https://wodolei.ru/catalog/unitazy/cvetnie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Сечешь?
- Секу помаленьку, - сказал Вечеровский. Он произнес эти слова так,
как мог бы их произнести просвещенный дворянин девятнадцатого зека.
- Это - нобелевка, отец! - сказал Малянов, выкатывая глаза и понизив
голос. - Это нобелевкой пахнет! А они хотят, чтобы я все бросил и занялся
ихним дурацким филиалом? Да гори он огнем! Я и без всяких филиалов
работать не успеваю. Отпуск взял. Представляешь, за свой счет. Чтобы
никакая собака не мешала. Нет же - звонят с утра: почему не хочешь быть
директором? И вообще все как с цепи сорвались - телефон обезумел, дядьки
какие-то прутся с доставкой на дом...
Вечеровский немедленно встал, и Малянов спохватился:
- Стой! Я же не про тебя, Фил!.. Давай, кофейку сейчас сварганим...
- Спасибо, нет... Да и не умеешь ты кофе варить, если откровенно...
- Ну ты заваришь! По-венски, а? А потом омара будем тушить. С
картошкой!
Но Вечеровский уже неудержимо продвигался к двери.
- Я ведь, собственно, забежал к тебе на минутку. У меня же еще лекция
сегодня... Да, кстати, фамилия Снеговой тебе ничего не говорит?
- Арнольд Палыч? - удивился Малянов. - Он вот в той квартире живет.
Дверь дерматином обита.
Они стояли на пороге маляновской квартиры и через лестничную площадку
смотрели на обитую дерматином дверь. Потом Вечеровский проговорил
медленно:
- Вот как?
- А в чем дело? - спросил Малянов. Реакция Вечеровского была ему
непонятна и показалась странной. - Он тебе нужен? Так он уехал только что,
я видел в окно...
Вечеровский пару раз моргнул, все еще глядя на дерматиновую дверь,
потом спросил:
- А кто он, собственно, такой?
- Инженер, по-моему. А что?
- А где работает?
- Не знаю. Кажется, на объекте. Знаешь объект на Южном мысе?
По-моему, там. А что случилось, Фил?
- Где? - странно спросил Вечеровский, обратив наконец на Малянова
своя белесые глаза. Малянов от такого вопроса смешался, и Вечеровский,
отдавши ему что-то вроде чести указательным пальцем, направился к
лестнице.

Малянов работал. Пишмашинка с вставленным полуисписанным листом
стояла теперь на полу в стороне. Ее место на столе занял микрокалькулятор,
и Малянов, нависая над ним, пыхтя и обливаясь потом, пальцем левой руки
набирал программу, считывая ее с длинного листка бумаги. Набрал, запустил
счет. Калькулятор замигал красным окошечком дисплея, а Малянов
удовлетворенно откинулся на спинку стула, отдуваясь и слизывая пот с
верхней губы.
Затрещал телефон. Малянов приподнял к тут же опустил трубку жестом
совершенно механическим.
За окном уже надвигался вечер. Люди появились на улице. У подъезда на
скамеечке сидели неподвижные черные старухи. Жара спадала. Медно-красное
солнце тяжело висело над голыми скалами-сопками, окружившими город.

