Кадеты, если вам посчастливится стать воинами, помните мои слова. Вечно помните их.
Всю эту речь Джоанна произнесла своим обычным лающим голосом, столь знакомым кадетам. Тем более странно прозвучала ее следующая фраза, сказанная тихо и весомо.
– А теперь настала пора испытать вас мечом. Кадеты тревожно переглянулись. Никто не знал, что это такое.
Джоанна хлопнула в ладоши, и по этому знаку появились четверо подручных, которые принесли четыре меча, завернутых в темно-синюю ткань. Мечи были положены у ее ног. Джоанна снова хлопнула в ладоши, и из-за костра выступили один за другим четверо других Сокольничих. Их лица были мрачны и торжественны. Взяв себе по мечу, они выстроились вокруг кадетов. Эйден обратил внимание, что Сокольничие стояли, будто изготовившись к схватке, расставив ноги. Мечи они держали лезвиями вперед.
– Доверие в бою – это самое важное. Если мы, воины Клана, не доверяем своим командирам или своим подчиненным, мы обречены на поражение, – раздался голос Джоанны. Затем она скомандовала: – Кадеты, повернитесь каждый лицом к одному из меченосцев.
Все еще не понимая, что от них требуется, кадеты встали лицом к Сокольничим с мечами. Джоанна прошла и встала за спинами Сокольничих. Подняв руку, она вновь обратилась к кадетам:
– Каждый воин Клана обязан доверять своим товарищам. Воин, который не умеет доверять, – слабое звено в цепи. Вы, дражайшие мои кадеты, должны довериться людям, в чьих руках мечи. По моему сигналу вы со всех ног броситесь им навстречу и с разбега, слышите, с разбега кинетесь на лезвия. Вас не убьют. Вы должны верить. Это старинный ритуал, многие поколения воинов Клана прошли через него. Когда я опущу руку – кидайтесь. Быстро, как только можете. Учтите, уловки не пройдут. Не пытайтесь отвернуть. Имейте в виду, каждого из вас я знаю так же хорошо, как и любого воина, с которым мне когда-либо доводилось служить, как и любого сиба из моей собственной группы. Помните, все ваши мыслишки я читаю на ваших физиономиях. И не забудьте, до тех пор пока вы еще не стали воинами, я для вас – царь и Бог.
Джоанна замолчала и смотрела на кадетов, как показалось Эйдену, целую вечность. Не отрывая глаз от ее поднятой руки, Эйден приготовился к старту.
«Интересно, что будет, если отказаться участвовать в ритуале? Просто повернуться и уйти. Что они сделают?» – пронеслось в его голове. Эйден взглянул на воина с мечом, что стоял перед ним. Это была женщина с суровым лицом и непреклонным взглядом. Почему-то тот факт, что перед ним оказалась женщина, вселил в Эйдена уверенность. Он не боялся ни этой женщины, ни ее меча.
Рука Джоанны начала медленно опускаться. Когда рука опустилась до конца, Эйден и остальные сорвались с мест. Эйден мчался навстречу мечу. Все его внимание было сосредоточено на кончике лезвия, которое оставалось неподвижным. А вдруг этот ритуал не что иное, как подстроенное самоубийство? Может, Тер Рошах и Джоанна не желают допустить ни одного из кадетов в воинскую касту?.. Нет, Джоанна сказала, что они должны верить... Он, Эйден, должен довериться женщине, которую ни разу прежде не видел. И только потому, что она воин Клана Кречета...
...Остался один шаг. А меч по-прежнему уставлен ему прямо в грудь...
Эйден усилием воли бросил свое тело вперед, на меч...
...И упал ничком, у ног женщины-воина. Значит, в самый последний момент Сокольничие отвели-таки мечи. Это и правда был всего лишь ритуал.
Пока Эйден поднимался с земли, Джоанна обошла Сокольничих и приблизилась к бывшим кадетам.
– Итак, – сказала она, – вы убедились: для того чтобы броситься на меч, нужна вера. Отныне вы узнали, что можете доверять своим товарищам, – таков путь Клана. Необходимо было подвергнуть вас этому испытанию, чтобы вы смогли ПОНЯТЬ. Если вы сомневаетесь в нас, мы сомневаемся в вас.
Говоря это, Джоанна ходила между кадетами. Эйден и Брет отряхивали грязь с мундиров. Марта не испачкалась. Похоже было, что Марта до последнего момента просто бежала навстречу устремленному на нее острию меча и потому не упала.
Джоанна остановилась возле Рены, точно превратившейся в статую. Сокольничий, стоявший напротив Рены, вдруг без предупреждения полоснул ее концом меча по щеке. Девушка непроизвольно сделала два шага назад и замерла по стойке смирно. Кровь потекла по ее лицу несколькими тоненькими ручейками, капая на землю. Эйдену показалось, что кровь темная, почти черная. Впрочем, это могло быть из-за освещения. Костер уже догорал, и его красноватые отблески плясали на лицах людей.
