https://wodolei.ru/catalog/accessories/germaniya/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Экран телевизора висел
на высокой спинке кровати, в ногах. А над изголовьем вдова навесила
картину, очень натурально изображающую свежие полевые цветы в хрустальной
вазе. Картина была выполнена светящимися красками, и капли росы на
лепестках цветов поблескивали в сумраке спальни.
Я наобум включил телевизор и повалился на кровать. Было мягко и в то
же время как-то упруго. Телевизор заорал. Из экрана выскочил нетрезвый
мужчина, проломил какие-то перила и упал с высоты в огромный дымящийся
чан. Раздался шумный всплеск, из фонора запахло. Мужчина скрылся в
бурлящей жидкости, а затем вынырнул, держа в зубах что-то вроде
разваренного ботинка. Невидимая аудитория разразилась ржанием...
Затемнение. Тихая лирическая музыка. Из зеленого леса на меня пошла белая
лошадь, запряженная в бричку. В бричке сидела хорошенькая девушка в
купальнике. Я выключил телевизор, поднялся и заглянул в ванную.
В ванной пахло хвоей и мигали бактерицидные лампы. Я разделся, бросил
белье в утилизатор и залез под душ. Потом я неторопливо оделся перед
зеркалом, причесался и стал бриться. На туалетной полке стояли ряды
флаконов, коробки с гигиеническими присосками и стерилизаторами, тюбики с
пастами и мазями. А на краю полки лежала горка плоских коробочек с пестрой
этикеткой "Девон". Я выключил бритву и взял одну коробочку. В зеркале
мигала бактерицидная трубка, и точно так же она мигала тогда, и я точно
так же стоял перед зеркалом и старательно разглядывал такую же коробочку,
потому что мне не хотелось выходить в спальню, где Рафка Рейзман громко
спорил о чем-то с врачом, а в ванне еще колыхалась зеленая маслянистая
вода, и над нею поднимался пар, и орал приемник, висевший на фарфоровом
крючке для полотенец, завывал, гукал и всхрапывал, пока Рафка не выключил
его с раздражением... Это было в Вене, и там, точно так же как и здесь,
очень странно было видеть в ванной комнате "Девон" - популярный репеллент,
великолепно отгоняющий комаров, москитов, мошку и прочих кровососов, о
которых давным-давно забыли и в Вене и здесь, в приморском курортном
городе... Только в Вене было еще и страшно.
Коробочка, которую я держал в руке, была почти пуста: в ней осталась
всего одна таблетка. Остальные коробочки не были распечатаны. Я кончил
бриться и вернулся в спальню. Мне захотелось снова позвонить Римайеру, но
тут дом ожил. С легким свистом взвились гофрированные шторы, оконные
стекла скользнули в пазы, и в спальню хлынул из сада теплый воздух,
пахнущий яблоками. Кто-то где-то заговорил, над головой прозвучали легкие
шаги и строгий женский голос сказал: "Вузи! Скушай хоть пирожок,
слышишь?.." Тогда я быстро сообщил одежде некоторую небрежность (в
соответствии с нынешней модой), пригладил виски и вышел в холл, захватив в
гостиной карточку Амада.
Вдова оказалась моложавой полной женщиной, несколько томной, со
свежим приятным лицом.
- Как мило! - сказала она, увидев меня. - Вы уже встали?
Здравствуйте. Меня зовут Вайна Туур, но вы можете звать меня просто Вайна.
- Очень приятно, - произнес я, светски содрогаясь. - Меня зовут Иван.
- Как мило! - сказала тетя Вайна. - Какое оригинальное, мягкое имя!
Вы завтракали, Иван?
- С вашего позволения, я намеревался позавтракать в городе, - сказал
я и протянул ей карточку.
- Ах, - сказала тетя Вайна, разглядывая ее на просвет. - Этот милый
Амад... Если бы вы знали, какой это обязательный и милый человек! Но я
вижу, что вы не завтракали... Ленч вы скушаете в городе, а сейчас я угощу
вас своими гренками. Генерал-полковник Туур говорил, что нигде в мире
нельзя отведать такие гренки.
- С удовольствием, - сказал я, содрогаясь вторично.
Дверь за спиной тети Вайны распахнулась, и в холл, звонко стуча
каблучками, влетела очень хорошенькая девушка в короткой синей юбке и
открытой белой блузке. В руке у нее был огрызок пирожка, она напевала
через нос модный мотивчик. Увидев меня, она остановилась, ловко перекинула
через плечо сумочку на длинном ремешке и, нагнув голову, сделала глоток.
- Вузи, - сказала тетя Вайна, поджимая губы, - Вузи, это Иван.
- Ничего себе! - воскликнула Вузи. - Привет!
- Вузи! - укоризненно сказала тетя Вайна.
- Вы с женой приехали? - спросила Вузи, протягивая руку.
- Нет, - сказал я. Пальцы у нее были прохладные и мягкие. - Я один.
- Тогда я вам все покажу, - сказала она. - До вечера. Сейчас мне надо
бежать. А вечером сходим.
