И при этом не обращают на нас никакого
внимания, когда мы пытаемся заговорить с ними, когда пытаемся выяснить,
что им надобно, откуда они сюда явились, что из себя представляют. Э, нет!
Они слишком горды, чтобы снизойти к общению с такими, как мы! Но зато
наблюдают за нами денно и нощно, зимою и летом, час за часом, минута за
минутой. Они могут без устали наблюдать за всем, чем только мы ни
занимаемся. И всякий раз, когда мы, тупые двуногие животные, пытаемся
сделать что-то стоящее и сталкиваемся при этом с какими-нибудь вполне
естественными трудностями - они уже тут как тут. Появляются эти "точки в
бутылке", чтобы подглядывать - что это там у этих безмозглых червяков не
получается - и посмеиваться над нами. А бывает и так, что и...
- Эй, приятель! - Фунатти наклонился вперед и потянул коллегу за полу
фирменного френча. - Полегче! Мы из ОСК, при исполнении служебных
обязанностей.
- Не все ли равно! - тоскливо огрызнулся Йост, плюхаясь на сиденье и
нажимая на кнопку включения привода. - Жаль, что нет при мне старого
отцовского "Гранда М-1" [самозарядная винтовка], - при этих словах машина
наконец тронулась с места и с грехом пополам свернула со сверхмагистрали.
- Так бы и пальнул, несмотря на риск схлопотать "дзыньку".
"И это сотрудник ОЧ! - подумал Хебстер, чувствуя себя крайне неуютно.
- И не просто сотрудник, а особый агент, прошедший тщательный отбор -
главным критерием при этом считалось отсутствие каких-либо
антиперваковских предубеждений, - присягнувший поддерживать правопорядок
без малейшей дискриминации по отношению к кому бы то ни было и посвятивший
себя достижению поистине святой цели - помочь человеку стать вровень с
пришельцами".
Впрочем, чего же еще можно ожидать от погрязшего в предрассудках
простонародья? То есть, от людей без деловой жилки. Его отцу, к счастью,
удалось выбраться из рабочей бригады путейцев-ремонтников, способных
орудовать только лопатой да кувалдой, и привить единственному сыну
неуемное стремление к достижению все более высокого положения,
позволяющего изыскивать новые возможности получения максимальной прибыли.
А вот у большинства людей, похоже, не было такой всепоглощающей
страсти, - это Элджернон Хебстер давно уже понял.
Такие люди обнаруживали неспособность сжиться с теми нововведениями,
которые возникли после появления на Земле пришельцев. Совершенно
невозможно было свыкнуться с мыслью о том, что самые выдающиеся научные и
технические свершения человечества, для достижения которых требовались
напряженная работа мысли, высочайший профессионализм и недюжинное
мастерство, могли быть мгновенно, как по мановению волшебной палочки,
продублированы - и даже превзойдены! - пришельцами, представляя для них
интерес скорее всего в качестве объектов коллекционирования. Ощущение
собственной неполноценности достаточно ужасно даже тогда, когда оно всего
лишь плод больного воображения. Но когда это уже не ощущение, а ясное
понимание, когда оно очевидно настолько, что не вызывает ни малейших
сомнений и касается любого аспекта творческой деятельности, то жизнь
становится невыносимой и нередко приводит людей в состояние
умоисступления, которое заканчивается полнейшим ступором.
Ничего удивительного не было и в том, что людей бесило непрестанное
бдение пришельцев, внимательнейше присматривавшихся ко всему, что бы ни
делали люди - будь то красочно оформленные карнавальные шествия или
подледный лов рыбы, мучительные поиски решения проблемы бесшумной посадки
гигантских трансконтинентальных воздушных лайнеров или ритмичное отбивание
поклонов в полутемных культовых зданиях под монотонные песнопения
современных шаманов. И уже воспринимались как обыденность те случаи, когда
люди хватали заржавевшие обрезы или сверкающие вороненой сталью охотничьи
двустволки и выпускали одну карающую пулю за другой в небо, оскверненное
наглым и высокомерным любопытством со стороны коричневых, желтых или
ярко-пунцовых "бутылок".

Положения дел это все по сути не меняло. Однако приносило
определенное облегчение натянутым, как струны, нервам. Но пришельцы не
замечали людского гнева, и вот это-то и было самым существенным. Они как
ни в чем ни бывало продолжали свое наблюдение, как будто вся эта пальба и
переполох, все эти проклятья и бряцанье оружием были всего лишь частью все
того же захватывающего представления, просмотр которого был заранее
оплачен, и непоколебима была их решимость досмотреть спектакль до конца,
прекрасно при этом понимая, что ничего интересного больше уже не
предвидится, разве что вдруг невзначай совершит какую-нибудь забавную
оплошность один из участников неопытной труппы исполнителей.
