Звезды исчезли, а луна висела в утреннем небе, как вытертая старая монета.«Мерседес» остановился и замолчал. Льюис открыл окно, холодный воздух принес нам рев двигателя джипа откуда-то сверху.«Карту, пожалуйста».Я вручила ее, открыв на нужном месте. Он изучал ее при свете фонарика.«Все как я и помнил. Она не идет до самого верху, здесь отмечены какие-то здания… Не знаю что это, здесь остановка железной дороги, и на оставшуюся треть другого пути нет. Горы здесь крутые, отмечены скалы. Железная дорога идет прямо к ресторану, думаю, часть пути по тоннелям. Спасибо. – Он уронил мне на колени карту и фонарь и снова завел двигатель. – Мы почти на месте. Куда бы он ни ехал, джип он в конце дороги оставит, и это не дальше, чем в трех поворотах. Остановимся, пока нас еще заглушает его мотор. Вот хорошее место».Через секунды Мерседес запрятался в деревья носом на дорогу, а Льюис отдавал нам приказы строгим тихим голосом.«Идите со мной, но, ради бога, тише и не высовывайтесь. Держитесь в двадцати ярдах позади, и не выходите из укрытия, пока не подам Можете понадобиться, хотя бы как посыльные. Вот запасной ключ от машины, оставляю его здесь».У большого дерева из тумана высовывалась семья поганок на длинных ножках в ярко-красных шапках с белыми пятнами – традиционные грибы из волшебной сказки. Рядом лежал маленький плоский камень. Когда Льюис положил под него ключ, мотор джипа замолк.«Пошли», – и мой муж побежал между деревьев к следующему повороту дороги.Мы последовали за ним круто вверх. Достаточно гладкий путь – глина и скалы, усыпанные сосновыми иглами, но здесь и там высовывались камни, кусты, поэтому мы шли осторожно и радовались рассвету. До следующего поворота дороги было около семидесяти футов. Льюис теперь шел медленно, иногда останавливался, даже мы его видели с трудом. Странное было освещение, жемчужно-туманно-серый свет на границе между ночью и днем размывал все очертания, делал все нереальным, как в старом фильме. Было трудно понять, подал ли нам Льюис знак, но неожиданно он исчез. Задыхаясь, я ухватилась за молодое деревце и подтянула себя к краю дороги. Пустота, но слабое движение с другой стороны говорило, что Льюис пошел к следующему витку. И приятно было обнаружить, что шум наших шагов заглушает ручей, который громко падает со скалы и теряется где-то рядом с дорогой.Льюис остановился еще раз, но теперь, подав нам знак, не двинулся с места. Когда мы дошли до его уровня, он опустил руку и помог мне забраться вверх. Я увидела здание. Не дом, а просто прямоугольный блок без трубы и с железной крышей в месте, где дорога раздваивается, поезда могут объехать друг друга, а машинисты – отдохнуть, и, может быть, здесь склад чего-нибудь. Что бы это ни было, дорога закончилась. На расчищенной утоптанной земляной площадке, заполненной туманом и окруженной кустами, под каким-то ползучим растением, свисающим со скалы, кажется, стоял джип. Нигде ни движения, ни света. Льюис сказал мягко:«Вот и джип, а хозяина нет. Я его видел немного выше по горе, он все еще один и явно не представляет, что за ним кто-то следит. Готов заложить последнее пенни, что он идет в ресторан – больше некуда – и идет он по железнодорожным путям. Я иду прямо за ним. Тим, посмотри на этот джип. Как ты думаешь, ты можешь его обездвижить? Умница. Сделай это, быстро осмотри здание, я не думаю, что он там что-нибудь спрятал, у него не было времени, но ты знаешь, что искать. Потом иди за нами. Нельзя потеряться, если не сходить с рельсов. Ванесса, идешь со мной».Мы перебежали открытое пространство и пошли вдоль стены здания. Позади раздавался металлический шум, мальчик развлекался с машиной. Когда мы проходили мимо двери, Льюис дернул за ручку, дверь не поддалась.«Это экономит время. Не то, чтобы я думал, что там что-нибудь есть, но „Ни одного неперевернутого камня“ – лозунг коммивояжеров от химической промышленности».«Хорошенькую ты себе выбрал работу, я имею в виду пейзаж», – сказала я сухо.«Читаешь мысли. Я молюсь всем богам, чтобы он пошел прямо в ресторан и сложил все там… Вот и рельсы, а рядом с ними тропинка. Очень удобно, терпеть не могу ходить по шпалам. Ты сможешь?»Он уже очень бойко двигался. Вопрос, как я понимаю, был одной из тех очаровательных поклонов, которые делают женскую судьбу такой интересной. В действительности он всегда спокойно принимает как должное, что я могу и должна делать именно то, чего он от меня хочет, но иногда приятно вспомнить, что я – редкое, драгоценное и слабое создание и это прекрасно, что я способна существовать в жестоком мужском мире.«Я за тобой пойду куда угодно, о великолепный», – сказала я героически продвигаясь по очень удобной тропинке.