- Вузи! - укоризненно сказала тетя Вайна.
- Обязательно, - сказал я.
Вузи засунула в рот остаток пирожка, чмокнула мать в щеку и помчалась
к выходу. У нее были гладкие загорелые ноги, длинные, стройные, и
стриженый затылок.
- Ах, Иван, - сказала тетя Вайна, тоже глядя ей в след, - в наше
время так трудно с молодыми девушками! Так рано развиваются, так быстро
нас покидают... С тех пор, как она поступила в этот салон...
- Она у вас портниха? - осведомился я.
- О нет! Она работает в Салоне Хорошего Настроения, в отделе для
престарелых женщин. И вы знаете, ее там ценят. Но в прошлом году она
однажды опоздала, и теперь ей приходится быть очень осторожной. Вы сами
видите, она не смогла даже с вами даже прилично поговорить, но вполне
возможно, что ее уже ждет клиент... Вы можете не поверить, но у нее уже
есть постоянная клиентура... Впрочем, что же мы здесь стоим? Гренки
остынут..
Мы вошли на хозяйскую половину. Я изо всех сил старался держаться,
как подобает, хотя как именно подобает, я представлял себе довольно
смутно. Тетя Вайна усадила меня за столик, извинилась и вышла. Я
огляделся. Это была точная копия моей гостиной, только стены были не
голубые, а розовые, и за верандой было не море, а низкая ограда,
отделяющая дворик от улицы. Тетя Вайна вернулась с подносом и поставила
передо мной чашку с топлеными сливками и тарелочку с гренками.
- Вы знаете, я тоже позавтракаю, - сказала она. - Мой врач не
рекомендует мне завтракать вообще и, уж во всяком случае, топлеными
сливками, но мы так привыкли. Это любимый завтрак генерал-полковника. И вы
знаете, я стараюсь брать только постояльцев-мужчин, этот милый Амад хорошо
понимает меня. Он понимает, как это нужно мне - хоть изредка посидеть вот
так, как мы сидим сейчас с вами за чашечкой топленых сливок...
- Ваши сливки изумительно хороши, - заметил я довольно искренне.
- Ах, Иван! - тетя Вайна поставила чашку и слегка всплеснула руками.
Ведь вы сказали это почти так же, как генерал-полковник... И как странно,
вы даже похожи на него. Только лицо у него было немного уже, и он
завтракал всегда в мундире...
- Да, - сказал я с сожалением. - Мундира у меня нет.
- Но ведь был когда-то! - сказала она, лукаво грозя мне пальчиком. -
Я ведь вижу. Ах, как это бессмысленно! Люди теперь вынуждены стесняться
своего военного прошлого. Как это глупо, не правда ли? Но их всегда выдает
выправка, совершенно особенная мужественная осанка. Этого не скроешь,
Иван.
Я сделал сложный неопределенный жест и, сказавши: "М-да", взял
гренок.
- Как все это нелепо, не правда ли? - с живостью продолжала тетя
Вайна. - Как можно смешивать такие разнородные понятия - война и армия? Мы
все ненавидим войну. Война - это ужасно. Моя мать рассказывала мне, она
была тогда девочкой, но все помнит: вдруг приходят солдаты, грубые, чужие,
говорят на чужом языке, отрыгиваются, офицеры так бесцеремонны и так
некультурны, громко хохочут, обижают горничных, простите, пахнут, и этот
бессмысленный комендантский час... Но ведь это война! Она достойна
всяческого осуждения! И совсем иное дело - армия. Вы знаете, Иван, вы
должны помнить эту картину: войска, выстроенные побатальонно, строгость
линий, мужественные лица под касками, оружие блестит, аксельбанты
сверкают, а потом командующий на специальной военной машине объезжает
фронт, здоровается, и батальоны отвечают послушно и кратко, как один
человек!
- Несомненно, - сказал я. - Несомненно, это многих впечатляло.
- Да! И очень многих! У нас всегда говорили, что надо непременно
разоружаться, но разве можно уничтожать армию? Это последнее прибежище
мужества в наше время повсеместного падения нравов. Это дико, это смешно -
государство без армии...
- Смешно, - согласился я. - Вы не поверите, но с самого подписания
Пакта я не перестаю улыбаться.
- Да, я понимаю вас, - сказала тетя Вайна. - Нам больше ничего не
осталось делать. Нам осталось только саркастически улыбаться.
Генерал-полковник Туур, - она достала платочек, - он так и умер с
саркастической усмешкой на устах... - Она приложила платочек к глазам. -
Он говорил нам: "Друзья, я еще надеюсь дожить до того дня, когда все
развалится". Надломленный, потерявший смысл существования. Он не вынес
пустоты в сердце... - она вдруг встрепенулась. - Вот взгляните, Иван...
Она резво выбежала в соседнюю комнату и принесла тяжелый старомодный
фотоальбом. Я сейчас же поглядел на часы, но тетя Вайна не обратила на это
внимания и, усевшись рядом, раскрыла альбом на самой первой странице.