Джоанна подошла вплотную к Рене и, приблизив к ней свое лицо, долго, неотрывно, не мигая, смотрела девушке в глаза.
– Ты проявила нерешительность. Ты колебалась, – прошипела она. – Это было за полсекунды до соприкосновения с мечом, и я отлично видела, что произошло. Ты собралась отвернуть в сторону и слегка притормозила. Я это видела. На мгновение твоя вера дрогнула. Может, ты не готова стать воином, вонег?
– Нег, – торопливо сказала Рена.– Я готова. Но вы правы. Сокольничий Джоанна. Я... я не знаю, как это описать... Я не колебалась. Я не успела... я хотела было заколебаться... Мне казалось, что меч не будет отведен. Я заслужила наказание.
– Разумеется, ты его заслужила. Ты не должна была допускать ни тени сомнения. Эта тень сомнения, мелькнувшая в твоем сознании, равносильна тому, что ты просто свернула в сторону. Но вместе с тем я ценю твой честный ответ. Ты хотела бы продолжить занятия и стать воином?
– Да!
Джоанна кивнула.
– Хорошо. А теперь, кадеты, встаньте в круг и возьмитесь за руки.
Офицер, чьего меча убоялась Рена, протянул ей медпакет, чтобы остановить кровь. Когда Рена отняла от щеки тампон, рана уже не кровоточила. Остался лишь багровый порез с разошедшимися краями. Смотреть на него было страшновато.
В круге Эйден держал за руку Марту и кого-то из персонала. В центре круга был костер, снова ярко запылавший после того, как в него подбросили дров. Возле костра стояла Джоанна, держа меч. Джоанна выкрикивала фразы, подчеркивая слова взмахами меча.
– Славься, Кречет, падающий на жертву с небес!
– Сайла! – хором отозвался круг.
Как кадеты в свое время на занятиях у Дерворта, воины Клана хором отзывались на слова Джоанны. Разница было только в том, что там учили, а здесь совершали ритуал. В основном говорилось о величии Клана Кречета. Также упоминались имена воинов, чьи подвиги вошли в Предание и чей вклад в дело Клана считался особо значительным. Много было сказано и об обоих Керенских, и об их гениальности. Церемония длилась по меньшей мере час, и к концу ее Джоанна заметно охрипла. Закончила она пронзительным воплем:
– Таков путь Клана!
Меч в ее руках со свистом рассек пламя костра.
– Сайла! – выдохнули стоящие в круге, все как один.
Джоанна снова повторила:
– Таков путь Клана!
И снова меч описал полукруг в пламени.
И снова хор голосов:
– Сайла!
Так продолжалось несколько раз. Затем Джоанна подняла меч вертикально высоко над головой.
– КЛАН ПОБЕДИТ! – проорала она.
– Сайла! – исступленно откликнулся хор.
Эйден чувствовал, как его охватывает все большее возбуждение. Он всегда хотел быть воином; правда, порой его и посещали черные мысли. Но эта ночь разрешила все сомнения. Он хочет быть воином. Он будет воином. Воином, и никем иным.

XV

"Хорошо помню, как я впервые сел в водительское кресло тяжелого боевого робота,– писал Тер Рошах.– Это было не сравнимое ни с чем ощущение. Сколько лет прошло, а память об этом не тускнеет. И каждый раз, когда молодые кадеты впервые поднимаются на мостик тяжелого боевого робота, я от души завидую им. То, что ты чувствуешь, ведя, к примеру, «Разрушитель» или «Громовержец», совершенно не похоже на то, что ты ощущаешь, управляя каким-нибудь легким роботом. Поначалу, после тренировочного вождения легких машин, тяжелый робот кажется тебе неуклюжим и не маневренным. Ты постоянно ощущаешь все эти десятки тонн массы. Новичков это смущает. У них не укладывается в голове, каким образом такая хрупкая штука, как корректор биотоков, может держать в равновесии тонны железа и стали, как можно одним усилием мысли удержать эту махину от падения. Да что равновесие! Как можно довериться нейрошлему? Неужели достаточно лишь подумать о ходьбе, чтобы боевой робот тронулся вперед, размеренно и грозно?
Не будь мы из Клана, трудно бы нам пришлось на первых порах вождения тяжелых боевых роботов. Но в нас течет кровь воинов, нам легче, чем кому бы то ни было, поверить, что мысль может оживлять металл. Человек Клана лишен ненужного индивидуализма. Все предыдущее воспитание подготавливает воина к тому, чтобы в один прекрасный день он слился со своей машиной, стал одной из ее частей, равной прочим агрегатам, – думающей частью.
А на уровне ощущений разница между вождением легкого боевого робота и тяжелого – лишь во временной задержке. Тяжелый робот реагирует быстрее.
Что до страха, охватывающего новичка, в первый раз оказавшегося на мостике тяжелого боевого робота, – страх приходит лишь однажды, с тем чтобы исчезнуть бесследно.
