Намокшая тонкая юбка прилипла к бедрам, которые Ронни еще совсем недавно целовала с таким восхищением. Вскоре волны уже не отталкивали Мейвис, а как будто манили ее погрузиться в таинственную ледяную бездну. Вода была уже по грудь. Дышать становилось все труднее. Испуганная, Мейвис остановилась, с трудом сохраняя равновесие, сопротивляясь враждебно настроенному морю.
Казалось, смерть была неизбежна. Почувствует ли Мейвис боль, прежде чем наступит вечная тьма? Будет ли она бороться, чтобы хоть на секунду вернуть эту бесполезную жизнь, от которой она сейчас добровольно отрекается? Неужели вместо плавного и безболезненного перехода в небытие ей предстоит мучительная агония? А сколько боли и душевных страданий она причинит Ронни?! Разве она хочет, чтобы Ронни мучилась всю жизнь, считая себя виновницей ее смерти? Нет, нет, Мейвис слишком любит Ронни, чтобы причинить ей такую боль! К тому же, вероятно, еще не все потеряно. Может быть, Ронни надоест ее возлюбленный, и через пару недель, пресыщенная и лишенная иллюзий, она вернется к подруге за поддержкой и утешением. Конечно, у Мейвис еще есть надежда! Она будет ждать Ронни, готовая простить и принять ее обратно. Их любовь станет еще сильнее, потому что теперь они обе знают, как крепка их связь.
Как ужасно это море!
Теперь Мейвис не хотела умирать и изо всех сил старалась выбраться на берег. Девушка вскрикнула от страха, чуть не потеряв равновесие. Ей было бы очень трудно добраться до берега вплавь. Обидно было бы умереть сейчас, когда знаешь, что еще есть шанс вернуть любовь.
Мейвис осторожно пошла к берегу. Она была словно в кошмарном сне. Казалось, ее ноги налились свинцом и перестали слушаться.
Выбравшись из воды по пояс, Мейвис остановилась, чтобы перевести дух. Теперь она спасена. На душе у девушки было до странности легко. Она сбросила с себя бремя смерти.
Но тут ее дыхание остановилось, а глаза широко раскрылись от удивления.
Сотни или даже тысячи людей спускались по ступенькам, ведущим на пляж, и шли прямо на Мейвис. В море!
Неужели это сон? Не сошла ли она с ума от недавних переживаний? Люди молча шли сплоченными рядами, жадно глядя вдаль, словно там, за горизонтом, их ждала земля обетованная. Они были бледны и, казалось, погружены в транс. Дети постарше шли сами, малышей несли на руках родители. Люди были одеты в пижамы и ночные рубашки, но были в этой толпе и совершенно голые. Мейвис оглянулась на занимавшуюся зарю, но увидела только черное, страшное море.
Многотысячная толпа молча наступала на нее. Ночную тишину нарушал только приглушенный топот босых ног.
В первом ряду Мейвис увидела пожилую женщину, которая споткнулась, упала и тут же была затоптана насмерть задними рядами. Не сбавляя скорости, толпа вошла в море. Мейвис посмотрела вправо, затем влево, но у этой человеческой стены, казалось, не было конца. Рассудок девушки отказывался понимать происходящее. Ей только хотелось поскорее убраться подальше от этой ужасной толпы, которая так бездушно сметает все на своем пути.
Мейвис попятилась назад, но море было еще опаснее людей. Она закричала, но это было бесполезно. Остановить этих безумцев было так же невозможно, как провинившемуся ребенку избежать наказания. Девушка поняла, что ей грозит опасность, и бросилась вперед, тщетно пытаясь пробиться сквозь эту живую стену. Не обращая внимания на сопротивление и мольбы, ее толкали назад, в море.
Мейвис упала, и ей стоило большого труда подняться на ноги. Нечаянно она сшибла с ног маленького мальчика и тут же помогла ему встать, но малыш не обратил на нее никакого внимания. Он даже не заметил, что упал. Его взгляд был устремлен вдаль.