- Вот генерал-полковник.
Генерал-полковник был орел. У него было узкое костистое лицо и
прозрачные глаза. Его длинное тело усеивали ордена. Самый большой орден в
виде многоконечной звезды, обрамленной лавровым венком, сверкал в районе
аппендикса. В левой руке генерал сжимал перчатки, а правая покоилась на
рукоятке кортика. Высокий воротник с золотым шитьем подпирал нижнюю
челюсть.
- А это генерал-полковник на маневрах.
Генерал-полковник и здесь был орел. Он давал указания своим офицерам,
склонившимся над картой, развернутой на лобовой броне гигантского танка.
По форме треков и по зализанным очертаниям смотровой башни я узнал тяжелый
штурмовой танк "мамонт", предназначенный для преодоления зоны атомных
ударов, а ныне успешно используемый глубоководниками.
- А это генерал-полковник в день своего пятидесятилетия.
Генерал-полковник был орлом и здесь. Он стоял у накрытого стола с
бокалом в руке и слушал тост в свою честь. Нижний левый угол фотографии
занимала размытая лысина с электрическим бликом, а рядом с генералом,
восхищенно глядя на него снизу вверх, сидела очень молодая и очень
миловидная тетя Вайна. Я попробовал украдкой определить на ощупь толщину
альбома.
- А это генерал-полковник на отдыхе.
Даже на отдыхе генерал-полковник оставался орлом. Широко расставив
ноги, он стоял на пляже в тигровых плавках и рассматривал в полевой
бинокль туманный горизонт. У его ног копошился в песке голый ребенок трех
или четырех лет. Генерал был жилист и мускулист, гренки и сливки не
портили его фигуру. Я принялся шумно заводить часы.
- А это... - начала тетя Вайна, переворачивая страницу, но тут в
гостиную без стука вошел невысокий полный человек, лицо и особенно одежда
которого показалась мне необычайно знакомыми.
- Доброе утро, - произнес он, слегка склонив набок гладкое
улыбающееся лицо.
Это был давешний таможенник все в том же белом мундире с серебряными
пуговицами и серебряными шнурами на плечах.
- Ах, Пети! - сказала тетя Вайна. Ты уже пришел? Познакомься,
пожалуйста, это Иван... Иван, это Пети, друг нашего дома.
Таможенник повернулся ко мне, не узнавая, коротко наклонил голову и
щелкнул каблуками. Тетя Вайна переложила альбом ко мне на колени и
поднялась.
- Садись, Пети, - сказала она, - я принесу тебе сливок.
Пети еще раз щелкнул каблуками и сел рядом со мной.
- Не желаете ли поинтересоваться? - сейчас же осведомился я,
перекладывая альбом со своих колен на колени таможенника. - Вот это
генерал-полковник Туур. Это он просто так. (В глазах таможенника появилось
странное выражение.) А вот здесь генерал-полковник на маневрах. Видите? А
вот здесь...
- Благодарю вас, - отрывисто сказал таможенник. - Не утруждайтесь,
потому что...
Вернулась с гренками и сливками тетя Вайна. Еще с порога она сказала:
- Как приятно видеть человека в мундире, не правда ли, Иван? - она
поставила поднос на столик. - Пети, ты сегодня рано. Что-нибудь случилось?
Прекрасная сегодня погода, такое солнце...
Сливки для Пети были налиты в особенную чашку, на которой красовался
вензель "Т", осененный четырьмя звездочками.
- Ночью шел дождь, я просыпалась, значит, были тучи, - продолжала
тетя Вайна. - А сейчас, взгляните, ни одного облачка... Еще чашечку, Иван?
Я встал.
- Благодарю вас, я сыт. Позвольте мне откланяться. У меня деловое
свидание.
Осторожно закрывая за собой дверь, я услыхал, как вдова сказала: "Ты
не находишь, что он удивительно похож на штаб-майора Пола?.."
В спальне я распаковал чемодан и переложил одежду в стенной шкаф, и
снова позвонил Римайеру. К телефону опять никто не подошел. Тогда я сел за
стол в кабинете и принялся исследовать ящики. В одном из ящиков
обнаружилась портативная пишущая машинка, в другом - почтовый набор и
пустая бутылка из-под смазки для аритмических двигателей. Остальные ящики
были пусты, если не считать пачки смятых квитанций, испорченной авторучки
и небрежно сложенного листка, разрисованного рожицами. Я развернул листок.
Видимо, это был черновик телеграммы. "Грин умер у рыбарей получай тело
воскресенье соболезнуем Хугер Марта мальчики". Я дважды прочел написанное,
перевернул листок, изучил рожицы и прочел в третий раз. Видимо, Хугеру и
Марте было невдомек, что нормальные люди, сообщая о смерти, говорят в
первую очередь, отчего и как умер человек, а не у кого он там умер. Я бы
написал: "Грин утонул во время рыбной ловли". В пьяном виде, вероятно.
Кстати, какой у меня теперь адрес?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4


А-П

П-Я