Пришельцам обстрелы никакого вреда не приносили, они, возможно, даже
и не подозревали о том, что подвергаются нападениям. Пули, снаряды,
картечь, стрелы, камни из рогаток - все эти проявления человеческого
гнева, похоже, совершенно их не задевали.
Тем не менее, их недоступным человеческому пониманию телам была
свойственна некая материальная основа. Об этом можно было судить по тому,
что они не пропускали свет и тепловое излучение. А также...
А также по случавшемуся время от времени "дзыньканью".
В кои-то веки кому-либо все-таки удавалось слегка задеть одного из
пришельцев. Или, что более вероятно, досадить каким-то неизвестным
фактором, сопутствовавшим ружейной пальбе или метанию копья.
И тогда слышался всего лишь какой-то намек на звук - как будто некий
гитарист уже прикоснулся самыми кончиками пальцев к струне, но в последний
момент передумал извлекать из нее звук, а пальцы отреагировали на это
решение с некоторым запозданием. И после того, как раздавалось нежное и
едва уловимое "дзынь", совершенно не производящее какого-либо особого
впечатления, стрелок оказывался обезоруженным. Он так и оставался стоять в
полнейшем недоумении, тупо проводя взглядом по ничего не держащим, но еще
согнутым пальцам, по устремленному вверх локтевому сгибу руки, по
напрягшемуся в ожидании отдачи плечу, напоминая не очень-то
сообразительного ребенка, который забыл, когда нужно кончать игру. Ни
самого ружья, ни даже каких-либо отдельных его деталей после этого уже
никогда не находили. А пришелец продолжал вести наблюдение - все так же
сосредоточенно и беззастенчиво нагло.
Такое "дзынькание" направлено было, главным образом, против различных
видов оружия. Однажды, например, "дзынькнулась" стопятидесятимиллиметровая
гаубица, в другой раз такая же участь постигла мускулистую руку,
занесенную с целью швырнуть еще один камень - она просто исчезла под
аккомпанемент едва слышного волшебного звука. Но иногда случалось и так -
может быть, пришелец просто оказывался несколько небрежным? - что живой
человек, еще мгновенье назад такой разъяренный и настроенный самым
решительным образом, вдруг весь целиком "дзынькался" - и только его и
видели!
При этом, очевидно, не применялось какое-либо оружие, а следовала
реакция вроде шлепка в ответ на укус комара. Хебстер, вздрогнув, припомнил
случай, когда вытянутая черная "бутылка" пришельцев, заполненная
непрерывно перемещавшимися янтарными точками, зависла над только что
произведенным уличным раскопом, привлеченная зрелищем множества людей,
копошащихся в земле прямо под нею.
Один рыжебородый гигант-ирландец, огромный, как секвойя, долбил
неподатливый манхэттенский гранит и так заработался, что пот уже совсем
залил ему глаза. Когда он чуть разогнулся, чтобы смахнуть пот, краем глаза
увидел над собой мерцавшие точки.
Прорычав нечто нечленораздельное, он высоко поднял пневматический
молоток, продолжавший громко стучать, как бы бросая шумный и дерзкий, но в
общем-то, совершенно безобидный вызов небу, терпящему присутствие столь
наглых соглядатаев. Товарищи по бригаде почти не обратили внимания на эту
выходку, а вот вытянутый, весь в крапинку представитель явившейся со звезд
расы перекувыркнулся в небе с одного конца на другой и - "дзынькнул".
Тяжелый отбойный молоток на какое-то мгновенье как бы сам собой завис
в воздухе, затем рухнул вниз, словно догадавшись о том, что исчез его
повелитель. Исчез? Впечатление было такое, что его вообще никогда не
существовало. Настолько полным было это исчезновение, настолько
мгновенным, что никто не успел даже глазом моргнуть и не ощутил
какого-либо дуновения воздуха. Никто из окружавших ирландца рабочих при
этом ничуть не пострадал. "Дзынькание" производило впечатление некоего
действа поистине космического штаба, противоположного акту творения.
"М-да, - отметил про себя Хебстер, - делать какие-либо угрожающие
пришельцам жесты - чистое самоубийство. И притом, как это было доказано
бессчетное число раз, совершенно бессмысленное". А с другой стороны,
агрессивность, характерная для сторонников движения "Человечество превыше
всего!" была вполне объяснима. Какой же подход к этой болезненной проблеме
был ближе всего ему самому?