Мейвис снова упала и захлебнулась. Соленая морская вода заполнила ее легкие, но, несмотря на это, девушка отчаянно боролась за свою жизнь. Охваченная паникой, она с криком отбивалась от мешавших ей подняться людей. Что происходит? Неужели она покончила с собой и попала в ад для самоубийц? Не успела Мейвис встать на колени, как на нее навалилась груда тел, увлекая ее под воду. Тщетно пыталась она пробиться сквозь лабиринт спутавшихся рук и ног. Девушка попыталась закричать, но ей не хватило воздуху. Она совершенно выбилась из сил. Мейвис почти не сопротивлялась тому, что на нее наваливаются новые тела и все глубже вдавливают ее в мягкое морское дно. Глаза ее были открыты, когда она испустила последний стон. Мейвис не чувствовала ни боли, ни страха. Ни одно воспоминание не омрачало ее предсмертный миг, ни разу не промелькнула в ее сознании мысль о Боге, ни один вопрос не потревожил ее. Все было окутано мутной белой пеленой. Мейвис умерла, погрузилась в небытие, оставив позади все страдания и радости земной жизни.
Жители Борнмута и отдыхающие покинули дома, гостиницы и пансионаты, заполнили улицы и многотысячной толпой отправились на пляж к морю. Вчера туман испортил им отдых, сегодня он отбирал у них жизнь. Люди шли топиться, словно крысы, завороженные флейтой глиммингенского крысолова. Тот, кто по какой-то причине не мог выйти из дома, убивал себя иным способом. Из-за того что вся прибрежная полоса была покрыта мертвыми телами, сотни людей не смогли пробиться к воде, и спасательным командам, посланным в Борнмут, стоило большого труда увести их с пляжа.
Из-за сильного ветра или слишком холодной воды туман переместился с моря на сушу. Казалось, он что-то ищет или хочет скрыться с места катастрофы, причиной которой он был.
Глава 11
Стараясь шуметь как можно меньше, Холмен вошел в дом Симмонсов. Там было темно.
— А не лучше было бы позвонить и разбудить их? — раздался сзади голос инспектора Берроу.
— Нет, — прошептал Джон.
— Но почему, черт возьми?
— Не знаю. Просто мне эта идея не нравится.
— Ладно. Но вы, надеюсь, понимаете, что проникли в чужой дом, не имея на это никакого права?
— Можете подождать за дверью, если хотите, — прошипел в ответ раздраженный Холмен.
— Нет, приятель, я с вас глаз не спущу.
— Тогда не шумите и идите за мной.
— Сейчас я шуметь не буду, но потом...
Джон молча отвернулся. Его бесила заносчивость Берроу. Холмен направился в гостиную и открыл дверь. Никого. Минуя холл, он подошел к кабинету Симмонса и, когда поворачивал дверную ручку, услышал какой-то приглушенный звук, но торопливый шепот инспектора отвлек его внимание:
— В комнате наверху горит свет!
Берроу уже поднимался по лестнице. Шагая через две ступеньки, Холмен устремился за ним.
— Там спальня ее отца, — пояснил он, догнав инспектора.
— Ну и глупые же физиономии будут у нас, когда окажется, что старик преспокойно собирается на работу, — съязвил полицейский.
— Лучше глупая физиономия, чем нож в горле.
— Ну и подружку вы себе нашли!
— Говорю вам, она не в себе и не может отвечать за свои поступки.
— У кого-то из нас, бесспорно, что-то с головой, — фыркнул Берроу.
Джон нахмурился:
— Вы все еще не верите мне?
— Послушайте, приятель, Рефорд приказал мне помогать вам, а это не значит, что я должен вам верить.
— Вы воплощенная любезность, Берроу, — мрачно улыбнулся Холмен. — Но раз вам приказано, помогайте.
