Влезла ко мне в комнату, когда я одевался, а на самой-то и вообще ничего, и по виду – девчонка свойская, ну, и приди мне в голову сказать ей кое-что – так, пошутить. За своими мыслями-то не уследишь, так ведь? Мужчина – это все-таки мужчина. И если от мужчины требовать, чтобы он и в мыслях себе ничего не позволил с девками, которые расхаживают в чем мать родила, так уж… Дальше некуда, одно слово! Это значит идти поперек человеческой природы. Я ведь вслух не сказал… того, о чем подумал. Мистер Ридли – свидетель. Я ей ни словечка не сказал. Рта не раскрыл, а она драться. С ног сшибла, как кеглю. А сама вроде даже не рассердилась. Дала мне по скуле ни с того ни с сего. Я больше от удивления свалился.
– Но Ридли говорит, что вы прикоснулись к ней.
– Ну, может, положил ей руку на плечо, по-братски, так сказать, когда она повернулась уходить, – я ведь не отказываюсь, что хотел с ней заговорить. И вот вам! А если мне еще терпеть придется за то, что меня же избили без всякого повода с моей стороны!..
И Пенк завершил свою фразу выразительным жестом глубочайшего отчаяния и негодования. Подумав, мистер Барнстейпл сказал:
– Я не собираюсь навлекать на вас неприятности. Но тем не менее мне кажется, что мы должны быть очень осторожны с утопийцами. Их обычаи не похожи на наши.
– И слава богу! – вставил Ридли. – Чем скорее я уберусь из этой дыры назад в старушку Англию, тем приятней мне будет. – Повернувшись, чтобы уйти, он бросил через плечо: – Послушали бы вы его сиятельство! Он говорит, что это не мир, а сборище чистых дегенератов… паршивых дегенератов, а уж если правду сказать, то. с вашего разрешения, X! X! X! X! дегенератов. Э? Лучше про них не скажешь.
– Рука этой девушки как будто не была слишком уж дегенеративной, – заметил мистер Барнстейпл, с честью выдержав залп.
– Да? – злобно пробурчал Ридли. – Как бы не так! Самый что ни на есть первый признак дегенерации – это когда баба сшибает человека с ног. Это уж значит идти наперекор закону природы. В мире, где живут приличные люди, такого и быть не может. Это уж так.
– Это уж так, – подтвердил Пенк.
– В нашем мире такую девчонку научили бы, как следует себя вести. И скоро! Ясно?
Но в эту минуту рассеянно блуждавший взгляд мистера Барнстейпла упал на отца Эмертона, который торопливо шагал к ним по лужайке, жестами убеждая подождать его. Мистер Барнстейпл понял, что нельзя терять ни секунды.
– А! Вот идет тот, кто сумеет помочь вам отыскать автомобили, если только захочет. Отец Эмертон – это человек, который всегда готов прийти на помощь. И его взгляд на женщин совпадает с вашим. Вы с ним, несомненно, отлично поладите. Если вы остановите его и изложите все дело ясно и обстоятельно.
И мистер Барнстейпл быстрым шагом направился к озеру.
Где-то поблизости должно было находиться маленькое шале и пристань с пестрыми лодками.
Если ему удастся уплыть на одной из них на середину озера, он сильно затруднит отцу Эмертону его задачу. Даже если эта святая душа последует его примеру. Гоняясь по озеру за другой лодкой, трудно произносить душещипательные речи с надлежащим чувством.

6

Мистер Барнстейпл уже отвязывал облюбованную им белоснежную байдарку, на носу которой был нарисован большой синий глаз, когда на пристани появилась леди Стелла. Она вышла из беседки, стоявшей у самой воды, и торопливость ее походки заставила мистера Барнстейпла заподозрить, что она там пряталась. Оглянувшись, леди Стелла поспешно сказала:
– Вы собираетесь покататься по озеру, мистер Барнстейпл? Можно мне с вами?
Он заметил, что ее костюм представляет собой компромисс между земной и утопийской модами. На ней был не то чрезвычайно простой домашний туалет, не то весьма замысловатый купальный халат кремового цвета. Ее тонкие красивые руки были совсем обнажены, если не считать золотого браслета с янтарями, а босые ножки – очень хорошенькие ножки – обуты в сандалии. Она была без шляпы, а просто уложенные черные волосы покрывала черная с золотом сетка, очень шедшая к ее тонкому умному лицу. Мистер Барнстейпл отнюдь не был знатоком в дамских нарядах, но и он с одобрением заметил, что она сумела уловить утопийский стиль. Он помог ей спуститься в лодку.
– Давайте скорее отплывем… и подальше, – сказала она, вновь оглядываясь через плечо.
Некоторое время мистер Барнстейпл прилежно греб прямо вперед, так что он видел перед собой только сверкающую на солнце воду, небо, невысокие холмы, уходящие вдоль берегов озера к большой равнине, могучие быки далекой плотины и леди Стеллу. Она, словно завороженная красотою видов Места Совещаний позади него, не отводила взгляда от садов, изящных домиков и террас, но мистер Барнстейпл скоро заметил, что она не столько любуется всей картиной, сколько напряженно отыскивает какой-то определенный предмет или определенное лицо. Леди Стелла, чтобы нарушить невежливое молчание, обронила несколько фраз о прелести утра и о том, что птицы поют в июле.
