– Сегодня ночью. Под покровом темноты – ха, а как ты думал?! Да, и имей в виду, Макс, об истинной цели твоей поездки не должен знать никто. Вообще никто. Думаю, ты сам понимаешь, что это требование продиктовано не моим нездоровым пристрастием к секретам, а исключительно необходимостью. Разумеется, я знаю, что среди близких тебе людей нет болтунов, но поскольку нам предстоит обвести вокруг носа не городских сплетников, а могущественных колдунов прекрасной эпохи…
– Да понимаю я, понимаю… Но имейте в виду: интуиция нашей леди Меламори – это нечто. Она ловит меня на вранье примерно за полчаса до того, как я начинаю искажать факты.
– Да пусть себе ловит, – пожал плечами Джуффин. – На здоровье! Лишь бы правды не знала. Скажи ей: если очень рассердится, может отвесить тебе пару-тройку оплеух, я разрешаю… Официальная версия такова: ты срочно улетаешь в Куманский Халифат по личной просьбе тамошнего правителя Нубуйлибуни – как бишь его?..
– Нубуйлибуни цуан Афия, – подсказал я.
Забывчивость Джуффина изрядно меня обескуражила. До сих пор он никогда не путался в именах, даже самых заковыристых. Это как же надо было заморочить голову человеку, чтобы из его памяти вылетело имя куманского халифа!
– Ну да, ну да, – рассеянно согласился Джуффин. – Согласно нашей официальной версии, при Куманском дворе стряслось нечто из ряда вон выходящее. А поскольку у халифа остались чрезвычайно приятные впечатления от твоего прошлого визита, он попросил Его Величество Гурига, бла-бла-бла… Дальше и сам можешь досочинить.
– Могу. Дурное дело нехитрое… А сам цуан Афия, в случае чего, подтвердит эту информацию?
– Разумеется не подтвердит, – шеф пожал плечами. – Но и не опровергнет. Он попросту проигнорирует всякий вопрос, исходящий от кого бы то ни было, за исключением разве что нашего общего приятеля Гурига: некоторые владыки, знаешь ли, предпочитают общаться исключительно с равными… Но и своему коллеге ответит не раньше, чем через полгода, поскольку торопливость не считается достоинством, приличествующим правителям Куманского Халифата.
– Тоже верно.
Я невольно улыбнулся, вспомнив порядки Куманского двора, от которых и сам пострадал немало: чуть ли не две дюжины дней дожидался аудиенции у халифа. А ведь дело у меня было не просто срочное, а безотлагательное.
– В общем, так, – устало вздохнул Джуффин. – До заката можешь резвиться. Заодно и нашу официальную версию раструбишь на всех углах. И постарайся врать как можно убедительнее, я тебя умоляю!
– Ладно, буду врать, – пообещал я. И после небольшой, но напряженной паузы спросил: – Думаете, я серьезно влип?
– Как всегда, – ехидно ответствовал шеф.
– Какая прелесть! – буркнул я, уже с порога.
Впрочем, не такой уж скверной казалась мне жизнь, когда я покидал дом сэра Джуффина. Во-первых, на пороге топтался мой старинный приятель по имени Хуф. Я бережно взял собачку на руки, чтобы подарить этому мохнатому малышу счастливую возможность облизать мой нос – до сих пор не могу понять, что такого особенного он находит в столь заурядном предмете! Во-вторых, солнечные зайчики по-прежнему жизнерадостно плясали на серебристой поверхности Хурона, не заботясь о безопасности многочисленных возниц, вынужденных пересекать мосты почти вслепую. И, в-третьих, пьянящий ветер дальних странствий уже кружил мою бедную глупую голову. Не могу сказать, что перевозка умирающих стариков на летающем пузыре Буурахри сквозь плотно сомкнутые ряды их старинных врагов – мое любимое занятие, но я очень люблю жизнь во всех ее проявлениях – при условии, что эти самые проявления отличаются некоторым разнообразием.
Одним словом, я был вынужден с некоторым удивлением признать, что настроен скорее оптимистически. Довольно странно, если учесть, что сам сэр Джуффин Халли не был уверен в благополучном исходе моей похоронной миссии.
Настроение стало еще лучезарнее, когда я обнаружил, что владелец крошечного трактирчика, приютившегося в конце Гребня Ехо, выставил несколько столиков на свежий воздух – явление само по себе ничем не примечательное, если бы за одним из столиков не сидела леди Меламори. Ее яркое полосатое лоохи трепетало на ветру, как флаг неведомой державы. Любовь всей моей жизни наворачивала мороженое с энтузиазмом оголодавшего за зиму медведя-шатуна. Она еще и перемазаться умудрилась, совсем как наш пернатый умник Куруш, который, в отличие от нее, не имеет решительно никакой возможности пользоваться салфетками.
Меня она упорно отказывалась замечать, пока я не уселся напротив. Справедливости ради следует отметить, что появление моей физиономии в полуметре от ее носа заставило Меламори на мгновение оторваться от мороженого.
