Он вскочил на свою испуганную лошадь. Одним
взмахом сабли он перерубил веревку, которой была привязана лошадь, вонзил
шпоры в бока животного и поскакал навстречу безумно несущемуся стаду,
высоко подняв сверкнувшую в отблесках пламени саблю.
- Назад! Вернитесь назад! Это обман! - кричал он своим спасающимся
товарищам, но в суматохе, в шуме, из-за расстояния они его не услышали. Но
зато услышал некто иной, оказавшийся совсем рядом.
- А, это ты тут шумишь! - произнес чей-то голос со странным акцентом.
Слишком поздно казд вспомнил о дьявольских криках, которые неслись впереди
стада. Слишком поздно заметил человека, скачущего на низенькой лошадке
впереди взбесившихся животных...
Длинный прямой клинок опустился на шею кочевника. Его последней
мыслью, перед тем как он умер, была мысль о том, что имперские солдаты
воюют нечестно.

Если бы казды остановили свое паническое бегство и отважились
вернуться в долину, чтобы выяснить, что же там произошло, римляне скорее
всего не оказали бы им серьезного сопротивления. Обрадованные бегством
врага, солдаты шумно праздновали свое чудесное спасение. Легионеры Марка и
катриши Пакимера плясали с женщинами, распевали веселые песни, носились
вокруг костра, пристукивая сапогами и щелкая пальцами в такт. От радости
они вопили, казалось, на весь мир.
Пакимер не принимал участил в празднестве, сумрачный бродил он по
лагерю, погруженный в свои думы. Когда он нашел веселящегося наравне со
всеми Скауруса, катриш выдернул его из кольца танцующих, чем заслужил
гневный взгляд Хелвис. Но танцующие уже увлекли ее за собой.
Трибун тоже готов был вспылить, но увидев глаза Пакимера, сдержался.
- Стадо, - коротко сказал катриш. - Кочевники, которые всю свою жизнь
проводят с животными, эти негодяи, убивающие ради развлечения, убежали,
как испуганные дети, от безобидного стада коров.
Он ударил себя кулаком по голове, отказываясь верить в это.
Марк слишком много выпил и не нашел лучшего ответа, как только пожать
плечами и глупо улыбнуться. Но Горгидас сидел достаточно близко, чтобы
услышать слова Пакимера, и оказался достаточно трезв, чтобы ответить ему.
По греческой привычке он разбавлял вино водой, а кроме того, любому вину
предпочитал сладкие фрукты.
- Мы действительно прогнали коров через лагерь каздов, - сказал он
катришу. - Но как ты думаешь, что увидели кочевники? Неужели стадо коров
бросилось на них в вихре пламени из темной ночи? Поверил бы ты в такое на
этой земле, где магия - такое же обычное явление, как дождь? Если ты ждешь
колдовства, то найдешь его в чем угодно, будь оно настоящее или мнимое.
Грек криво улыбнулся.
- Вера - это все, поверь мне. Изучая медицину, я научился ненавидеть
магию и все, что с ней связано. А теперь увидел, что магия действительно
может исцелять. Жаль, что она не слишком хорошо работает на меня.
- Возможно, _т_ы_ должен работать на нее, - медленно отозвался
Пакимер.
- Неужели здесь каждый разговаривает как жрец? - зарычал Горгидас, но
в глазах у него что-то вспыхнуло.
- Нет, не все. - Виридовикс услышал последние слова, но скрытого их
смысла не уловил.
Кельт действительно не был похож на жреца, особенно когда каждой
рукой обнимал по девушке. Марк постоянно путал его подруг. Во-первых,
Виридовикс в большинстве случаев называл их просто "милая" или "дорогая",
поскольку это позволяло ему не опасаться брякнуть по неосмотрительности
имя соперницы. Во-вторых, хотя все три были красивыми женщинами, ни одна
из них не обладала достаточно сильным характером, чтобы Скаурус выделил ее
из других.
Заметив Скауруса, стоящего рядом с греком и Лаоном Пакимером,
Виридовикс отпустил девушек и неуклюже обнял Марка. Римлянин отвернулся -
от кельта за версту несло винными парами, которые ударили Скаурусу в нос,
несмотря на то что он и сам уже был навеселе. Виридовикс отодвинул трибуна
от себя и некоторое время пристально разглядывал, словно видел впервые.
Затем повернулся к Горгидасу, объявив:
- Вы только поглядите на него! Как тихо он стоит - он, который спас
нас всех. А я? Я - герой, который, сидя на потной лошадиной спине, запугал
этих несчастных олухов до полусмерти. И где же слава? Где восхваления
человеку, который дал мне такую прекрасную возможность поразвлечься,
спрашиваю я вас?
- Ты этого заслужил, - запротестовал Марк. - Что, если бы казды не
ударились в бегство, а атаковали тебя? Один из них так и сделал.
