В конце концов, как еще мы обнаружим свои чувства?— Что ты хочешь этим сказать? — угрожающе нахмурилась Корделия.Он пристально посмотрел на нее и, отбросив надменность, серьезно сказал:— Как ты убедишься, что на самом деле любишь Алена, если не позволишь себе потанцевать с другими?— Кто сказал, что я люблю Алена? — рявкнула, руки в боки, Корделия. — Мне кажется, я говорила тебе прямо противоположное!— А если не любишь, — мягко произнес Джеффри, — то не стоит ли убедиться в этом, чтобы по-прежнему отвергать его предложения.Корделия отвернулась:— Я не говорила, что намерена отвергнуть его предложение, — лишь то, что не люблю его.— Королевский трон не стоит брака без любви.— Я стану для него хорошей королевой, — чопорно ответила Корделия. — Я способна быть хорошей женой — Но если ты его не любишь, — пробормотал Джеффри, — то станешь ему изменять, так же, как и он тебе.— Замолчи! — она повернулась к брату. — Что ты в этом понимаешь?! Ты не женат и сам заявляешь, что никогда не любил!— Зато я слышал о том, что такое любовь, способен ее себе представить и стремлюсь к ней. Да, даже я, хотя так занят сменой подруг, что времени нет красиво поухаживать.Корделия посмотрела на него расширенными вдруг в паническом ужасе глазами:— Но если я могу вдруг обнаружить, что действительно полюбила кого-то еще, значит, и он способен на это?— Конечно, может. И будет куда лучше, если он обнаружит это сейчас, чем после вашей свадьбы.Корделия вновь отвернулась, думая о пурпурно-золотом юноше, думая о Боре.— Да, — очень тихо ответила она. — Кажется, ты прав. Скажи мне, нравится ли вечер Алену?— Вполне, — несколько уклончиво ответил Джеффри.— Он заигрывал с другими дамами?— Ну… да.— И не с одной?— Не с одной. — Джеффри улыбнулся, прекрасно понимая, о какой «одной» идет речь. — И весьма успешно, должен заметить.В его словах она услышала гордость за ученика.— Джеффри, почему бы тебе не прекратить совать нос в мои дела? Моя жизнь — это моя жизнь, и твоя назойливость мне вовсе не по душе!— Ну-ну… — Он посмотрел ей в глаза. — Не случилось ли и тебе, сестра, обнаружить, что получаешь удовольствие от этого бала? От танцев, флирта?— Почему бы и нет? — вздернула она подбородок. — Я что, не имею права наслаждаться своей молодостью? В конце концов я женщина!— Полное право, — с абсолютной убежденностью кивнул он, — и я рад, что ты, наконец, поняла это. И влюбиться ты имеешь право. Не могу пожелать тебе большей радости, сестра.Надеюсь, что это когда-то случится.Корделия, до глубины души взволнованная искренностью брата, смотрела на него, не отрываясь.Наконец она отвела взгляд:— Не пора ли вернуться к танцам, брат? Я уже вполне освежилась.— Ну что, готова и дальше отплясывать? — ухмыльнулся Джеффри; вся серьезность спала с него, как неподобающий наряд, будто темный плащ. — Конечно, сестра, и я тоже.Она задержалась у дверей:— Джеффри…— Да, сестра?— Человек в пурпуре и золоте… высокий блондин…— Я его видел, — совершенно равнодушно сообщил Джеффри.— Понаблюдай за ним для меня, а? И проверь, не вмешивается ли он во время танца в сознание других дам.Джеффри нахмурился:— Странная просьба… но я, дорогая сестра, ни в чем не могу тебе отказать.— Поскольку до сих пор это было только то, что ты и так собирался мне дать? — Корделия улыбнулась, вспомнив щенка, подаренного братом на тринадцатый ее день рождения. — Конечно, брат. Потанцуем?И они вошли в зал.Ее глаза тут же отыскали высокого молодого человека в пурпуре и золоте. Болтая и смеясь, он танцевал с женщиной постарше. У Корделии засосало под ложечкой. Неужели он был просто вежлив?Она огляделась в поисках Бора.И, ошеломленная, уставилась на него.Бор танцевал с Далилой, и они прижались друг к другу так тесно, что казались чуть ли не одним существом. Он не сводил взгляда с ее лица, так же, как и она, и даже на таком расстоянии Корделия ощущала между ними почти видимую энергию, напряжение, от которого будто бы треск разносился по всему залу.Потрясенная, Корделия отпрянула. Так он, выходит, одинаков со всеми женщинами, и Корделия просто одна из них?А затем танец вдруг кончился, и к ней сквозь толпу поклонников устремился юноша в пурпурно-золотом и взял ее за руку, и сказал такие слова, что увлекли ее к танцующим. Другие молодые люди громко добивались ее внимания, но она шла в объятиях своего кавалера и задвигалась в танце, позволила соединиться губам, смешаться сознаниям — нет, не мыслям, а эмоциям, ликованию его, что снова держит ее в руках, радости от соприкосновения тел, и эти чувства рождали в ней такую дрожь наслаждения, какой она прежде никогда не испытывала.