Смотреть на это было слишком отвратительно, поэтому я повернулся на каблуках и направился к Правительственному центру. За мной наблюдала парочка агентов какой-то спецслужбы. Один остановился купить у обочины соленые претцели, и, когда я проходил мимо, мы друг другу кивнули.
Добравшись до телефонной будки, я заказал звонок за счет абонента и сказал боссу, что мне нужно убраться из города, что мне, черт побери, нужен отпуск. И услышал в ответ:
– Ты его заслужил.
– «ЭООС» его заслужила, – отозвался я. – Я так заработался, что облажался.
Слава богу, с «Проектом омар» покончено и я могу попрощаться с недоверчивыми ловцами омаров. Они мне этого не забудут. Ворваться посреди матча на стадион Фенуэй, бросаться страшными предостережениями, в которые и поверить-то трудно, а неделю спустя явиться и забрать свои слова назад – как раз с таким имиджем пустобреха я всю жизнь боролся.
Я вспомнил, как младший официант у Хоа насмешливо на меня скривился, посмотрев как на недоноска, и решил на некоторое время перейти на китайскую кухню.
– Куда отправляешься в отпуск? – спросил босс.
– Черт, даже не знаю. Наверное, поболтаюсь вокруг города.
– Как насчет Буффало?
– Буффало?!
– А что тут такого? – Вопрос прозвучал слишком уж невинно.
– Давай я расскажу тебе кое-что про Буффало. В последний раз я проезжал там в ураган. Такой, что хоть в Книгу рекордов Гиннесса заноси. Ветер со скоростью шестьдесят миль в час посреди бела дня. Погода была ясная, но в воздухе болталось столько пыли, что сам свет стал бурым, понимаешь? И на улицу даже носа не высунешь, потому что ветер подхватывал чертовы камешки, и они летели во все стороны градом. А я оказался на съезде к мосту между двумя откосами с огромными нефтехимическими цистернами по обе стороны дороги. Сущий промышленный Мордор. Откосы сработали как аэродинамическая труба, в которую засасывало пыль с огромной горы угля возле трассы, и я ехал под уклон в этом черном, сернистом облаке, о стекло мне бились камни и ветки. Потом я застрял между двумя полуприцепами с бензином и сказал себе: вот черт, я, наверное, случайно свернул на шоссе в Ад.
– «Иглобрюх» пришел туда раньше условленного срока, – сказал босс, – и у нас есть дополнительный проект, а рук не хватает.
– Забудь.
– Там будут закупоривать диоксиновую трубу.
Хороший босс всегда умеет помахать у тебя перед носом нужной приманкой.
– Мы тебе оплатим дорогу. Дебби едет.
Это означало, что я могу поехать поездом, в спальном вагоне, и Дебби тоже там будет.
Я двинул домой собирать вещи, но там меня ждал небольшой сюрприз. Кто-то поймал бездомного кота, которого мы прозвали Попрошайкой и который иногда болтался вокруг нашего жилища, проломил ему череп, а после надел ему на шею вешалку и на ней подвесил к нашей входной двери.
Сняв кота, я отнес его подальше и, выкинув трупик на свалку, завалил его мусором, чтобы избавить от неприятного зрелища соседей. У мусорной кучи я заметил несколько капель крови на земле и по ним разыскал орудие убийства: испачканный темно-красным обломок бетона размером с кулак.
Дверь черного хода оказалась взломана, а сам дом разгромлен. Не безнадежно, но трудов не пожалели. Телевизор разбили, мой монитор тоже. Даже вырвали системный блок и на нем попрыгали. По кухне была разбросана и растоптана еда – так, чтобы побольше напачкать. Еще неизвестные потыкали отверткой в трубки холодильника, чтобы весь фреон испарился.
А на двери моей комнаты, приблизительно на уровне глаз, имелся черный отпечаток ладони.
Псевдомафия или настоящая. Откуда мне было знать? Но я чертовски устал и чувствовал себя подавленным, мне просто хотелось убраться из города. Мой грандиозный выход обернулся дурной шуткой. А теперь кто-то решил, что пришло время насилия. Все, игра окончена, дело закрыто.

17

Раздобыть ионизированный хлор просто. Как заметил Том Экерс, он есть в морской воде. Но если хочешь производить весь спектр промышленных химикатов, нужно преобразовать ионизированный хлор в его ковалентную разновидность. А делают это, извлекая один электрон.
Вот так все просто. Берешь цистерну морской воды и опускаешь в нее пару оголенных проводов. Подсоединяешь их к аккумулятору, и ток – поток электронов – бежит через воду. Молекулы перестраиваются. Ионизированный хлор превращается в ковалентный. Натрий соединяется с раздробленными молекулами, чтобы образовать гидроксид натрия. Или щелок, или щелочь, в зависимости от того, какое у вас образование. Этот процесс называется электролиз щелочных металлов.