– Здоґрово! – искренне обрадовалась она. – А я как раз тебя выслеживаю. До меня доползли слухи, что ты сидишь дома у нашего шефа: Кофа собственными глазами видел, как твой амобилер пересекал мост. Я предположила, что рано или поздно тебе придется покинуть сие убежище. И вот, как видишь, сижу, караулю…
– Гениально! – вздохнул я. – Собирать информацию ты действительно умеешь. А вот сидеть в засаде – не очень-то.
– Что, скажешь, я плохо сижу? – возмутилась она. – По-моему, так просто отлично!
– Никаких возражений, – моя улыбка помимо воли уползала куда-то за священные границы, в пределах которых, по мнению матушки природы, должна была простираться моя рожа. – Сидишь ты великолепно. И развлечение нашла достойное. Но вот меня ты не заметила. Скажу больше: даже если бы я не ехал по этому мосту в амобилере, а скакал по его перилам в чем мать родила, распевая народные песни жителей границ, ты бы вряд ли оторвалась от мороженого!
– Не преувеличивай, – строго возразила Меламори. – Ну, если бы ты просто скакал голышом, я бы, пожалуй, действительно могла пропустить это замечательное событие. Но если бы ты при этом еще и пел, мне бы кусок в горло не полез… А вообще-то, я решила, что в таком наряде ты и сам меня заметишь. И, как видишь, оказалась права. Так что я очень хорошо сижу в засаде, просто отлично сижу, и попрошу без грязных инсинуаций!
– Инсинуации были, признаю, – покаялся я. – Но не грязные. Я их мыл перед употреблением, честное слово.
– Ну извини, – снисходительно согласилась она. – Ежели мыл, тогда никаких претензий. В знак примирения могу угостить тебя мороженым… только не вздумай тянуть лапы к моему, обжора! Лучше уж я закажу еще одну порцию.
– Это кто еще обжора, – хмыкнул я. – Ладно, заказывай. Мороженого, камры и вообще всего, что душа пожелает. Будем кутить напоследок.
– Ты что, умирать собрался? – хладнокровно поинтересовалась Меламори. – Я бы тебе не советовала. Жизнь, знаешь ли, прекрасна и удивительна.
– Не умирать, а уезжать, – вздохнул я. – И теперь начинаю понимать, что это ужасно. Я уеду на этот грешный Уандук, а ты останешься здесь, и некому будет вытереть твой замечательный ротик, когда ты в очередной раз дорвешься до мороженого, – вот так!
Я наконец сделал то, чего мне хотелось с самого начала: использовал белоснежную салфетку по назначению и привел изумительное личико Меламори в полное соответствие с собственными консервативными представлениями об элементарных требованиях гигиены.
– А я измазалась? – смутилась она. – С ума сойти: в детстве не понимала, как людям удается есть мороженое и оставаться чистыми, и до сих пор не понимаю… С другой стороны, если ты все равно уедешь, какая разница: утираться или не утираться? По-моему, ты единственный человек во Вселенной, которого всерьез заботит этот вопрос. Правда, есть еще мама, но с нею я вижусь так редко, что она не в счет… Ой, подожди, а ты что, действительно уезжаешь? Надолго?
– Не знаю еще, – я пожал плечами.
– А что ты забыл на Уандуке? – строго спросила она.
– Могу соврать, могу промолчать. Выбирай, что тебе больше нравится.
– Понятно, – вздохнула Меламори. – Расспрашивать бессмысленно, да? Ну тогда хоть соври, чтобы я была в курсе официальной версии.
Я послушно пересказал ей очередной шедевр сэра Джуффина Халли, который уже давно снискал себе славу если не самого талантливого, то, безусловно, самого плодовитого автора в жанре художественной фальсификации. Господа журналисты могут «откусить», как любил говаривать мой старинный приятель Андэ Пу, великий поэт, а ныне гражданин далекого южного Ташера.
– Что ж, звучит вполне достоверно, – снисходительно согласилась Меламори. Потом загрустила – минуты на полторы, никак не меньше. Наконец бодро тряхнула отросшей челкой и снова принялась за мороженое.
– Макс, я давно хотела спросить: а ты очень ревнивый? – деловито осведомилась она с набитым ртом.
– Очень. С трудом удерживаюсь от желания запереть тебя в подвале на все время своего отсутствия. Впрочем, этот злодей Джуффин все равно быстренько тебя разыщет и выпустит. Не по доброте душевной, а чтобы на службу ходила… Мой тебе совет: больше никогда не задавай подобных вопросов глупым мужчинам, особенно накануне их отъезда. Это травмирует нашу нежную психику.
Меламори звонко расхохоталась.
– Ты решил, что я подыскала тебе подходящего заместителя? Ты гений, Макс, я бы ни за что не додумалась! Но вообще-то я имела в виду не себя, а Друппи. Собиралась узнать, будешь ли ты возражать, если я заберу к себе твою собаку? Пусть поживет у меня, пока ты проводишь ревизию многочисленных гаремов его Величества Нубуйлибуни цуан Афии. Яс ним буду гулять. По крайне мере, я вполне способна удержать его на поводке – в отличие от некоторых!
