” Полковник почему-то пожалел, что не застрелил своего, теменского. Как-никак, был он человек опытный и умелый к истреблению “червей”, то бишь внутренних супротивников государя. А среди сих “домашних” ворогов и крамольников большинство продвинулось и сподобилось высокого положения за счет войны с теми же шэньцами и ордынцами. Стоит только вспомнить изменника князя Березовского, иже был покаран за измену со всей своей родней и челядью.
Впрочем, спустя пару сотен шагов бравому полковнику явилась возможность шпокнуть своего, теменского. Злодей внезапно обрушился на черного стража с высокого дерева, уцепившись за стебель вьющегося растения. А потом хотел воткнуть рогатину прямо в око сшибленного с ног охотника. Но тот, будучи испытанным воином, не преминул откатиться в сторону и приемом “ползунцы” опрокинуть преступника. Оный еще изловчился вскочить первым, подхватил полковничье ружье, навел, но черный страж дуло отвел в сторону и выстрел пришелся мимо. А вот пуля охотника, вылетевшая из пистоля, не миновала живота “дичи”. Полковник столь изнеможден был поединком, что даже не стал добивать раненого пилением глотки, а просто пристрелил, послав ему пулю в лоб.
Вскорости встретилась еще одна “дичь”. Узкая вертлявая спина, будто подразнивая, то и дело мозолила Остроусову взор. Однако все несподручно было взять мельтешащего преступника на мушку и даже выстрел из картечницы не достал того. Сия ускользающая добыча по-настоящему обозлила черного стража. Догоняя ее, он быстро употел, выделения горячей кожи стекали со лба прямо в буравчатые глазки. Полковник обронил тяжелую картечницу, следом меховую шапку, там ружье. Юркая похожая на ящерку “дичь” подпустила было его совсем близко, но, метко запистонив шишкой по голове, снова набрала дистанцию.
В некий миг полковник принудил себя к успокоению и чуть охладевшей головой отметил, что совсем не слышит загонщиков с их бубенцами и даже звуки выстрелов сделались далекими-далекими.
Решил тогда Остроусов плюнуть на добычу и выбираться к толпе охотников. Но вместо того стал он блуждать и как будто выписывал круги по одному участку леса, каждые двести шагов натыкаясь на все ту же сломанную березу. Страх более и более сдавливал горло, злоба распаляла кровь, полковник опять заприметил ненавистную спину, совсем рядом, бросился за ней, и вскоре… у той самой березки повстречал волка. Остроусов поклясться мог, что зверь сей из царской стаи, ежели точнее, вожак. Злобность серой твари сразу ощутилась, близкая, но пока удерживаемая. И перво-наперво ласковым голоском полковник стал напевать:
– В лесу родилась елочка… – Однако тут вспомнилась другая песенка, про козлика, от которого немного осталось.– Ну, ну, не дергайся, серенький. Я – свой, царский.
А волчара уже клыки показал, желтые, но заметно смазанные кровью. Впрочем, Остроусов уверенно знал, что звери-охотники из царской стаи не бросаются на людей, пока не почуют в них жертву.
– Порядок, серенький, полный ажур, не серчай. Ты, я вижу, справно поработал сегодня, полязгал ужо челюстями. Вдругоряд встретимся, колбаской угощу. А теперь беги дальше, сам я выберусь.
Но волк так не считал. Не сходил с места, смотрел неотрывно янтарным взглядом, и лишь слегка морщинилась шкура на его носу. Пожалел черный страж, что ему не ведомы надсмотрщицкие слова и приказы.
– Лады, стой здесь. Ино я побегу дальше.
Однако едва Остроусов шаг сделал, как волк зарычал и потянул вперед пасть с трехдюймовыми клыками, на одном из коих была хорошо заметная щербина. Полковник с трепетом помыслил: стольких уже растерзала и изодрала сия пасть; волк, наверное, во всех двуногих стал узнавать свою законную добычу. Превозмогая страх, протекший слабостью в жилы, черный страж потянулся к заткнутому за кушак трехствольному пистолю.
Однако мелькнула серая молния, и спустя мгновение Остроусов смотрел на свою окровавленную ладонь, а также пистоль, бесполезно валяющийся на земле. Волк был совсем рядом и вдобавок наступал с нарастающим утробным рычанием. Полковник вдруг понял, что ужо кинулся наутек.