Инспектор кипел от злости. Джон отвернулся от него, поднялся на верхнюю ступеньку и прислушался. Берроу присоединился к нему, и они бесшумно подкрались к двери, сквозь которую пробивалась тоненькая полоска света.
Невольно затаив дыхание, Холмен медленно повернул ручку. Дверь открылась.
Их глаза быстро привыкли к свету маленькой настольной лампы. В кровати лежал человек. Можно было разглядеть только его голову и устремленный в потолок взгляд. Его смертельно бледное лицо осунулось.
— Симмонс! — воскликнул Джон и подбежал к кровати. Подтвердились самые худшие опасения Холмена. Старик медленно перевел взгляд на Джона, его бледные губы зашевелились, словно он хотел что-то сказать.
Инспектор Берроу наклонился к Симмонсу:
— Что случилось, сэр? Вы ранены?
На какое-то мгновение старик задержался взглядом на инспекторе, но потом снова уставился на Холмена.
— В-вы довели ее до этого, — простонал Симмонс, — вы з-заставили ее сделать это.
Потрясенный, Джон не мог вымолвить ни слова. Неужели это его вина? Он опустился на колени.
— Где Кейси... Кристин?
— Почему, почему она это сделала? — еле слышно проговорил старик, указывая взглядом на живот.
Берроу отбросил одеяло. О ужас! Из живота Симмонса торчали ножницы, пижама и простыни были залиты кровью.
— Боже мой! — прошептал инспектор. — Прикажу Дженнингсу, чтобы вызвал «скорую». Может, еще удастся спасти его, если поторопимся. Суньте ему под голову подушку, чтобы он не захлебнулся кровью.
Берроу вышел из спальни и, перепрыгивая через несколько ступенек, сбежал по лестнице.
Джон прикрыл рану окровавленной простыней. Он очень страдал, но не от вида раны, а от мысли, что нанесла ее Кейси. Заметив, что старик пытается что-то сказать, Холмен наклонился к нему. Было очень трудно разобрать слабый шепот раненого:
— 3-зачем она это сделала? Она же знала, как я люблю ее.
— У нее помутился рассудок, — ответил Джон, стараясь говорить как можно мягче, словно его голос мог еще сильнее ранить старика, — она... Какой-то ядовитый газ свел ее с ума.
Сначала Симмонс ничего не понял, но постепенно до него дошло, что дочь пыталась убить его только из-за того, что она больна... Не из ненависти. Для его ослабевшего сознания этого было достаточно. Старик снова заговорил:
— Я забрал ее из больницы. Мне рассказали, что вы с ней сделали. — Выражение ярости, промелькнувшее было на его лице, сменилось гримасой боли.
— Я ничего с ней не сделал, — ответил Джон. — Во всем виноват туман.
— Я... я привез ее домой. Она была какая-то заторможенная и все время держалась за голову, как будто старалась унять боль. Врачи не отпускали ее, но я знал, что ей лучше уехать со мной. Я уложил ее в постель, попробовал заговорить с ней, но она, казалось, не слышала меня. Я говорил ей то, о чем никогда раньше не заговаривал, но она не слышала меня.
Старик начал давиться от кашля. Холмен испугался, что кровь подступает к горлу, и поспешил приподнять ему голову, чтобы предотвратить удушье.
— Я любил ее, — продолжал Симмонс, тяжело дыша и сдерживая кашель, — может быть, слишком сильно любил.
Джон ничего не ответил.
— И сегодня вечером я рассказал ей то, о чем до сих пор молчал.
— Не говорите больше. Берегите силы.
Холмен почти не слушал старика, так как заметил, что сквозь простыню просочилась новая кровь.
— Нет, я должен рассказать вам, Холмен. Вы имеете право знать... Ведь вы тоже любите ее.
Симмонс потянулся к ножницам, но его руки бессильно упали на одеяло.