Малянов быстро писал формулы, строчка за строчкой, густо, ровно, как
по линеечке. Потом вывел с особой тщательностью: "_Л_е_г_к_о
в_и_д_е_т_ь_". Обвел рамкой. Второй. Третьей... Нервно захихикал,
подпрыгивая на стуле. Застыл с идиотской улыбкой, выкатив невидящие глаза.
- Легко видеть! - провозгласил он.
Голос у него был хриплый, и он откашлялся. Телефон брякнул
неуверенно. Малянов строго посмотрел на него и сказал:
- Теперь, на самом деле, надо насчет пучностей уточнить... На самом
деле, насчет пучностей чушь какая-то у нас получилась, Малянов... - Он
принялся перебирать листочки, разбросанные по столу и по полу. - "Отсюда
ясно..." - прочитал он. - Вот тебе и ясно. Ясно, что ничего не ясно...
И тут раздался звонок в дверь.
За порогом квартиры стояла понуро, словно отбывая некое неведомое
наказание, нескладная молоденькая девица в унылой длинной юбке и
затрапезной кофте неопределенного фасона. Испуганные слегка косящие глаза
за толстыми стеклами очков. Костлявые лапки прижимают к животу тоскливого
вида ридикюль. И возвышается у ног чудовищный полуторный чемодан,
обвязанный белой бечевкой...
Малянов, свирепо хмурясь и играя желваками, еще раз перечитал
записку.
- Узнаю свою первую жену, - произнес он с горечью.
- Она сказала, что вы будете только рады... - пролепетала девица.
- Ну еще бы! - сказал Малянов саркастически. - "Она тебе оч.
понрав.", - процитировал он из записки. - Это вы. Вы мне оч. понрав.
- Да... - угасающим голосом проблеяла девица. - Но я не буду мешать.
Малянов глянул на нее почти злобно, но тут же спохватился. В
сущности, он был человек добрый и склонный к сочувствию.
- Ладно, - сказал он. - Победила дружба. Заходите. Лидочка?
- Да, - сказала девица, счастливо заулыбавшись. У нее даже глаза за
очками увлажнились подозрительно. Она подхватила свой чудовищный чемодан и
двинулась вперед. Малянов еле-еле успел чемодан перехватить.
- Ого! - крякнул он. - Что у вас там? Походная библиотека? Нет, вот
сюда, налево...
Он почти протолкнул растерявшуюся Лидочку в бывшую детскую.
Здесь в углу пестрели заброшенные и забытые игрушки. Стены были
увешаны яркими детскими картинками. Кое-где темнели квадраты невыгоревших
обоев - там, где какие-то картинки были сняты...
Малянов грохнул чемодан в угол и приказал Лидочке сесть. Она поспешно
и послушно опустилась на кушетку, глядя на Малянова овечьим взглядом.
- Спать будете здесь! - распорядился Малянов. - Окно можете открыть.
Белье - в шкафу. Сортир - налево за углом. Найдете. Ванна там же. Очень
удобно. Я буду работать. Пока я работаю, в доме должна дарить абсолютная
тишина. Ваша подруга, она же моя первая жена, этого не понимала, поэтому я
ее выгнал. Сечете?
В косеньких глазах появился ужас. Малянову это очень понравилось.
- Можете лежать, сидеть, читать. Можете играть вот с тем зайцем. Но
тихо! Никакой беготни, никаких этик считалок, песенок и та да...
Внезапно чудовищный чемодан поехал сам собою по полу и повалился
набок. Загудело за окном. Качнулась люстра. Лидочка ошеломленно ойкнула и
вцепилась обеими руками в кушетку.
- Спокойно! - сказал Малянов - Это маленькое землетрясение. В вашу
честь. У нас тут бывает... А завтра ожидается даже небольшое солнечное
затмение. Тоже - в вашу, как я понимаю, честь...