Железная дорога продиралась между скалами и деревьями пугающими поворотами иногда так круто в гору, что машина бы так не проехала. Я никогда до этого такой дороги не видела. Между рельсами, которые блестели, как стальные ленты, от ежедневного употребления, была еще одна жуткая рельса с зубьями, она торчала намного выше других. Зубчатое колесо у паровоза, очевидно, хваталось за нее и держало поезд, позволяло ему кататься вверх и вниз по жутким откосам с постоянной скоростью. Деревьев становилось все меньше, а скал все больше. Было почти ничего не видно, туман волновался и хватался за сосны, а однажды мимо пролетела большая черная птица галка и сказала «Чак!»«А где ты его видел?» – спросила я.Он показал наверх и вперед, туда где дорога завивалась вокруг белой скалы.«Он там просто промелькнул, шел с бешеной скоростью».Льюис двигался очень равномерно. Когда мы дошли до того места, я почувствовала себя еще более драгоценной и слабой, но пока он заглядывал за угол, я успела восстановить дыхание. Путь был свободен, он снова позвал меня к себе, и мы потащились дальше. То есть я потащилась, мой муж был свеж, как маргаритка. Честная по отношению к себе, я подумала, что кто бы угодно устал, переживи он то, что я за одну ночь. А Льюис-то всего только проехал две тысячи километров от Вены…Мы перемещались с огромной скоростью и почти не шумели, К счастью, у моих туфель резиновые подметки, а Льюис, хотя и не нарядился, как шпион, двигался так же тихо, как в моей спальне в Оберхаузене. А прятаться было ни к чему, потому что туман все густел. В нормальных обстоятельствах из-за этого, наверное, труднее было бы идти, но он снял с нас самую страшную нашу заботу, чтобы нас не увидела намеченная нами жертва. А потерять дорогу мы не могли, хотя видимость упала до десяти – двадцати пяти ярдов – железная дорога нас вела к туманным вершинам горы уверенно, как колонна огня. Только не так прямо. Мы шли вдоль рельсов, и пришлось ужасно петлять – они все-таки выбирали легкие пути, как дорога, вьющаяся по крутым склонам. Будь видно хоть что-нибудь, можно было бы срезать все извивы, но мы не знали местности, боялись куда-нибудь забрести и деваться было некуда. Одно утешение – если Шандор Балог не знал дорогу как свои пять пальцев, ему приходилось делать то же самое. Почти наверняка мы идем за ним по пятам, а Тимоти сможет пройти точно за нами.Льюис сказал: «Интересно, когда пойдет первый поезд». «Я знаю. Первый – в семь. Нам сказал портье, а в холле отеля висело что-то вроде расписания, и мы на него смотрели – думали, что, если пробудем здесь несколько дней, можно совершить путешествие, – и я добавила угрюмо: – Правда смешно, что кто-то может заявиться сюда ради удовольствия?»Он усмехнулся: «Не знаешь, где найдешь, где потеряешь».Вдруг он быстро схватил меня за руку, и мы замерли. Впереди туман поредел, отлетел куда-то в сторону, и мы увидели длинный открытый путь – бледные скалы, к которым в неожиданных и неправдоподобных местах прижимались убогие карликовые кусты, жесткая густая трава, редкие изломанные деревья. Но я смотрела на Льюиса. Последнюю фразу он сказал вроде шутя, иронично, но ведь это – правда! Эта ночь полна ужаса, облегчения, радости, охотничьего азарта, а еще я спать хочу, и очень здорово и приятно, что Льюис рядом. Я брожу вроде как во сне и больше ничего не боюсь, ничего плохого не случится, когда он со мной. А у него – свое. Дело не в том, что он мужчина и, в отличие от меня, не устал и не боится, и не в том, что он заканчивает рабочее задание. Он явно получает от всего этого удовольствие.«Льюис, – сказала я обвинительно, – по-моему, ты хочешь, чтобы случилось что-нибудь ужасное».«Что ты, конечно, нет, – ответил он легкомысленно и наверняка соврал. – Физиономия болит?»«Лицо? Да, наверное. – Я потрогала щеку и почувствовала, что мой рот плохо шевелится. – Я была очень занята и забыла, но выгляжу, надо полагать, ужасно, да?»«Нет, с этой стороны очень красиво. Туман разошелся очень вовремя. Видишь, впереди тоннель, вон, похож на пещеру и неизвестно, насколько длинный. Бели бы мы видели чуть подальше, можно было бы пройти сверху, как-то не…»В этот момент ветер дунул еще раз, туман взлетел, и мы увидели следующий виток. Очень уж нам везло. За несколько минут мы туда добрались, а вся гора так же была закрыта облаками и ослепляла всех, выше нас. Шандора мы не видели и не слышали, где-то журчали ручьи и иногда звякали овечьи колокольчики. Перед тем, как туман снова поглотил нас, далеко внизу промелькнул Тим. Он помахал и изобразил руками, что не нашел ничего. Льюис махнул ему, чтобы он шел за нами, и далекая фигурка не теряя времени двинулась вверх.«Будем ждать его?»