Несложно, верно? Но чтобы производить ДДТ, ПХБ, растворители или что еще, хлор требуется в промышленных масштабах. И огромные объемы электроэнергии. А если решишь производить Ниагару химикалий, сам догадайся? Верно, тебе нужна электростанция мощностью с Ниагарский водопад.
Отсюда Буффало. Его благословение, прекрасная Ниагара обернулась его же проклятием. И хотя скалы, с которых падает вода, стареют и крошатся, хлористые вещества остаются в них навсегда. Мы называем их токсичными отходами. Без электролиза их практически бы не существовало. Только один вид опасных химикатов не связан с Ниагарой – тяжелые металлы, но они сравнительно небольшая струйка в общем токсичном потоке. Несмотря на мое брюзжание, загрязнять нашу страну становится все труднее. В последние три десятилетия, особенно начиная с 1974 года, применение электролиза резко пошло на спад, сократилось примерно до сорока процентов. Я мечу на все сто.
Любая акция против химической промышленности – в первую очередь акция против «Боунер Хемикэлс», а это – как стрелять уток в бочке, когда полмиллиона людей стоят вокруг и тебе аплодируют, и на сей раз обещало стать еще проще. Нам не пришлось отстреливать токсических уток по одной, так как один наш приятель из Олбани снабдил нас огнеметом.
«ФАООС» настолько анемично, и эта страна так загрязнена, что агентству приходится раздавать контракты на сторону. После токсической катастрофы в Буффало «ФАООС» передало часть работ группе консультантов-химиков в Олбани, фирме, сходной с моей «Масс Анальной». По сути, они наделили этих консультантов властью вызвать в суд «Боунер», единственного виновника катастрофы. И консультанты совершили налет на документы «Боунера» и вывезли из его офисов карты и бумаги по данному делу. Они открыли такие ядовитые секреты, от которых у вас кровь в диоксин превратится.
Один из консультантов ушел в отставку, поскольку хотел построить себе геодезический купол и открыть собственную компьютерную фирму. Думаю, такой тип людей вам знаком. Со временем он стал сотрудничать с «ЭООС». Никаких секретных документов у него не было, зато он умел управляться с ксероксом. Когда по пути в Буффало поезд остановился в Олбани, он присоединился к нам с Дебби в спальном вагоне, мы смешали ему «отвертку» и обсудили предстоящую операцию. Звали его Алан Ридинг.
Мы с Дебби упрямо не разбирали постелей. Всю дорогу от Бостона до Спрингфилда мы проговорили, прервались лишь, чтобы я смог прочесть «Уолл-стрит джорнал» за последние несколько дней, и как раз подошли к ужасной теме Обязательств, когда въехали в Олбани. Настроение у нас было ниже среднего.
Сидя в купе, мы изучали кипу документов, которые Алан нелегально скопировал. Один оказался любопытным: карта главного завода «Боунера», где во всех деталях была показана граница между частной территорией и муниципальной собственностью. В периметре «Боунера» имелась выемка: приблизительно на полквартала в его территорию вдавалась маленькая улочка, заканчивавшаяся тупиком. Она оставалась собственностью города, хотя и была окружена с трех сторон заводскими зданиями. Единственной причиной ее существования был канализационный колодец. Подо всем заводом проходила канализационная труба, вливавшаяся в общую коммунальную систему города. И тянулась она под тупиковой улицей, а в конце улицы, прямо перед воротами «Боунер-ленда» имелся люк. Алан случайно узнал, что как раз в этом месте «Боунер Хемикэлс» сливает в канализацию диоксины.
– Отлично, – сказал я. – У меня тоже есть для тебя кое-что интересное. Вот почитай.
И показал ему разворот в «Джорнал». Похоже, приближалось еще одно крупное слияние. «Баско» перекупала «Боунер».
– Зачем, скажите на милость, им сдалась эта компания? – пробормотал Алан. – Это же черная дыра.
– Если хотя бы в первый год удастся показать на бумаге, что «Боунер» приносит прибыль, то завод – хорошее вложение.
У Дебби были свои заботы. Она и команда «Иглобрюха» запланировали для журналистов эффектное представление у водопада с участием канадцев и индейцев. Судя по всему, Семь Племенных Костров, индейцы штата Нью-Йорк, по-прежнему были на нашей стороне.
Так было не всегда. Скауты «ЭООС» вечно донимали индейцев, просясь переночевать в их типи или поучаствовать в их самых священных церемониях. Крутым в кругах «ЭООС» ты мог считаться, лишь побывав в какой-нибудь парильне сиу – это было как фетиш. Обычно индейцы относились к ним терпимо, но не всегда. Прошлой ночью, просматривая электронные доски объявлений «ЭООС», я узнал, что один из наших ребят попал в больницу в Рапид-Сити. Он курил трубку мира с сиу и решил подмешать в табак немного марихуаны. За это ему сломали руку. Подобные недоразумения случались довольно часто, и я всякий раз удивлялся, как северо-восточные племена вообще соглашаются с нами сотрудничать. Наверное, им, как и всем остальным, есть что терять, ведь и их тоже медленно отравляют крупные корпорации. Возможно, даже серьезнее, чем других, поскольку большинство индейцев рыбачат или работают на заводах.