За окном было уже совсем темно. Малянов включил настольную лампу и
сидел за столом, положив волосатые кулаки на обе стороны от чистого листка
бумаги, набычившись, выдвинув челюсть, лаки по обе стороны от чистого
листка словно собирался наброситься на кого-то, кто сидит по ту сторону
стола. Но там никого не было. И в комнате никого не было. Дверь закрыта.
Слышно, как ворчит вода в ванной и позвякивает посудой Лидочка на кухне.
Потом там раздается отчаянный сдавленный вопль, дребезг стекла, и
наступает мертвая тишина.
Малянов вздрогнул и посмотрел на закрытую дверь. Выражение лица его
переменилось. Он вытянул губы дудкой, повел носом, как всегда, когда
намеревался сострить, но тут же забыл обо всем, схватил фломастер и
нарисовал на листке жирный красный контур, а на контуре - стрелку. Взял
другой фломастер - зеленый. Рядом со стрелкой красиво вывел е. Откинулся
на спинку, чиркнул спичкой, закурил удовлетворенно, но тут скрипнула дверь
и Лидочка, просунувшись в комнату половинкой жалкой физиономии,
пролепетала горестно:
- Дмитрий Алексеевич, я чашку разбила.
- Как! - театрально провозгласил Малянов, развлекаясь. - Еще одну?
- Да. Синюю. С корабликом.
Малянов встал.
- Черт побери! - сказал он уже без всякой театральности. - Извините,
Лидия, но вы все-таки поразительная корова!
- Я нечаянно, Дмитрий Алексеевич!..
Малянов проследовал на кухню. Стол там был накрыт к ужину, и со
вкусом. Кушанья разложены по тарелочкам. Салат. Зелень. Капельки воды
весело искрились на свежевымытой редиске...
А на углу стола лежала синяя чашка в трех частях. Малянов взял в руки
одну из частей и бережно покрутил ее в пальцах. Взял вторую. Попытался
сложить. Части сложились охотно, и образовалась золотистая надпись:
"...ому папе на день рожде..."
Малянов посмотрел на Лидочку. Та обессиленно опустилась под его
взглядом на табуретку, и поза ее выразила такое отчаяние, что он
смягчился.
- Ладно уж, - сказал он. - Долой сантименты! Где ведро?
- Не надо в ведро, - сказала Лидочка. - Я сама склею.
- С вашими способностями вам знаете, что надо склеивать?
- Не знаю, - сказала Лидочка отчаянно. - Я вам еще доску расколола.
- Какую доску?!
- Деревянную. Для хлеба.
Малянов картинно развел руки.
- Ну это уже все! - провозгласил он. - Вызываю специалиста. Пора.
- Не смейтесь! - сказала Лидочка. - Ничего смешного здесь нет! Вы
просто ничего не понимаете... Вы как каменный... Шуточки, прибауточки, а
глаза - мертвые, пустые, и весь вы там... - Она ткнула пальцем в сторону
кабинета. - С вашими дурацкими проклятыми формулами!.. Вы же не соизволили
узнать меня. Я для вас сейчас чучело гороховое, посмешище, а тогда
ухаживали, руки целовали... цветы...
Малянов не глядя нащупал стул и уселся.
- Какие цветы? - сказал он растерянно. - Когда?
- Четыре года назад. В Гаграх. Вы еще ходили в такой желтенькой
рубашке с надписью "Дельта сайнс фикшн"... - Она вдруг улыбнулась сквозь
слезы. - Домните, как вы меня тогда дразнили: "Лидия! Отвратительная
мидия!.." Мы с вами мидий собирали и варили из них похлебку с луком. Ну
неужели вы совсем ничего не помните?!
Малянов, растерянно таращивший на нее глаза, не успел ничего
ответить, потому что в дверь забарабанили и затрезвонили разом, будто
целая толпа хулиганов рвалась в квартиру, но оказалось, что это
всего-навсего один тощий старикашка - сосед с нижнего этажа.
- Вы что тут - с ума все сошли! - ужасным фальцетом вопил он. - Ведь
у меня же там все затопило! Что вы тут делаете? Куда смотрите? Потолок же
обваливается... обои! Книги!..
Малянов метнулся в ванную. Ванна была переполнена, на полу - по
щиколотку воды. Горячей. С паром.
- Лидия! - загремел Малянов. - Ведь я же предупреждал вас, что сток
не работает!..
Он схватил тряпку, пустое эмалированное ведро и шагнул в ванную.
Он собирал воду тряпкой и отжимал ее в ведро. Она работала мусорным
совком и довольно ловко. Оба они были мокрые от пота, воды и пара, а
старикашка реял над ними, не переставая браниться и жаловаться.
- Надо быть самой фантастической коровой...
- Не предупреждали вы меня! Не предупреждали и все!
- Самой надо соображать! Самой! Голова вам на что?
- Нет, таких людей нельзя селить в современном доме! (Это уже
старикашка.) Это же дикие люди! Таким надо жить в деревне, в кишлаке... Ив
шайки мыться!...
- Я вам говорил, что струя слишком сильная?
- Нет, не говорили!
- Я вам...
- Не говорили, не говорили, не говорили!!!
- Из шайки, из корыта мыться, но не в ванне...
- Второе ведро возьмите, я вам говорю! В кладовке!
- Откуда мне знать, где тут у вас кладовка!..
- Нет, я все понимаю! - это - старикашка. - Я сам интеллигентный
человек. Но ежегодно устраивать потоп... Ежегодно!
И звенит совок о край ведра, и всхлипывает залитая слезами Лидочка, и
ужасно кряхтит Малянов, ползая на коленках по мокрому кафелю пола.