Бежать, удирать с поджавшейся мошонкой пристало только жертве. Полковник уверен был, что волк считает именно так. Зверь-охотник и гнал Остроусова тем самым образом, каковой подходящ при загоне добычи. Волк держался на постоянном и близком расстоянии от бегущего тела, порой делая выпады, ино вырывая лоскуты из богатой епанчи, ино открамсывая шматы плоти. Не успела бы кукушка прокуковать, как полковник был совершенно уже истерзан и посему не бежал, а тащился, зажимая раны, с нутряным кряхтением и жалобными стонами. Вскоре заполз он под какой-то поваленный ствол. Там черный страж попытался оборониться тесаком, но зверь вырвал оружие из немощной руки вместе с парочкой пальцев. Остроухов туманящимся взглядом заметил, что зубы зверя нацеливаются на его пах и взвизгнул как боров под ножом…
Следующие два часа в Трошкином лесу происходило не то, что обычно. Охотники стали дичью. Волки нападали на них из самых неожиданных мест, так что редко удавалось и оружие с пользой применить. Пищали и пистолеты, оброненные из коченеющих рук черных стражей, попадали к бывшей “дичи” – ворам, татям, лжеученым, лжеписателям, пленным разбойникам-шэньцам и хищникам-ордынцам, а те неплохо знали, коим образом использовать огнеплюйное оружие. Скоро бывшие охотники тикали со всех ног – и становились еще уязвимее. Волк с прыжка впивался в шею, обрывал сухожилия ног, кромсал икры и ляжки. Вор и окаянный тать прыгал с дерева на дерево, используя ветви и вьющие стебли, а затем обрушивался прямо на голову беглеца. Красные стежки прорисовывали пути отступления и заканчивались тупиком в виде мертвого или умирающего черного стража.
Отступал и волосатый слон вместе с царицей, дворцовые гвардейцы умело держали оборону, метко отстреливая любого, кто попадался на глаза.
Но и воры-разбойники стрелять умели, ибо всю жизнь питались смертоубийством. Прилетевшая из лесу картечь глубоко проникла в слоновью ягодицу. Животное стало с ревом метаться из стороны в сторону, тщась даже взгромоздиться на задние ноги. С городка на его спине будто листья слетали люди: погонщики и воины. Еще один выстрел – и огромный зверь, раздавив и расшвыряв немало ратников, скрылся в чащобе. Вместе с царицей. Преданные гвардейцы собрались было броситься вдогонку, но тут прямо с крон деревьев посыпались здоровенные каменюки, кои швырялись мохнатыми обезьянами. Одновременно к воинам метнулись волки. Там и сям высовывались разбойники и воры, метко долбая из трофейных пищалей и ручниц.
Слон пробежал, не разбирая пути где-то с полверсты, а затем быстро изнемог от потери крови, упал и стал подыхать. Царица, свалившись с его спины, немного подвернула ногу, но была способна еще и к бегу, и к быстрой ходьбе. Она чуток поозиралась, пытаясь разобраться, в какой стороне может быть озерный берег. Но тут сзади, ино сбоку, послышалось волчье урчание, отчего государыня стала слушаться только своего страха и бросилась бежать, высоко поднимая юбки. Прямо перед ней вдруг встали густые заросли с небольшим пробелом между двух деревьев, растущих из одного корня. Царица ринулась туда и… застряла.
Древесные стволы защемили ее с боков. И как она ни дергалась, ни отталкивалась руками и ногами, ослобониться не удавалось. Волчье рычание раздалось совсем рядом. Обернуться государыня не могла, как ни крутись, но вскоре почувствовала волчьи челюсти на своем теле и обмочилась – пока они не впивались в плоть, но терзали ее одежды. А потом царица почувствовала прикосновение звериного волоса к своим оголенным ягодицам, сердце ее словно упало в бездонный колодец и что-то пронзительно и больно вошло в ее лоно…

Блок 16. “Мене, Текел, Фарес”

Четкий прием. Симплекс.

Следующим днем, когда стало ясно, что участники царской охоты сами уже не вернутся, по приказу государя в Трошкином лесу высадилось три сотни воинов. Они огнем и острием уничтожили волков, воров, татей, лжеученых, лжеписателей, шэньцев и собак-ордынцев и собрали окоченевшие изъеденные тела охотников, загонщиков, надсмотрщиков. Макарий Чистые Руки не очень опечалился смерти царицы. Она давно тяготила его своими придирками и зудежом, чуралась некоторых видов любовных ласк, и ей, видишь ли, не нравилось его тяготение к мальчикам, козочкам и горничным девкам. (Макарий с юности своей считал, что лучшая сторона женщины – нижняя, а снизу не видно, императрица ты или кухарка.) Но государь был не на шутку обеспокоен и встревожен дурной приметой. Ведь его волки, лично взращенные и вскормленные с рук кровью и мясом государственных злодеев, изменили ему самым подлым образом.
Сие никак не укладывалось в голове. Макарий, уединившись вместе с кувшином легкого полусухого вина в палате Небесного Спокойствия, чьи стены были из прозрачно-голубого лазурита, мыслил и мыслил о неприятном. Стая была умна и хорошо выдрессирована, десятки раз все проходило без сучка и задоринки, однако ныне… А ведь звери взбесились после того, как к ним сброшен был воевода Одноух! Они отведали его – и словно отравились. Ино не отведали вовсе?