Мы обретаем контроль над машиной и над собой. И после этого участвуем в Аттестации, и либо становимся воинами, либо проигрываем. Третьего не дано. Таков закон Аттестации. Проигравший либо погибает, либо остается в живых и уходит в другую касту. Чаще проигравший погибает. Сколько их полегло на поле боя только здесь, в Мухобойке...
Мне приходилось встречать людей не нашего Клана. Чаще всего с Периферии. Им непонятно, почему столь сурова наша Аттестация. Впрочем, они не понимают и обычаев нашего Клана, считая их бесчеловечными и неоправданно жестокими. И чаще всего объектом критики чужаков становится процедура Аттестации. Почему наша Аттестация столь бесчеловечна? Чужакам не понять, что на Аттестации планка ДОЛЖНА быть поднята предельно высоко, что испытания ДОЛЖНЫ быть ПОЧТИ непреодолимыми. Это единственный способ сделать из кадетов отборных воинов. Мы их так и воспитываем, но всегда остается возможность проглядеть в будущем воине скрытого неудачника. Для этого и нужна Аттестация. И не будь она столь жесткой, в воинскую среду проникали бы неудачники. А это свело бы на нет все наши усилия, затраченные на выявление и воспитание отборных воинов.
В конце концов, у нас тут не фабрика по производству пушечного мяса: чем больше, тем лучше. Это в древности, на Терре было так. Тогда массы людей гибли, служа неутоленным амбициям жадных до власти политиканов или тем, кто завидовал власть имущим и сам стремился к господству. Тогда считалось особым геройством усеять поля сражений горами трупов только ради того, чтобы отвоевать у противника пядь земли. В те времена побеждали числом, а не умением: сражение выигрывал тот, под чьим началом было больше солдат. Стратегия, тактика – это было не столь важно. По большому счету все тогдашние войны были просто организованными бойнями. Личное самопожертвование красиво лишь на словах. Пользы оно не приносит. И никогда не приносило.
Я не против героизма вообще. Героизм достоин восхищения и подражания. Любая война дает нам примеры истинного героизма. Герой, спасающий жизни другим, воин, наносящий противнику урон и тем самым выигрывающий бой, – вот настоящий герой. И такой героизм я приветствую. Но не надо связывать с героизмом такие понятия, как победа или поражение, правота или неправота, логика или абсурд. Все эти понятия неотделимы от господствующих доктрин. Акт героизма же – вне этого, героизм – сам по себе.
Мне омерзительна война, во время которой впустую гибнут люди. Ненужное самопожертвование – это расточительность. И прав, тысячу раз прав был генерал Керенский, заявивший, что и война и подготовка к войне должны строиться исходя в первую очередь из принципа экономии. Если для победы в том или ином сражении требуется столько-то воинов, то ровно столько их и должно отправиться в бой. Ни одним человеком больше. В противном случае это будет расточительностью.
Величайшим вкладом нашего Клана в развитие искусства ведения войны стала организованная система ставок и заявок, а также Спор Благородных. Мы заявляем противнику, что хотели бы получить в случае победы – завод, генетический материал, – короче, все, что в данный момент необходимо Клану. В ответ противник указывает силы, которые он бросит на защиту. После этого мы проводим среди своих Спор Благородных, который призван решить, кто из нас отправится в бой. В сражении победитель будет располагать лишь теми силами и техникой, которые указаны в его заявке. Он вправе затребовать в бою подкрепление, не превышающее разницы в силах между победившей, самой экономной заявкой и заявкой, оказавшейся на втором месте.
Результат – наш стиль ведения войны сохраняет жизни и материальные ресурсы. Воюет лишь тот, кто воюет. Раньше основные людские потери были за счет гражданского населения, а также лиц, случайно оказавшихся вовлеченными в боевые действия. Сейчас этому положен конец. Мы не совершаем варварских налетов, не разрушаем, как дикари, промышленных объектов противника и не убиваем людей низших каст. Мы отлично понимаем, что такое война, и делаем лишь то, что необходимо. Мы смолоду приучены взвешивать все «за» и «против», прежде чем рискнуть даже малым. Принцип экономии вошел в нашу плоть и кровь.
Кстати о других кастах. Принцип экономии соблюдается и там. Крайне мало людей, жизнь которых можно назвать роскошной, – и это люди, чьи заслуги перед Кланом велики и общеизвестны. Даже представители торговой касты, уж на что они изворотливы и никогда не упускают собственной выгоды, – и они не помышляют о том, чтобы получить больше, нежели заслужили. Нас часто пытаются унизить, напоминая о существовании бандитов, – они не признают вашей системы, а вы ничего с этим не можете поделать. Да, я согласен, это – наш позор, и нам временно приходится мириться с этим негативным явлением. Но наше отношение к ним от этого не меняется.
Я горжусь тем, что за всю свою жизнь я ни разу не изменил принципам экономии, основополагающим для процветания нашего Клана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37