому разговор проходил в сугубо официальном тоне.— У меня мало времени, Советник. Прошу вас, если можно, покороче. Итак, что вас беспокоит?— Ваш личный указ, представленный на утверждение Совета Объединения.— Который! — не без иронии осведомился Генсек. — Насколько я помню, за минувшую неделю я направил в Совет три указа.— Не притворяйтесь, вы прекрасно знаете, о каком указе идет речь, — сухо отрезал Риппер. — Вчера мы получили документ за вашей подписью, согласно которому во всей Системе вводится военное положение, выборы откладываются на неопределенный срок, а принятие поправок к Декларации Принципов предусматривается отныне простым большинством, а не двумя третями голосов, как раньше. Я и многие другие члены Совета считаем, что ни в одном из этих шагов нет настоятельной необходимости. Японский кризис — это локальный конфликт, да и тот возник лишь вследствие вашего молчаливого попустительства террористам и отказа привлечь Миротворческие силы для превентивного разгрома подпольного движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102