«Не можем, но он не потеряется. Он хороший парень, а его папаша, судя по всему, – дурак. Что он собирается делать?»«Работать в Испанской школе верховой езды. Не знаю, что скажет Кармел, но думаю он уже способен ее победить, а если она еще и выходит замуж, она будет слишком занята, чтобы беспокоиться. Не знаю, какие здесь правила приема на работу. Он думает, что отец поможет».«Я могу помочь. Я знаю массу… Осторожно, этот камень может упасть».«Знаешь, я начинаю думать, что иметь тебя поблизости очень удобно».«Время покажет. Но если бы у меня был такой сын…» «Я согласна с тобой от начала до конца».«В смысле, мы это обдумаем, когда закончим дело?» «А почему нет? Предложение может соответствовать спросу, как говорят коммивояжеры-химики».«Вот что по этому поводу скажет другой мой департамент, понятия не имею. Но слава богу, что это оказалось полицейское дело. И ты, и Тим, и я имеем полное право принимать во всем этом участие как добросовестные граждане, помогающие закону. Я, впрочем, уверен, что здесь что-то относится к разведке, просто потому, что Поль попросил прислать именно меня, но это уже другая история. Когда мы закончим эту, они подберут кого-нибудь другого. Маска Ли Злиота в этой истории с цирком себя явно исчерпала, а я все равно увольняюсь, и они не будут слишком выступать по поводу твоего участия».«Человек в таких обстоятельствах способен на все».«Это ты права. Что я сделаю с Шандором, в книжках обычно не пишут…»«Ты имеешь в виду личные причины?»«Именно. Не возражаешь?» «С нетерпением жду этого момента».«Я всегда говорил, что не такая уж ты и добрая. Этот чертов туман – благословение божье. Насколько я помню, эта гора так расположена, что со смотровой площадки около гостиницы можно подавать сигналы сразу через две границы».«Что ты собираешься делать?»«Войти и взять Балога, его контакт и наркотики, если смогу. Полиция могла бы получить больше информации, просто следя за гостиницей, но Балог знает, что раскрыт, поэтому лучше вломиться и взять их, пока они не смылись. Что-нибудь там найдут, а двух птичек легче заставить петь, чем одну».«А мне что делать?»«Когда доберемся, просто стой в укрытии, пока я тебе не скажу. Мне может понадобиться, чтобы ты позвонила, если у меня руки будут заняты… Или если что-нибудь пойдет не так, ты отправишься прямо вниз с Тимом, сядешь в машину, приедешь в отель и заставишь их позвонить в полицию в Граце. Потом возьмешь местного полисмена и нескольких приличных граждан и пошлешь их сюда. Сама не возвращайся. – Он улыбнулся мне. – Не смотри так, это только на крайний случай, но его не будет… Я только предусматриваю все, как говорится, альтернативы. Поняла? Теперь замолкаем. Звук в тумане разносится, как в воде, а я думаю, уже недалеко».«Смотри», – сказала я.Над нами и немного слева туманно и слабо через туман придушенной звездой вдруг пробился свет и повис в воздухе.«Конец путешествия», – сказал Льюис.«И начало развлечений?»«Ага», – легко согласился он. 19 Гостиница была небольшой. Насколько можно увидеть в туманном полусвете, это было солидное длинное чисто-белое здание с обычной деревянной крышей и крытой верандой сбоку, где летом ставились столики. В двадцати ярдах – конец железной дороги, с другой стороны – терраса, ограниченная невысокой стенкой, а дальше – обрыв на две или три сотни футов, но со стороны дороги, откуда мы подошли, казалось, что это обычное длинное низкое здание с закрытыми окнами, тяжелой дверью и свалкой использованных банок и пустых бутылок сбоку.Одно из окон, единственное закрытое ставнями только наполовину, светилось, на его свет мы и выбрались. Наверное, это сделали нарочно после звонка Шандора, чтобы указывать путь в тумане. Другого света не было. Навес у конца железной дороги служил станцией. Под его прикрытием мы пробежали вперед и пробрались через мусор к туманному окну сзади. Между окном и гостиницей ничего не было, кроме ящиков и мешков у стены. Мы хорошо все видели, происходящее в комнате было очевидно и хорошо освещено, как на игрушечной сцене.Кухня. Слева светилась огромная плита, а над ней – ряд медных сковородок и голубое блюдо. У стены напротив окна стояли какие-то полки с голубыми тарелками и картонными коробками. Стены справа, где, наверное, располагалась дверь, не было видно. Конец большого стола у окна.Что важнее всего, на стене рядом с полками на уровне плеч висел старомодный телефон, а рядом находился Шандор Балог. Он разговаривал с другим мужчиной, очевидно, хозяином, который стоял у плиты спиной к окну. Это был плотный тяжелый человек с жидкими седеющими волосами, в старом пальто поверх пижамы или чего он там носил ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20