Идите! Я показать вам письмо, писанное Христофор Коломбо! Сам писать! Писать своей рукой! Идите!Он повел нас в ратушу. После долгой внушительной возни с ключами и замками перед нами был развернут старый, пожелтевший от времени документ. Глаза гида засияли. Он плясал вокруг нас и стучал по пергаменту пальцем:— Что я вам говорить, господа? Не так ли это? Глядите! Почерк Христофор Коломбо! Сам писать!Мы симулировали равнодушие. В течение долгой мучительной паузы доктор внимательно рассматривал документ. Затем он сказал, не проявляя ни малейшего интереса:— А… как… как вы назвали субъекта, который написал это?— Христофор Коломбо! Великий Христофор Коломбо!Доктор снова внимательно исследует письмо.— А… он его сам написал? Или… или… как?— Он писать сам! Христофор Коломбо! Его собственный почерк, написан им самим!Затем доктор положил письмо и сказал:— В Америке я видывал четырнадцатилетних мальчишек, которые пишут лучше.— Но это же великий Христо…— Меня не интересует, кто это писал. Худшего почерка мне не приходилось видеть. Не думайте, пожалуйста, что вы можете нас дурачить, раз мы иностранцы. Мы не потерпим подобного обращения. Если у вас есть образчики настоящей каллиграфии, мы будем рады с ними ознакомиться, а если нет, то незачем здесь задерживаться.Мы отправились дальше. Гид был сильно обескуражен, но сделал еще одну попытку. У него было в запасе нечто, чем он собирался нас поразить. Он сказал:— Ах, господа, вы идти со мной. Я показывать вам прекрасный… о, великолепный бюст Христофор Коломбо! Чудесный, замечательный, великолепный!Он подвел нас к прекрасному — действительно прекрасному! — бюсту и, отступив, встал в позу:— Ах, взгляните, господа! Прекрасный, чудесный бюст — бюст Христофор Коломбо! Прекрасный бюст, прекрасный постамент!Доктор приставил к глазам лорнет, купленный специально для таких оказий.— А… как вы назвали этого джентльмена?— Христофор Коломбо! Великий Христофор Коломбо!— Христофор Коломбо… великий Христофор Коломбо. Ну, а чем же он знаменит?— Открыл Америку! Открыл Америку! Черт побери!— Открыл Америку? Тут какое-то недоразумение. Мы только что из Америки и ничего об этом не слышали. Христофор Коломбо… красивое имя… А… а он умер?— О, corpo di Bacco! Черт побери! (итал.)

Триста лет назад!— А отчего он умер?— Не знаю. Не могу сказать.— От оспы, а?— Я не знаю, господа! Я не знаю, отчего он умер.— От кори, должно быть?— Может быть, может быть… Я не знаю… Наверное, он умер от чего-нибудь.— А родители живы?— Невозможно!— А… а что здесь — бюст, а что — постамент?— Санта Мария! Вот это — бюст, а вот это — постамент!— Ага, понимаю, понимаю. Удачное сочетание. Весьма удачное. Но бюст не очень пышный.Иностранец не понял этой шутки: гидам недоступны тонкости нашего американского остроумия.Мы не даем скучать нашему римскому гиду. Вчера мы снова провели около четырех часов в Ватикане, этом удивительном хранилище редкостей. Несколько раз мы чуть было не выказали интереса, даже восхищения — удержаться, казалось, невозможно. Все же нам это удалось. Гид был совсем уничтожен и не знал, что делать. Он сбился с ног, выискивая всякие диковинки, истощил весь запас своей изобретательности, но у него так ничего и не вышло: мы не проявили интереса ни к чему. Под конец он пустил в ход свой главный козырь — царственную египетскую мумию, пожалуй, лучшую из существующих. Он повел нас к ней. На этот раз он был так уверен в успехе, что обрел часть прежнего энтузиазма.— Взгляните, господа! Мумия! Мумия!Лорнет приставляется к глазам с обычной хладнокровной медлительностью.— А… как, вы сказали, зовут этого джентльмена?— Зовут? Его никак не зовут! Мумия! Египетская мумия!— Так, так. Здешний уроженец?— Нет! Египетская мумия!— Ах, вот как. Значит, француз?— Нет же! Не француз, не римлянин! Родился в Египта!— В Египта. В первый раз слышу об этой Египте. Какая-то заграничная местность, по-видимому. Мумия… мумия. Как он хладнокровен, как сдержан. А… он умер?— О, sacre bleu! Черт побери! (франц.)

Три тысячи лет назад!Доктор свирепо обрушился на него:— Эй, бросьте ваши штучки! Считаете нас за простофиль, потому что мы иностранцы и проявляем любознательность! Подсовываете нам каких-то подержанных покойников! Гром и молния! Берегитесь, не то… если у вас есть хороший свежий труп, тащите его сюда! Не то, черт побери, мы разобьем вам башку!Да, мы не даем скучать этому французу. Однако он с нами отчасти сквитался, сам того не подозревая. Сегодня утром он явился в отель узнать, не встали ли мы, и постарался описать нас как можно точнее, чтобы хозяин понял, о ком идет речь. Заканчивая свое описание, он мимоходом заметил, что мы сумасшедшие. Это было сказано так простодушно и искренне, что шутка для гида получилась недурная.Есть один уже упоминавшийся вопрос, который неизменно доводит гидов до белого каления. Мы пускаем его в ход всякий раз, когда не можем придумать ничего другого. После того как они истощат все запасы своего энтузиазма, восхваляя красоты какого-нибудь древнего бронзового истукана или колченогой статуи, мы начинаем молча, с глупым видом рассматривать эту диковинку пять, десять, пятнадцать минут — словом, сколько сумеем выдержать, а потом спрашиваем:— А… а он умер?Это пронимает самого добродушного из них. Они никак этого не ждут — особенно новые, еще не знающие нас. Наш многострадальный римский Фергюсон, — пожалуй, наиболее терпеливый и доверчивый из всех гидов, которые до сих пор нам попадались. Жаль будет расставаться с ним. Нам очень нравится его общество. Мы надеемся, что ему нравится наше, но нас терзают сомнения.

1 2 3