Недорогой магазин Wodolei 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Самое большое устройство в этой куче напоминало рассеченную кошачью голову, набитую проводами и усами.
– Еще я его назвала «медведем». Его нелегко убить.
– И их здесь много?
– Думаю, сотни, если не тысячи. Самых разных видов, и все глупы как пробка. Иначе нас бы уже сто раз убили и разобрали на атомы.
Пит глядел на рассеченных роботов, на остывающую массу нервных сетей, аккумуляторов, жилистых броневых плит и желатина.
– Почему у них такой дикий вид?
– Потому что они сами по себе выросли. Никто их никогда не проектировал. – Катринко подняла глаза. – Помнишь эти большие виртуальные пространства для проектирования оружия, которые были в Аламогордо?
– Да, помню, Аламогордо. Физическая эмуляция на сверхбольших квантовых гель-мозгах. Здоровенные виртуальные реальности с ультрабыстрым воспроизведением и ультратонким разрешением. И Нью-Мексико я тоже помню, можешь не сомневаться! Люблю налеты на большие компьютерные лаборатории. Хакерство – в этом есть глубокое уважение к традиции.
– Ага. Понимаешь, для нас, жителей НАФТА, физические виртуальности – это военная техника. Мы всегда отдаем технику военным, если она начинает казаться опасной. Но допустим, что ты не разделяешь ценностей НАФТА. Ты не хочешь испытывать в огромных виртуальностях новые системы оружия. Допустим, ты хочешь создать новый консервный нож.
Катринко во время своей бдительной стражи явно успела хорошо обо всем этом подумать.
– Ну так вот, можно начать с того, чтобы изучить существующие ножи и попытаться улучшить конструкцию. А можно просто создать колоссальное виртуальное пространство с виртуальными банками всех видов. Дальше создаешь несколько имитаций консервного ножа, которые по сути своей – блямбы студня. Они имитируют студень, но они еще и программы, и эти программы обмениваются данными и развиваются. Когда они вскрывают банку, ты их вознаграждаешь, создавая их копии. Прогоняешь день за днем миллионы поколений миллионов возможных консервных ножей в этой самой эмуляции.
Это понятие не было Спайдеру Питу совсем незнакомым.
– Да, я слыхал такие слухи. Что-то вроде фокуса с искусственным интеллектом. На бумаге получается все хорошо, а реального результата нет.
– Да, а теперь это еще и запрещено. Хотя и трудно уследить за соблюдением запрета. Но теперь допустим, что ты ведешь экономическую войну и думаешь, как это лучше сделать. Наконец ты все-таки вырабатываешь свой супернавороченный сверхнож, который никогда ни один человек изобрести не смог бы. Не смог бы даже вообразить, поскольку он вырос как гриб в полностью альтернативной природе. Но у тебя есть все спецификации его формы и размеров – вот в этом суперкомпьютере. Так что тебе, чтобы сделать его в реальном мире, достаточно распечатать фотографию. И ведь получается! Работает! Понимаешь? Моментальный и дешевый потребительский товар.
Пит обдумал слова Катринко.
– Так ты говоришь, что население Сферы сумело осуществить эту идею и эти роботы вот так и были построены?
– Пит, я просто не могу себе представить, как это могло произойти иначе. Эти машины – они просто слишком нам чужды. Они должны были появиться в совершенно нечеловеческом, полностью автономном процессе. Даже лучшие японские инженеры не могут спроектировать студенистого робота из шерсти и веревок, который умеет ползать, как гусеница. Всех денег мира не хватит, чтобы оплатить человеческие мозги, которые бы это выдумали.
Пит тронул студенистые останки ледорубом:
– Да, вроде бы ты права.
– Кто бы ни построил все это, он нарушил кучу правил и договоров. Но сделано все это действительно дешево. Настолько дешево, что это выходит за пределы экономики. – Катринко задумалась и повторила: – Далеко за пределы экономики, и вот именно потому это и противоречит всем правилам и договорам.
– Быстро, дешево и неконтролируемо.
– В точку, Пит. Если это дело вырвется в реальный мир, это будет означать конец всего, что нам известно.
Это последнее утверждение Питу совсем не понравилось. Никогда он не любил апокалиптических предчувствий.
Сейчас они нравились ему еще меньше, потому что при данных обстоятельствах казались весьма правдоподобными. В Сфере было самое молодое и самое большое население среди всех трех больших торговых блоков, и идеи были тоже самые молодые и самые большие. Люди Азии знали, как добиваться своего.
– Знаешь, Лайл Швейк мне говорил, что сейчас самые навороченные велосипеды в мире приходят из Китая.
– И он прав, так и есть. А эти китайские электронные чипы, которые они демпингуют на рынок НАФТА? Они дешевле грязи и четко работают, но полны каких-то остаточных электронных связей, дублированных, перепутанных... Я всегда думала, что это просто человеческая неряшливость. Так вот, ничего человеческого в этом нет.