- Ах, этот бедный дурак? - Виридовикс презрительно фыркнул. - Ему
потребовалась неделя, прежде чем он повернулся в мою сторону. Он,
вероятно, обмочился от страха, и это привело его в чувство. Ну кто бы мог
подумать, что я сяду на лошадь? Что я стану всадником?
- Погонщиком коров - это будет точнее, - сказал Лаон Пакимер с
усмешкой.
- Хм-м-м... Не слишком хорошее прозвище для настоящего мужчины. - В
глазах кельта запрыгали веселые огоньки. - Лучше бы ты назвал меня быком.
Это гораздо ближе к истине. Не так ли, мои красавицы? - Он подтолкнул
своих подружек к палатке, где они жили все вместе. В ответ на эту
похвальбу девушки прильнули к нему в полном согласии.
Пакимер посмотрел на Виридовикса с откровенной завистью и громко
вопросил:
- Что он делает там со всеми тремя сразу?
- А ты спроси его, - предложил Горгидас. - Он тебе расскажет. Кем бы
ни был наш кельтский друг, застенчивостью он никогда не отличался.
Пакимер увидел, как три силуэта исчезли в палатке и вздохнул:
- Да, я не думаю, что он застенчив.

На следующее утро Марку показалось, что капли дождя, стучавшие по
палатке, ударяют прямо по барабанным перепонкам. Боль тупо отдавалась в
голове, во рту был противный кислый привкус. Трибун сел, и тошнота
подкатила к горлу.
Хелвис, услышав, что он проснулся, зевнула, улыбнулась и потянулась к
мужу.
- Доброе утро, милый, - сказала она и дотронулась до его руки. - Как
ты себя чувствуешь?
- Ужасно, - скрипнул трибун, чувствуя, что даже голос изменил ему, и
обхватил голову руками. - Как ты думаешь, Нейпос умеет лечить похмелье?
Он рыгнул и в смущении прикрыл рот ладонью.
- Если бы существовало лекарство от тошноты, то клянусь тебе,
беременные женщины уже знали бы его. Но мы можем страдать вместе, -
сказала она. Однако, увидев, что Марк по-настоящему несчастен, добавила: -
Я постараюсь, чтобы Мальрик не очень шумел.
Мальчик уже проснулся и тянул руки к матери.
- Спасибо, - искренне ответил трибун. Шумный трехлетний мальчишка мог
в эту минуту довести его до могилы.
Из-за сильного дождя костры развести не удалось, и римляне
позавтракали холодной кашей, мясом и хлебом. Трибун не обращал внимания на
ворчание солдат. Мысль о еде, о любой еде, не слишком привлекала его. Он
слышал, как Гай Филипп переходил от одной группы солдат к другой, выдавая
указания:
- Не забывайте смазывать жиром ваши доспехи. Кожу и металл в разной
степени. Это сделать гораздо легче, чем потом счищать ржавчину только
потому, что однажды вы поленились сделать то, что полагается. Не забывайте
также об оружии, хотя пусть боги помогут вам в вашем слабоумии, если мне
необходимо напоминать и об этом.
Поскольку Лексос Блемидес удрал, проводника у них больше не было и
никто не мог показать римлянам дорогу к Амориону. Кроме них, в долине
больше никого не было. Разгневанные пастухи, чьи стада они вчера угнали,
скрылись в холмах, не желая помогать людям, которые, назвавшись друзьями,
предали их.
Гораздо позднее, чем это удовлетворило бы старшего центуриона, отряд
начал продвигаться на юго-восток. Небо по-прежнему было серым и облачным,
час за часом лил не переставая дождь. В такую погоду трудно идти ровной
колонной. Вымокшие и несчастные, легионеры и их товарищи пробирались через
бесчисленные каньоны, более запутанные, чем лабиринт царя Миноса.
Молчаливые и мрачные, они могли только надеяться, что удача не оставит их.
Под вечер дождь кончился, сквозь разорванные клочья облаков ласково
взглянуло на мир солнце. Но когда это случилось, солдаты недовольно
заворчали, потому что оно светило им прямо в глаза.
Квинт Глабрио неприязненно покачал головой.
- Удивительно устроены люди. Весь день они молили богов о появлении
солнца, а теперь его же готовы проклинать.
- Ты, черт подери, слишком много времени провел с Горгидасом, -
сказал Гай Филипп. - И рассуждаешь, совсем как он.
У Скауруса тоже складывалось такое впечатление, хотя он не слишком
часто заставал младшего центуриона и врача за беседой.
- Бывает и хуже, - хмыкнул Глабрио, передразнивая Гая Филиппа.
Старший центурион промолчал. Далеко не все нравилось ему в Глабрио,
но достоинств, на его взгляд, у младшего офицера было больше, чем
недостатков. Марк был рад, что перепалка не зашла далеко. Похмелье наконец
перестало терзать трибуна, но он не ел целый день, и от голода голова
начала кружиться. Улаживать в таком состоянии ссору между подчиненными
было бы выше его сил.

Рассвет выдался ясным, по небу плыли лишь обрывки серых облаков.