— Я... я ей не отец, Холмен. Эта сука, ее мать, призналась перед разводом, от кого у нее ребенок. Но мне было все равно. Я слишком любил девочку, сделал все возможное, чтобы не отдать ее матери. Она не могла заявить на суде, что Кристин не моя, не могла уличить себя в неверности. Она была слишком жадна и расчетлива для этого.
Едва уловимая злобная улыбка промелькнула на лице старика. Теперь Джон понял все: Симмонс считает Кристин своей дочерью, но знает, что это не так, и постепенно в его чувстве к ней появилось нечто, о чем девушка не подозревала, а сам Холмен мог только догадываться. Это было отвратительно, даже несмотря на отсутствие кровного родства. Джон почувствовал отвращение к этому жалкому старикашке.
— Я все рассказал ей сегодня вечером... поэтому она так поступила со мной.
— Нет, не поэтому. Я же объяснил вам, что это из-за тумана. Симмонс углубился в раздумье и, казалось, не слышал Холмена.
— Для нее это было слишком, — забормотал старик, — она была так потрясена. Я проснулся, кажется, несколько часов назад... точно не знаю во сколько... она была здесь, стояла рядом. Я не погасил свет на случай, если ей что-нибудь понадобится ночью. Она уставилась на меня пустым взглядом... что-то прятала за спиной. — По его лицу потекли слезы. — Я... я хотел обнять ее... я не понял, — продолжал старик, с упреком глядя на Холмена. — Она подошла ко мне, — тут Симмонс невольно вздрогнул, — отбросила одеяло и всадила в меня ножницы.
Джон был сбит с толку. Казалось, папаша обвиняет себя. Говорит, что не понял. Как бы не так! Неужели он думал, что Кейси пришла заниматься с ним любовью? Неужели он так глуп и слеп? Бедная девушка... Что ей пришлось пережить... Вдруг отчаянный вопль прервал его мысли. Похоже, кричал Берроу.
Оставив умирающего, Холмен бросился вниз. Кажется, кричали в кабинете, оттуда же доносился треск ломаемой мебели. Открыв дверь, Джон в ужасе застыл у порога.
Инспектор Берроу стоял на четвереньках. Он был ранен в голову. А рядом возвышалась Кейси, сжимая в руке осколок большого старинного зеркала. В комнате царил погром. Девушка размахнулась, чтобы вонзить стекло в шею инспектора.
— Кейси! — крикнул Холмен.
Она обернулась, искра сознания промелькнула на ее лице. Кейси, улыбаясь, направилась к Джону. Он снова окликнул ее, на этот раз мягко. Улыбка сразу же исчезла. Безумная зарычала и бросилась на Холмена, целясь осколком ему в лицо.
Джон увернулся от удара и локтем отпихнул Кейси к стене. Он по опыту знал, что остановить ее можно только силой. Когда девушка отскочила от стены, ее сжатый кулак кровоточил. Она снова набросилась на Холмена и осколком зеркала расцарапала ему щеку. Джон схватил ее за руку и ударил изо всех сил. Кейси упала на колени, но он не отпускал ее, продолжая сжимать ей запястье так, что она взвыла от боли и выронила осколок из рук. Она орала и сопротивлялась, но Холмен, забыв о жалости, вцепился в нее мертвой хваткой.
Инспектор Берроу отполз к двери и наблюдал за дерущимися.
— Боже мой! И я еще вам не верил! — простонал он.
— Да не стойте вы здесь болваном! Раздобудьте какую-нибудь веревку, чтобы связать ее, — крикнул Холмен.
Полицейский исчез за дверью и вскоре вернулся с длинным шнуром от занавески. Когда они связывали Кейси, в комнату вошел шофер.
— «Скорая» выехала, сэр, — доложил он, сохраняя невозмутимость.
— Хорошо. Наверху раненый. Побудьте с ним, хотя, думаю, ему крышка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35