Пит мрачно кивнул:
– Да. Чипы и велосипеды – это я еще могу понять. Это куча денег. Но кому, черт возьми, надо было делать такую дыру в земле, полную роботов и ложных звезд? Зачем?
Катринко пожала плечами:
– Такие люди живут в этой Сфере, друг. Они все еще делают что-то просто потому, что это им любопытно.

Дно мира кипело. За прошедшее столетие полость для испытания бомбы создала собственный водоносный слой, искусственный подземный оазис. Дно пузыря оказалось причудливо затопленным лабиринтом разбитых трещин и химических отложений, и все это превратилось в копошащиеся лужи механической самосборки. Кислородные гейзеры черного моря плесени.
Ровно поднимался пар из темноты между утесами, конденсировался холодными струйками и стекал вниз по сферическим стенкам. Внизу, возле дна, вся вода жадно поглощалась отбившимися от рук устройствами из одушевленных губок и лент. Катринко тут же назвала их «кузнецами» и «пушистиками».
Кузнецы и пушистики представляли собой кошмарные мочалки и выдавленные насосом спагетти, они прыгали, мокро шлепая, с утеса на утес. Катринко с неожиданной простотой давала имена машинам и фотографировала их.
Теории с пугающей легкостью возникали в юной голове, похожей на волчью, моментально приспособившейся к этому чужому игрушечному миру. Похоже, это юное бесполое существо жило куда ближе к будущему, чем Пит.
Они пробирались от камня к камню, от трещины к трещине. Сняли свежевозникшие личинки роботов, проедающие себе путь к свободе от темноты сквозь бляшки студня и ткани. Это было сотворение в миниатюре, задуманное в бессмысленных студенистых ядрах китайских суперкомпьютеров из гель-мозгов, воплощенное в реальность в горячей пене неживого механического белка.
Такого захватывающего зрелища Пит никогда в жизни своей не видел и потому погружался в мрачное настроение. Знание в его мире было силой. И он со свинцовой уверенностью знал, что сейчас схватился за линию слишком высокого напряжения.
Он был профессионал. Он мог себе представить, как украсть военные секреты сверхдержавы и остаться в живых. Это очень рискованно, но в конечном счете – всего лишь военный объект. Ракетная база, например. Азиатская тайная ракетная база – это было бы даже весело.
Но это – не военный объект. Это совершенно новые средства промышленного производства. Пит понимал с интуитивной уверенностью, что техника такого уровня революционности – это дело не для шпионов, не для спортивного интереса, даже не для солдат. Это вопрос больших, очень больших денег. Узнав о ней, он еще может выжить.
Рассказав – ни за что.
Восторг удивления тем, что он видел, действительно его доставал. Восторг удивления – это пройдет. А трезвость отдаленных последствий душила, как мокрое полотенце.
Можно было представить себе, что отсюда удастся уйти целым, но никакого приемлемого будущего он для себя не видел, если передать эти аккуратные фотографии неимоверного чуда шпионам на Потомаке. И представить себе невозможно, что будут существующие власти делать с этим знанием. Страшно подумать, что они сделают с ним самим за то, что он им это передал.
Пит смахнул с шеи пот, ливший, как в сауне.
– Так что я думаю, тут либо геотермальная энергия, либо термоядерный генератор, – сказала Катринко.
– Я бы сказал, что термоядерный, учитывая обстоятельства.
Скалы под ножными захватами кишели насекомыми: падальщиками и мусорщиками, разборщиками и поглотителями клея, поедателями мозгов. Это были абсолютно лишенные разума устройства, специализированные как многоножки. Особо агрессивными они не казались, но наверняка было бы смертельной ошибкой среди них присесть.
Что-то похожее на рачка с диафрагмальной пастью и глазами на длинных стебельках решило попробовать сапог Катринко. Она с воплем отпрыгнула на выступ.
– Маску надень! – выговорил ей Пит.
Влажная жара была благословением после разъедающей стужи Такламакана, но почти все отдушины и щели густо чадили запахом горячего бифштекса и горелой резины, всеми вариантами побочных продуктов механического метаболизма. У Пита стало саднить в легких при одной этой мысли.
Он направил запотевший спекс на ближайшую углеволокнистую колонну и на золотые, сияющие, невероятно манящие огни иллюминатора звездолета.

Катринко пошла вперед. На фоне кружевных решеток она была безжалостно заметна. Чтобы не рисковать быть обнаруженными при движении в обе стороны, каждый взял рюкзак с собой.
Сперва подъем шел легко. Потом из мокрой темноты вылетела машина, похожая на шестикрылую стрекозу. Жалящий хвост хлестнул по нитчатой колонне как удар лошадиного копыта. Катринко отлетела назад, прокувыркалась десять метров и повисла тряпичной куклой на своем последнем крюке.