Красно-коричневая грязь липла к сапогам при каждом шаге. Она напоминает
кровавый цвет флагов Казда, нервно подумал Марк. Ему было приятно увидеть
маленькие зеленые ростки, похожие на те, что появляются весной, но Гай
Филипп хрипло рассмеялся, когда трибун сказал об этом вслух.
- Скоро они узнают, как горько ошиблись. - Центурион втянул ноздрями
холодный северный ветер и добавил: - Снег уже не за горами.
Совершенно случайно (так как проводника у них не было) они наткнулись
на город через несколько часов перехода. Он назывался Аптос, и жило там не
более пяти тысяч душ. Мирный, не защищенный стенами город, никогда не
слыхавший о каздах, почти растрогал трибуна. Для него города, подобные
этому, были наивысшим достижением Видессоса. Что могло быть чудеснее таких
вот мест, где поколение за поколением жили в мире, не опасаясь появления
захватчиков, которые за несколько часов уничтожают плоды многолетнего
труда? Такие тихие, не тронутые войной уголки становились редкостью на
западных равнинах, и скоро их не останется вовсе.
Монахи, возившиеся на пропитанном дождем поле, где они выращивали
овощи, с удивлением проводили глазами усталых солдат. В полном
соответствии со своими обычаями они поспешили в монастырские кладовые и
вскоре возвратились с буханками свежего хлеба и кувшинами вина, предлагая
их любому, кто захотел бы на минуту остановиться.
Скаурус испытывал к жрецам Видессоса смешанные чувства. Иногда среди
них встречались чудесные люди - такие, как Нейпос и патриарх Бальзамон. Но
фанатизм делал многих из них страшными в нетерпимости ко всему чужому -
трибун не мог забыть вспышек мятежа против намдалени в Видессосе, попыток
жреца Земаркоса устроить в Аморионе погром. Губы Марка плотно сжались при
воспоминании об этом - Земаркос все еще находился в Аморионе.
Позолоченные шары, венчающие храмовый купол монастыря, исчезли за
спинами римлян. Когда они проходили через город, шумная ватага мальчишек
окружила их, приплясывая от возбуждения и засыпая вопросами, как стрелами
из лука. Правда ли, что казды ростом в три метра? Правда ли, что в
Видессосе улицы вымощены жемчугом? Правда ли, что жизнь солдата - самая
лучшая, потому что она полна славы?
Чудесному мальчишке, задавшему последний вопрос, было лет двенадцать.
Пунцовый от воинственных мыслей, размечтавшийся о битвах и славе, он готов
был немедленно присоединиться к легиону.
- Не верь всему, что слышишь, сынок, - сказал Гай Филипп с
горячностью, какой Марк еще никогда не слышал в его голосе. - Солдатская
жизнь работа, не лучше всякой другой, возможно, более грязная. Если ты
пойдешь в солдаты ради славы, то, черт возьми, умрешь слишком молодым.
Мальчик недоверчиво уставился на него. Так он посмотрел бы на монаха,
разразившегося проклятиями в адрес Фоса. Лицо его дрогнуло. В двенадцать
лет слезы приходят не часто, но жалят больно.
- Зачем ты это сделал? - спросил Виридовикс. - Что плохого, если
парнишка помечтает о славе, о битвах...
- Помечтает? - Голос центуриона скрипнул. - Мой младший брат тоже
мечтал. Уже тридцать лет прошло, как он лежит в земле.
Гай Филипп посмотрел на кельта с каменным лицом, как бы вызывая его
на спор. Виридовикс покраснел и ничего не ответил.
Скаурус выяснил, что, несмотря на предательство проводника, они уже
недалеки от цели и Аморион находится всего в четырех днях пути. Жители
Аптоса указали им дорогу на юго-восток, хотя никто из них не захотел пойти
вместе с отрядом. Утешением римлянам могли служить бодрые уверения
горожан, что "Аморион невозможно не найти".
- Очень хочу на это надеяться, - недоверчиво пробормотал себе под нос
Гай Филипп. Марк был полностью согласен с центурионом. Для местных жителей
ориентирами могли служить деревья и дома, но чужой в этих краях человек,
руководствуясь такими приметами, рисковал не единожды сбиться с пути. Хуже
всего было то, что на следующий день снова полил дождь, видимость стала
хуже, а дороги, узкие от жидкой грязи, совсем раскисли и сделались
непроходимыми.
Телеги тонули в грязи по оси. Две лошади сломали себе ноги, и их
пришлось прикончить. Солдаты помогали лошадям как могли, но толку от этого
было мало. "Четырехдневная прогулка" к Амориону, которую обещали им в
Аптосе, превратилась в сплошную пытку.
- Я чувствую себя мокрой кошкой, - пожаловался Горгидас. Врач
выглядел совсем несчастным. Его вьющиеся волосы, вымокшие под дождем,
прилипли ко лбу и падали на глаза; плащ облепил тело и стал больше
напоминать хитиновый покров насекомого, чем человеческую одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57