Малянов стоял над своим рабочим столом, тщательно утирался большим
махровым полотенцем и тупо рассматривал огненно-красный контур на чертеже,
забытом да столе. По всей квартире было натоптано мокрыми ногами, входная
дверь распахнута настежь, гремел мусоропровод с лестницы, и доносились из
кухни душераздирающие рыдания.
Малянов тяжело вздохнул, смял чертеж с красным контуром, бросил
бумажный комок на пол и, растирая полотенцем спину, направился на кухню.
Все уладилось, впрочем, наилучшим образом. Они вкусно и с аппетитом
поужинали, выпили водочки из роскошной импортной бутылки, потом откупорили
хванчкару. Лидочка раскраснелась, развеселилась и чудо как похорошела.
Малянов в свежей белой сорочке и причесанный выглядел почти элегантным -
мешала, однако трехдневная щетина. Разговоры велись самые легкомысленные.
Например, о ложной памяти.
- Да нет же, Дмитрий Алексеевич! Я все помню совершенно отчетливо! И
эту вашу ярко-желтую рубашечку, и голос ваш, и какие стихи вы мне читали
над морем...
- Какие же?
- "Старый бродяга в Аддис-Абебе, покоривший многие племена..."
- Гм. Мо-от быть, мо-от быть... Но, золотко мое...
- Ирина нас познакомила, а потом сама же и ревновала ужасно...
- Вполне! Вот это - вполне! Очень похоже на мою первую жену. Но,
Лидочка, поймите... Да, я люблю женщин. К чему скрывать? И они меня любят.
И у меня было их много. И моей первой жене это чертовски не нравилось...
Но, деточка, не настолько же много их у меня было, чтобы я забывал целые
эпизоды!
- А как пограничники за нами гнались, тоже не помните?
- Нет. А почему это за нами вдруг погнались пограничники?
- Мы сидели с вами на пляже поздно вечером. Они прошли мимо, а вы
прошептали им вслед таким зловещим шепотом, на весь пляж: "Место посадки
обозначьте кострами..."
Малянов радостно ржал, мотал щеками и приговаривал:
- И все-таки не было этого ничего. Не было! Ложная память, дитя мое,
ложная память... Это все вам приснилось...

Лидочка с почти священным трепетом рассматривала пустой уже панцирь
омара, в то время как Малянов излагал ей предысторию сегодняшнего ужина.
- ...И вино, и водка, и зелень, и все эти вкусности... Представляешь,
мать? - они уже были на ты.
- И все оплачено?
- И все оплачено! Кем? Не знаю. Как это все получилось? Представления
не имею...
- Но ведь ты понимаешь, Митя, что так не бывает. Даром ничего не
бывает. За все приходится когда-нибудь платить. И хорошо, если деньгами.
Потому что если не деньгами, то чем же?
Лидочка говорила все это так серьезно, с такой неожиданной печалью и
горечью в голосе, что Малянов, убиравший столовой ложкой остатки салата,
приостановил свое занятие и посмотрел на нее с сомнением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9


А-П

П-Я