– Не преуменьшай мое могущество, и без того весьма сомнительное, – рассмеялся я. – А вообще это замечательная идея. Единственный известный мне способ не разбить его большое нежное сердце. Он тебя очень любит.
– Еще как! – подтвердила Меламори. – Знаешь что? – деловито спросила она, добивая мою порцию мороженого. – По-моему, нам с тобой просто необходимо прогуляться по городу. Без всяких там катаний на амобилере, скорбных поцелуев на прощание и потоков джубатыкской пьяни, чтобы залить горе.
– Отличная идея, – улыбнулся я. – Хотя от пары-тройки поцелуев на прощание я бы не отказался. Со своей стороны обещаю, что скорбными они не будут.
– Договорились, – кивнула она. – Но ведь у тебя, наверное, куча дел перед отъездом?
– Наверное, – равнодушно согласился я. – И единственный разумный поступок, который я могу совершить в данной ситуации, – это послать их подальше. Прогулка с тобой – единственное и неповторимое дело, которое я просто обязан довести до конца. Имей в виду, под «концом» я разумею именно прощальные поцелуи. Все остальное – к Темным Магистрам!
– Здоґрово! – резюмировала она и торжественно отставила в сторону обе опустевшие вазочки.
В ее темно-серых глазах плясали мои старые приятели солнечные зайчики. На сей раз они явились с официальным предупреждением, что нам с Меламори предстоит не слишком долгий, но чертовски хороший весенний день.
«Грешные Магистры! – подумал я. – Человек просто не может быть таким счастливым, это противно нашей природе. Наверное, я все-таки сумасшедший».
Определившись с диагнозом, я расслабился. Великодушно позволил себе и дальше пребывать в этом замечательном настроении.
* * *
Настроение мое переменилось только перед самым закатом, когда выяснилось, что мне все-таки пора пулей лететь на другое свидание – в Иафах.
Меламори, впрочем, выглядела вполне довольной. Сидела на краю моей постели и с удовольствием планировала их с Друппи счастливую будущность. Одна прогулка – утром, после завтрака, вторая – в обед, если удастся удрать со службы. И, конечно, вечером: продолжительное путешествие по городу, пара-тройка дружеских визитов, полуночные посиделки в саду Лонли-Локли в обществе говорящего пса Дримарондо, одного из крупнейших любителей и знатоков древней угуландской поэзии. Слушая ее, я понял, что до сих пор совершенно не умел наслаждаться жизнью. Вот как, оказывается, надо!
– Не перегни палку, – попросил я, впопыхах запихивая в дорожную сумку какие-то бессмысленные предметы. – Складывается впечатление, что ты всю жизнь мечтала сплавить меня как можно дальше. Я рад, конечно, что ты не грустишь из-за моего отъезда… Ох, рад-то я рад, но мне обидно!
– Вот уж чего я точно не собираюсь делать, так это грустить из-за твоего отъезда, – неожиданно серьезно сказала она. – Ни за что! Слишком мелочное чувство. Не хочу его испытывать.
– Ты такая же сумасшедшая, как я сам, – удовлетворенно констатировал я. – Впрочем, нет. Ты гораздо хуже. Любой сведущий знахарь из Приюта Безумных был бы в ужасе, но мне нравится. Сумасшедшая птица, прилетевшая с Арвароха и ловко прикинувшаяся женщиной, вот ты кто!
– Любая женщина – сумасшедшая птица, – Меламори оставалась серьезной. – Любая, запомни это, сэр Макс! Проблема в том, что большинство женщин не стремится научиться летать. Им лишь бы вить гнезда. Просто беда с нами!
– Отличная метафора, – одобрительно промычал я, пытаясь затянуть ремень на дорожной сумке.
– Никакая это не метафора. Констатация факта, – вздохнула Меламори. – Мне-то повезло: я от рождения испытываю отвращение к витью гнезд… и именно поэтому – заметь! – решительно отказываюсь грустить по поводу твоего отъезда.
– А я решительно отказываюсь жить в мире, где нет тебя, – заключил я.
Еще минут пять я топтался на пороге. Наконец нашел в себе силы развернуться и уйти. Решил, что Великий Магистр Ордена Семилистника вряд ли должен расплачиваться жизнью за мою персональную слабость к затянутым прощальным сценам.
Джуффин ждал меня в Доме у Моста, так что я решил пройтись пешком, даром что ноги все еще гудели после многочасовых блужданий в обществе неугомонной Меламори. Когда дело доходит до пешей ходьбы, ее темперамент становится совсем уж невыносимым. Как я вообще ее в дом заманил – диву даюсь!..
Теплый ветер донес до меня слабый аромат цветущих садов Левобережья; оранжевые и голубые огоньки один за другим загорались в окнах домов; звуки музыки выплескивались из распахнутых настежь дверей трактиров, которых в этой части Старого Города чуть ли не больше, чем жителей.
1 2 3 4 5 6 7 8