Летающая тварь описала восьмерку, пытаясь что-то сообразить несуществующим разумом. Потом из звездного неба вылетела более медленная, но куда более огромная машина и напала на повисший рюкзак Катринко. Рюкзак лопнул рождественской хлопушкой среди вскипевшего хаоса когтистых крыльев. Баснословной цены оборудование плюхнулось вниз, в горячие лужи.
Катринко вяло дернулась на своей веревке, и тут же стрекоза бросилась на это движение. Пит выпустил ленту светошумовых гранат.
Мир взорвался вспышкой, жаром, сотрясением и летящими лохмотьями. Невыносимо жаркий и громкий грохот грозы в пещере. Лучший способ волшебного исчезновения: полное ошеломляющее отвлечение, единственное реальное волшебство в мире.
Пит подплыл к Катринко как воздушный шар на резиновой нитке. Когда через двадцать семь наполненных сердцебиением секунд он подлез к звездолету снизу, обе саморастягивающиеся веревки он пережег.
Серебристый дождь лохмотьев свел искусственных насекомых с ума. Дно каверны вдруг закишело подпрыгивающими механическими жаркими призраками, смесью прыгунов, ползунов, летунов. На краю поля зрения из глубин луж поднимались новые твари, большие и чешуйчатые, как зеркальные карпы навстречу рыбьему корму.
Свой рюкзак Пит бросил у основания колонны. Явно в этом мире рюкзаку недолго было жить.
Пит и Катринко нашли нижнюю сторону огромного иллюминатора и распластались по его поверхности.
Там они прождали совершенно неподвижно около часа.
Катринко сумела перевести дыхание. Ребра перестали кровоточить. Потом они прождали еще час, пока ползучие и летучие жаровые призраки яростно шныряли вокруг их укрытия, следуя обрывкам собственных программ. И еще третий час прождали.
И тогда к ним в их небесах присоединилась беспамятная орда машин с засасывающими юбками и тачками вместо голов. Роботы нашли уклон и стали заполнять его большими жвалами, выплевывая каменную известку, наляпывая ее и выглаживая на месте, без устали и без жалости.
Пит воспользовался возможностью и попытался спасти утерянное снаряжение. Там такие были знаменитые федеральные штучки: аудиожучки с собственным интеллектом, высокого разрешения гель-камеры, сенсоры и детекторы, блоки, зажимы и захваты, бесценные флаконы запрограммированной нейронной ткани... Пит пополз по дну звездолета.
Все это уже давно исчезло. Даже саморастягивающиеся веревки сожрали длинные вереницы фуражирующих цыплят. Машинки все еще копошились в черном кружеве колонны, вынюхивая и выщипывая все молекулярные следы с явным удовлетворением.
Пит вернулся к Катринко и разбудил ее, застывшую и онемевшую в укрытии. Они осторожно пробрались вокруг искривленного края корпуса звездолета, выискивая слабину. Потеряв снаряжение, они оказались в очень трудной ситуации, но это было не важно. Образ действий был теперь очевиден, и потеря альтернатив прочистила мысли Пита. Его поглощало горячее желание проникнуть внутрь.
Он пролез под навес большого, глубоко изъязвленного выступа. Там оказалась спутанная веревка, сплетенная из мертвых и разлохмаченных органических волокон, похожих на волосы в выпуске раковины. Она вся окаменела от твердого лака слюны роботов.
Это были веревки скалолазов. Кто-то вырвался здесь наружу – пробился через корпус звездолета изнутри. Роботы пришли устранять повреждение, тщательно запечатали дыру и оставили этот уродливый горб каменной рубцовой ткани.
Пит достал гель-камерную дрель. Запасы сахара пропали вместе с рюкзаком, а без сахара работающий на энзимах механизм вскоре проголодается и станет бесполезным. Тут уж ничем не поможешь. Пит прижал прибор к корпусу, подождал, пока тот пробьется насквозь и впрыснет туда гель-камеру.
Пит увидел ферму. Вряд ли что-нибудь могло удивить его сильнее, но это действительно была сельскохозяйственная ферма. Симпатичная игрушечная ферма, вся под каменным синим потолком, перекрещенным горячей сеткой лучистого света, заключенная в каменной дуге корпуса. Рыбные пруды с камышами. Канавы и деревянное ирригационное колесо. Бамбуковый мостик. Мохнатые плети дынь в жирной черной земле и аккуратные, почти без сорняков поля карликовых красных злаков. И ни души не видно.
Катринко подползла и подсоединила кабель.
– И где же все? – спросил Пит.
– Торчат возле иллюминаторов, – ответила Катринко, кашляя.
– Что? – удивился Пит. – Почему?
– Из-за твоих светошумовых, – просипела Катринко.
1 2 3 4 5 6 7


А-П

П-Я