– Но ведь здесь сейчас не обязательно июль, – сказал мистер Барнстейпл.
– Как глупо с моей стороны не подумать об этом! Ну конечно же!
– Здесь, по-моему, сейчас чудесный май.
– Кажется, еще очень рано, – заметила она. – Я забыла завести свои часы.
– В наших двух мирах, как ни странно, время суток, кажется, совпадает, – сообщил мистер Барнстейпл. – На моих часах семь.
– Нет, – сказала леди Стелла, по-прежнему устремив взгляд на удалявшиеся сады и отвечая на свои мысли. – Это утопийка. Вы встречали кого-нибудь еще… из наших… сегодня утром?
Мистер Барнстейпл повернул байдарку так, чтобы тоже видеть сады.
Отсюда они могли рассмотреть, с каким совершенством массивные террасы, стены, сдерживающие лавины, и водостоки вписываются в окружающий горный пейзаж, перемежаясь и сливаясь с отрогами и утесами вздымающегося позади могучего пика. Выше на склонах кустарник сменялся лепившимися по обрыву соснами, бурные потоки и водопады, питаемые вечными снегами, перехватывались плотинами и направлялись к изумрудным лужайкам и садам Места Совещаний. Террасы, которые удерживали почву и составляли основу всего парка, тянулись вправо и влево, теряясь в голубой дали, а в глубине смыкались с горными обрывами; они были сделаны из многоцветного камня – от темно-красного до белого с лиловыми прожилками – и прерывались гигантскими арками, перекинутыми через потоки и ущелья, огромными круглыми отверстиями водостоков, из которых били мощные струи, и каскадами лестниц. На этих террасах и на травянистых склонах, которые они поддерживали, поодиночке и группами были разбросаны строения – лиловые, синие, белые, такие же легкие и изящные, как окружавшие их горные цветы. Несколько секунд мистер Барнстейпл созерцал эту картину в немом восхищении и только потом ответил на вопрос леди Стеллы.
– Я говорил с мистером Рупертом Кэтскиллом и двумя шоферами, – сказал он, – а кроме того, издали видел отца Эмертона, лорда Барралонга и мосье Дюпона. Мистера Маша и мистера Берли я не видел совсем.
– О, мистер Сесиль встанет еще не скоро. Он будет спать до десяти или одиннадцати часов. Он всегда проводит в постели все утро, если ему днем предстоит большое умственное напряжение.
Леди Стелла помолчала, а потом нерешительно спросила:
– А мисс Гриту Грей вы не видели?
– Нет, – ответил мистер Барнстейпл. – Я не искал общества наших соотечественников. Я просто гулял… и уклонялся от встречи…
– С блюстителем нравов и цензором костюмов?
– Да… Собственно говоря, потому-то я и решил покататься по озеру.
После минутного размышления леди Стелла, очевидно, решила быть с ним откровенной.
– Я тоже кое от кого спасалась.
– Не от нашего ли проповедника?
– От мисс Грей.
И, сказав это, леди Стелла, казалось, уклонилась от темы:
– Нам будет трудно в этом мире. У его обитателей очень тонкий вкус. Нам так легко оскорбить их!
– Они умны и поймут.
– А действительно ли достаточно понять, чтобы простить? Эта пословица никогда не внушала мне доверия.
Мистеру Барнстейплу не хотелось, чтобы их разговор перешел на широкие обобщения, поэтому он ничего не ответил и только усерднее заработал веслом.
– Видите ли, мисс Грей в одном ревю исполняла роль Фрины [2] В Древней Греции красавицу Фрину, по преданию, судьи приговорили к смертной казни за то, что она слишком любовалась своим обнаженным телом. Чтобы спасти красавицу на суде, защитник сорвал с нее одежду. Судьи увидели ее наготу и, ошеломленные красотой ее тела, отменили приговор.
Другой вариант: По свидетельству греческого писателя Афинея Навкратийского, в IV веке до н. э. в древнегреческом городе Мегары жила молодая гетера по имени Фрина (греч. «белокожая»), своей красотой напоминающая богиню. Скульптор Пракситель – ее возлюбленный – изваял с нее Афродиту Книдскую (по названию древнего города Книда, где изваяние было поставлено в храме Афродиты), а живописец Апеллес написал Афродиту Анадиомену (лат. «выходящая из воды»).
Возгордившись, Фрина решила бросить вызов самой богине любви и красоты – Афродите. В день Элевсинских празднований красавица пришла к берегу моря, где, по преданию, вышла из вод сама богиня, рожденная из пены морской. Когда процессия двинулась из святилища Посейдона к морю, Фрина сбросила с себя одежду, представ перед замершим в восторге народом, чтобы тотчас же спуститься к морю. За это она была обвинена в «оскорблении богов» (прим. OCR-щика).