Макарию от огорчения расслабило живот, государь лишний раз посетил покой Задумчивости, то бишь нужник. Там стоял массивный горшок из чистого золота, опорожнить который могли только четверо сортирных холопов, и там же играли лучшие балалаечники и скрипачи. Задушевный “концерт для попы с оркестром” помог царю принять государственное решение.
Он срочно вызвал к себе десяток палачей из пыточного приказа и несколько лекарей-трупорезов, повелел им спуститься в подземелье, дабы удостовериться – есть ли там кости воеводы. Старший лекарь с приторной улыбочкой осведомился об особых приметах преступника, и думный дьяк Егорка, найдя в хранилище памятные бумаги на Одноуха, прочел, что на лбу у того имелся шрам, вернее вмятина в виде подковы – от сильного удара каблуком. Царь еще, поворошив память, точно вспомнил в коем наряде явился к нему дерзкий боярин.
Лекари и палачи спустились в подземелье и стали перебирать там кости и остатки одежды. Действовали они со всей правильностью и вниманием, ведя точный учет погубленным душам. По черепам сосчитали сто двадцать мертвецов, но вмятины в виде подковы на лобной кости не увидели ни разу. Еще страннее то, что были найдены целыми, совсем не изодранными, а лишь слегка обгаженными, шуба, шапка, сапоги и кафтан воеводы.
Макарий дотошно прослушал подробный доклад лекарей и палачей, затем позвал к себе верховного ревнителя веры, благочестивого Святоеда, и, поведав ему о всех перепитиях, осведомился:
– Слушай, благочестивый, не могло ли статься так, что Одноух превратился в волка и отмстил мне в колдовском обличии?
– Вполне возможно, великий царь.– охотно отозвался столп истинной веры.– О случаях оборотничества сообщается во вполне серьезных обстоятельных книгах, написанных как в домашинную эпоху, так и в послемашинную, наипаче следует отметить древних авторов Флавия Филострата, Инститориса и Шпенглера, братьев Гримм, Шарля Перро, а также современного нам Люцифера Терроруса из Шварцвальда. Сдается мне, что и Одноух уже не был Одноухом, когда явился к Вашему Величеству. Любопытно было бы узнать мнение авторов машинной эпохи по вопросу вурдалачества и оборотничества, так сказать выявить научный подход к проблеме. Однако же в наших собраниях книг того времени ничего достопримечательного я не встречал, если не считать таковым смехотворные измышления господ, именуемых фантастами.
– В Космике небось разобрались с энтим делом вполне по-научному.– недовольно буркнул царь.
– Но, великий царь, они не делятся с нами никакими важными сведениями.
Макарий чуть не ли спрыгнул с трона и стал мерять лазуритовый пол ногами, обутыми в сафьяновые туфли с загнутыми носами.
– Я заставлю этих небесных козлов поделиться со мной всеми важными сведениями, я на них, шельмецов, крепко надавлю. У меня, между прочим, есть, чем пронять их. Как-никак, я им поставляю, во-первых, органы человеческие свежезамороженные, во-вторых, целыми ведрами отборных живчиков, из которых космические богатыри вырастают, в-третьих, клюкву, морошку, травы и корни лекарственные, грибочки, панты марала, лягушек, пиявок и другую живность, ну и так далее. Взамен имею не так уж много: ну, семена устойчивых урожайных растений, ну, поросят, цыплят и прочую юную скотинку, которая якобы меньше болеет, лучше слушается и будет больше приплод давать, ну, еще там по ерунде, инсекс… инсектициды, пестициды, музыкальные гандоны, трусы женские и мужские, снадобья от чумы, холеры, триппера и еще кое-каких хворей. Короче, надо связь с Космикой налаживать.
Макарий, подойдя к стене, покрутил око ангела, изображенного на барельефе, в тот же миг нижняя часть крылатого небесного создания повернулась, открыв ход в потайные покои.
Царь, придерживая венец, и верховный церковнослужитель, держась за митру, вступили в узкий низкий проход, потом еще спустились по винтовой лесенке и оказались в темном склепе, заставленном каменными саркофагами.
– Всякий раз запамятываю прихватить с собой факел или хотя бы свечу,– великий царь обложил по матери неприятную темень.– А храмовники весь склеп как назло заставили своими гробами. И выбросить неудобно, все-таки Владыки Чистоты и их первые замы тута лежат. Ежели сам не будешь уважать верховных особ минувшего времени, как же требовать уважения к собственной монаршьей персоне?
– Ваше Величество, третий гроб слева, не ошибитесь как в прошлый раз, а то опять на скелет напоремся,– напомнил главный клерикал.
Наконец, на лицо и выставленную вперед руку государя упали плотные голубые лучи. То же повторилось и с главным ревнителем.
– Узнавание завершено, доступ открыт,– слова неведомого существа просочились сквозь затхлую тишину, и приятный свет залил склеп.
Его посетители, уже стоявшие возле условленного саркофага, сдвинули тяжелую плиту, и из глубин могилы поднялся на подставке черный плоский ящичек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49