Покопавшись у себя в душе в поисках чего-либо такого, что могло быть
предметом абсолютной, совершенно непогрешимой веры, Хебстер довольно
быстро нашел то, что искал.
"Я умею делать деньги, - напомнил он самому себе. - Вот каково мое
призвание и моя обязанность. Это то, чем я при любых обстоятельствах смогу
заниматься".

Но настоящее потрясение испытал Хебстер, когда принадлежащая фараонам
машина в конце концов дотащилась до унылого приземистого здания из
красного кирпича, занимаемого когда-то складом боеприпасов, а теперь
приспособленного для нужд ОСК. На противоположной стороне улицы была
расположена табачная лавчонка, единственная на весь квартал. Фирменные
названия различных сортов сигарет, еще недавно украшавшие фасадную витрину
лавки, были закрыты огромными лозунгами, тщательно выписанными
позолоченными буквами. Подобные транспаранты в последнее время стали
довольно привычными - но в непосредственной близости к одному из
учреждений ОЧ, всемирно знаменитой Особой Следственной Комиссии?
Верхняя часть витрины демонстрировала партийно-политическую
принадлежность владельца лавки тремя огромными словами, кричавшими на всю
улочку:
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ПРЕВЫШЕ ВСЕГО!
Под этим лозунгом, точно в центре витрины красовалась огромная
эмблема организации. Переплетенные между собой золотые буквы ЧПВ опирались
на символическое изображение огромного лезвия безопасной бритвы.
А еще ниже эта же тема развивалась более пространно, однако все в той
же лозунговой манере - в выполненной от руки корявой надписи:
"Человечество превыше всего, везде и во все времена!"
Но куда более мерзкой была надпись, прикрывавшая верхнюю часть двери:
"Пришельцев - вон! Пусть катятся туда, откуда они заявились!"
И уже в самом низу двери можно было прочесть то, что хоть как-то
указывало на причастность лавчонки к некоему виду бизнеса:
"Покупайте здесь! Покупайте у гуманиста!"
- Ничего себе гуманист! - пробрюзжал сидевший рядом с Хебстером
Фунатти. - Хотелось бы видеть, что осталось бы от первака, если бы его
прихватила шайка вот таких чепэвистов-гуманистов, а поблизости не
оказалось бы кого-нибудь из ОСК! Одно только упоминание на страницах
газет! Не думаю, что вам доставляет удовольствие любоваться подобными
художествами.
Хебстер вымученно улыбнулся, когда они проходили мимо вытянувшихся по
струнке часовых в зеленых мундирах.
- К табаку не так уж много подсказанных перваками штучек имеют
какое-либо отношение, - произнес он. - А если бы таковых было немало, то
все равно бойкот со стороны какой-то убогой лавчонки "гуманиста" не
расстроил бы мой бизнес.
"Тем не менее, еще как расстраивает", - с горечью признался себе в
душе Хебстер. Все еще могло полететь в тартарары - если события станут
развиваться в неблагоприятном для его бизнеса направлении. Планетарный
патриотизм - это одно, а вот бизнес - совсем иное.
Губы Хебстера непроизвольно зашевелились - он как бы силился
вспомнить свод несколько подзабытых заповедей. Одна из них гласила:
независимо от того, каких убеждений придерживается предприниматель, он
должен извлекать определенную прибыль из деятельности своего предприятия,
если не хочет, чтобы в один прекрасный день пришел судебный исполнитель и
опечатал двери его предприятия как обанкротившегося. Но предприниматель не
сможет этого добиться, тут же сообразил Хебстер, если его убеждения
задевают чувства большей части предполагаемой клиентуры.
Следовательно, поскольку владелец этой табачной лавчонки все еще при
деле и, судя по внешним признакам, дела у него идут довольно неплохо, то,
очевидно, он может себе позволить пренебречь спросом на свой товар со
стороны одного из учреждений ОЧ, расположенного на противоположной стороне
улицы. Следовательно, должен существовать весьма значительный спрос со
стороны случайных прохожих, которых не только не смущает чепэвизм хозяина
лавки, но которые согласны добровольно отказаться от многих интересных
новинок, подсказанных перваками, и переплачивать при покупке обычных
потребительских товаров, цена на которые во многих магазинах стала гораздо
ниже благодаря удешевлению их производства с помощью полученных от
перваков технологических усовершенствований.
"Из итого весьма красноречивого факта с очень высокой степенью
вероятности можно сделать вывод о том, - рассудил Хебстер, - что газеты,
которые я читаю, все это время лгут напропалую, а нанятые мною социологи и
экономисты недостаточно компетентны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13