.
– Что-то припоминаю. Кажется, в прессе поднялась буря возмущения.
– Возможно, это воспитало у нее определенную привычку.
Весло опустилось в воду и второй раз и третий.
– Во всяком случае, сегодня утром она пришла ко мне и сказала, что собирается выйти в полном утопийском костюме.
– То есть?
– Немножко румян и пудры. Он нисколько ей не идет, мистер Бастейпл. Это очень легкомысленно. Это неприлично. А она разгуливает по садам… Неизвестно, кто может попасться ей навстречу. К счастью, мистер Сесиль еще не встал. Если она встретит отца Эмертона!.. Но об этом лучше не думать. Видите ли, мистер Бастейпл, утопийцы такие загорелые… и вообще… они гармонируют с обстановкой. Их вид не вызывает у меня неловкости. Но мисс Грей… Когда земная цивилизованная женщина раздета, она выглядит раздетой. Облупленной. Какой-то выбеленной. Эта милая женщина, которая, кажется, взяла на себя заботу о нас, Ликнис, рекомендуя мне, во что одеться, ни разу даже не намекнула… Но, разумеется, я не настолько близко знакома с мисс Грей, чтобы давать ей советы, а кроме того, никогда нельзя знать заранее, как женщина такого сорта воспримет…
Мистер Барнстейпл внимательно осмотрел берег. Но чересчур открытой взглядам мисс Гриты Грей нигде не было видно.
– Ликнис примет меры, – убежденно сказал он после секундного раздумья.
– Будем надеяться. Быть может, если мы покатаемся подольше…
– О ней позаботятся, – сказал мистер Барнстейпл. – Но, по-моему, мисс Грей и вообще компания лорда Барралонга может навлечь на нас много неприятностей. Очень жаль, что они проскочили сюда вместе с нами.
– Мистер Сесиль придерживается того же мнения, – сказала леди Стелла.
– Естественно, мы будем вынуждены почти все время проводить вместе, и судить будут о нас в целом.
– Естественно, – согласилась леди Стелла. Некоторое время они молчали, но нетрудно было заметить, что она высказала далеко не все. Мистер Барнстейпл неторопливо греб.
– Мистер Бастейпл… – вскоре начала она.
Весло в руках мистера Барнстейпла замерло.
– Мистер Бастейпл… вам страшно?
Мистер Барнстейпл проанализировал свои ощущения.
– Я был слишком восхищен, чтобы бояться. Леди Стелла решила довериться ему.
– А я боюсь, – сказала она. – Сначала мне не было страшно. Все, казалось, шло так легко и просто. Но среди ночи я проснулась… вне себя от страха.
– Нет, – задумчиво произнес мистер Барнстейпл. – Нет. Я этого еще не испытал – пока… Но, может быть, мне и станет страшно.
Леди Стелла наклонилась к нему и заговорила доверительным тоном, внимательно наблюдая, какое впечатление производят на него ее слова.
– Эти утопийцы… Сначала мне казалось, что они всего только простодушные здоровые люди, артистичные и наивные натуры. Но они совсем не такие, мистер Бастейпл. В них есть что-то жестокое и сложное, что-то недоступное и непонятное нам. И мы им не нравимся. Они глядят на нас холодными глазами. Ликнис добра, но остальные нет. И мне кажется, мы вызываем у них раздражение.
Мистер Барнстейпл взвесил услышанное.
– Возможно, вы правы, – сказал он. – Я был настолько полон восторга – здесь столько сказочно чудесного, – что не задумывался над тем, какое впечатление производим на них мы. Но… да, пожалуй, они заняты чем-то своим и не слишком интересуются нами. За исключением тех, кто, очевидно, приставлен наблюдать за нами и изучать нас. Ну, а безрассудное поведение лорда Барралонга и его спутников, которые мчались вперед, не разбирая дороги, несомненно, должно было вызвать у них раздражение.
– Он задавил человека.
– Я знаю.
И, задумавшись, они умолкли на несколько минут.
– И еще другое, – заговорила леди Стелла. – Они мыслят не так, как мы. По-моему, они уже презирают нас. Я заметила одну вещь… Вчера вечером вас не было с нами у озера, когда мистер Сесиль начал расспрашивать об их философии. Он рассказывал им про Гегеля, Бергсона, лорда Холдейна, про свой собственный замечательный скептицизм. Он дал себе волю, что для него большая редкость. И это было очень интересно – мне. Но я следила за Эрфредом и Львом и в самый разгар его объяснений увидела (я убеждена, что не ошиблась), что они переговариваются – без слов, как это у них принято, – о чем-то совсем другом. Они только делали вид, что слушают. А когда Фредди Маш попытался заинтересовать их неогрузинской поэзией и влиянием войны на литературу и сказал, что был бы счастлив, если бы в Утопии нашлось что-нибудь хоть наполовину равное «Илиаде», хотя он должен признаться, что не рассчитывает на это, – они и притворяться перестали. Они ему вовсе ничего не ответили… Наша культура их нисколько не интересует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35