В Буффало нас ждала пожертвованная кем-то машина: разбитая «субару», в которой из дверных панелей свисали на проводах колонки, а окна были заклеены экостикерами. Дебби с Аланом я высадил на яхтовой пристани, где пришвартовался «Иглобрюх». Команда устроила праздник для местных сторонников «ЭООС», но мне не хотелось даже думать об участии в нем. Иногда я люблю повеселиться, разыгрывая эдакого обаяшку в костюме с токсичными кроссовками, потчуя местных «зеленых» боевыми байками или рассказывая, сколько разновидностей дряни течет у них с водой из-под крана. Но иногда, как сейчас, например, мне просто хотелось колесить в сумерках, нарываясь на неприятности.
Здесь наша главная задача – заткнуть трубу. Но технология затыкания уже отработана. В трубу меньше четырех футов в диаметре можно просто затолкать мешки с цементом. Цемент разбухает и затвердевает. Если труба большого размера, ее нужно блокировать каким-нибудь диском. Но если из нее выливается значительный объем отходов, сделать это непросто, так как давление жидкости, разумеется, выбивает диск. Поэтому приходится прибегать к затычке «бабочка», изобретенной одним из наших бостонских ребят, который с тех пор ушел в компьютерный бизнес. Разрезаешь диск посередине, оставляя ободок целым, и складываешь половинки так, чтобы они смотрели в сторону потока, как крылья у бабочки. В таком положении вставляешь, а после отпускаешь края диска. Под давлением они разворачиваются, закупоривая стенки трубы. Потом, если хочешь доставить побольше неприятностей, можно добавить дополнительные устройства, чтобы затруднить извлечение. Например, затычку со струбциной, у которой потом отпиливаешь винты.
Выходившая с «Боунера» труба была гораздо больше четырех футов в диаметре, но заглушку мы сконструировать не могли. Почему? Потому что вставлять ее пришлось бы через люк. Значит, придется использовать уйму цемента. Так, наверное, даже к лучшему, поскольку цемент более долговечен, а здесь требовалась в первую очередь долговечность. «Бабочки» вообще больше для журналистов. Вставляешь такую заглушку с логотипом «ЭООС» крупными буквами, и операторы могут вволю снимать позеленевших от отвращения рабочих, которые силятся ее извлечь. Но здесь труба находилась под землей, поэтому какой смысл в показухе? Да и отходы «Боунера» были гораздо серьезнее. Диоксины, приятель. Недопустимая дрянь. Сбрасывая диоксины, сам роешь себе яму: ты труп.
Сперва я съездил к водопаду и поискал комнату в мотеле. Забавно, но куда бы я ни приехал, везде люблю снимать номера для новобрачных. Ну и пусть, платит-то все равно «ЭООС». А для того чтобы расслабиться после тяжелого дня, когда сначала ты таскаешь мешки с цементом, а потом тебя в наручниках тащат в участок, лучше места не придумаешь. Можно поваляться в ванне сердечком, можно кататься в обнимку на водяном матрасе. И вот, пожалуйста, я на шоссе к Ниагарскому водопаду, где каждый номер – апартаменты для новобрачных. Мне оставалось лишь выбрать наилучшие.
На это ушло некоторое время, но я своего добился: настольные лампы «лава», кровать – восьмифутовый водяной матрас с меховым покрывалом, зеркальные потолки и вид на трассу. Менеджера с души воротило от моего вида, зато порадовала мысль, что я надолго. Я заплатил за несколько дней вперед золотой кредиткой «ЭООС», сказал, что вернусь позже, и направился назад в Буффало.
Теперь занимала меня лишь пара пиджаков, которые сидели у меня на хвосте с тех самых пор, как я вышел с вокзала Буффало. Ехали они на «шеви селебрити», подозрительной уже в силу своей неприметности. Моя «субару» была меньше, маневреннее и, наверное, по скорости способна потягаться с их машиной – если коробка передач не полетит. Как только мы добрались до города, мне представился шанс поиграть в любимую игру.
Сначала я под завязку заправил бак, проверил давление в шинах, опустошил мочевой пузырь и купил упаковку «Джолт-колы». Потом двинулся к въезду на трассу и дал им возможность пристроиться следом. Сразу они за мной не поедут, ведь наблюдение у нас скрытое. Так что я на всех парах рванул по магистрали, потом погасил фары и резко свернул на обочину, используя ручник, чтобы меня не выдали стоп-сигналы.
Несколько секунд спустя они пронеслись мимо, их габаритные огни полыхали, точно уши от жуткого конфуза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41