Именно поэтому она добилась еще одного танца с Бором, и наблюдала за пурпурно-золотым юношей в объятиях Далилы, ясно различала его смех, их болтовню, а также то, что взгляды Далилы становятся все более и более чувственными. Юноша, впрочем, только смеялся и вел свою даму, всем своим видом показывая, что наслаждается самим танцем, а не прелестями Далилы.Этим вечером Корделия еще раз станцевала с пурпурно-золотым кавалером и еще раз с Бором. Оба раза она начинала танец в глухой защите, но музыка и движения захватывали ее.Почему-то ей казалось, что она до конца жизни своей больше не испытает такого удовольствия, а потому чуть ли не с отчаянием отдавалась каждому мгновению танца.И вдруг загремел большой бронзовый гонг и в унисон ему загремел раскатистый голос:— Двенадцать ударов! Двенадцать ударов! Полночь! Полночь!То был дворецкий, зычный голос которого сливался с тембром гонга:— Бьет полночь, час, когда снимают маски! Да восторжествует истина! Обнажите лица, откройте имена!Все гости столпились в центре зала, хихикая и болтая в предвкушении, кто же скрывается за той или иной маской.— Позвольте вначале представить наших гостей! — На помост в глубине зала ступил величественный король в пурпурной мантии и картонной короне, названный легендарным Шарлеманем.— Друзья мои и соседи, вам известна причина этого празднества — благополучное возвращение моей дочери благодаря счастливому избавлению ее и защите двумя отважными рыцарями, лесному джентльмену, а также очаровательнейшей даме, опекавшей мою дочь. Позвольте теперь огласить имена и призвать их, дабы все мы смогли поблагодарить спасителей! Сэр Джеффри!Джеффри встал на помост рядом с ним и снял маску. Зал разразился аплодисментами и приветственными криками.— Сэр Бор Элмсфорд!Бор, сняв маску, занял место рядом с Джеффри. Из толпы раздалось недвусмысленное оханье и аханье дам.— Сэр Ален! — выкрикнул сэр Юлиан.Никто не вышел на этот зов.— Присутствует здесь сэр Ален? — осведомился сэр Юлиан. — Поищите его, кто-нибудь! — И пока молодые люди весело бросились на охоту, сэр Юлиан воскликнул:— Леди Корделия! Соблаговолите к нам присоединиться и снять маску!Большинство молодых людей заинтересованно повернулись к помосту — ведь чуть ли не каждая женщина могла оказаться леди Корделией.Корделия ступила на помост, и молодые люди разразились восторженными воплями, а вот она, подняв руку к маске, увидела, как юноша в золоте и пурпуре торопливо пробивается к выходу.Что?! Неужели его нисколько не интересует, кто скрывается под ее маской?Нет, все-таки интересует; он застыл на месте и уставился на нее. Их взгляды встретились; она сняла маску.Молодые люди вновь завопили. Пурпурно-золотой кавалер бросил на нее последний взгляд и снова направился к выходу.Корделия выкинула указующий перст.— Задержите его!Молодые люди загалдели, с великой радостью готовые повиноваться ее прихоти, но первой рядом с ним оказалась Далила.Она схватила его за руку и потянула к помосту. Юноша сопротивлялся, чуть ли не в панике, однако Далила держала крепко.— Так мы нашли его? — спросил сэр Юлиан. — Сэр Ален!Сними маску, юноша!Пурпурно-золотой кавалер буквально окаменел, и маску сняла Далила.То был Ален!Объятый ужасом, он смотрел на Корделию.Она тоже замерла, глядя на него и чувствуя, как из-под ног уходит земля. Ален? Она заигрывала с Аденом?Ален, такой пылкий, такой обходительный? Ален с обжигающими поцелуями? Ален, входящий в ее сознание?Ее Ален так настойчиво ухаживал за незнакомкой, которую знал лишь как первую красавицу на балу? Ухаживал так горячо, с вожделением, питавшим его такой страстью, что разум его охватил ее сознание.Ален, владеющий эмпатией?Она смущенно опустила ресницы, не зная, радоваться или проклинать. Ален же, бледный как мел, стоял недвижно. Глава четырнадцатая — Как он мог! Как он мог? — Корделия, ломая руки, мерила шагами комнату. — Как он мог клясться мне в верности и увиваться за незнакомкой, с которой даже не знаком? Как он мог так поступить?!— Ну, с полной моей поддержкой. — Джеффри, откинувшись в кресле, вертел в руках кубок с вином.— Твоей поддержкой! — воскликнула Корделия. — Сэр! Ты когда-нибудь прекратишь совать нос в мои дела?— В данном случае, нет. — Джеффри тщательно подбирал слова.Корделия смерила его свирепым взглядом, обнаружила расстегнутый камзол, шахматную доску, бутылку на столике сбоку.Ей показалось странным, что он играет в шахматы сам с собой — в этом она скорее заподозрила бы своего младшего брата Грегори, — однако Джеффри играл. Еще она заметила второй кубок рядом с бутылкой, однако не придала ему значения, целиком поглощенная собственными заботами. Поставил на случай, если разобьет первый.А Джеффри сидел и ухмылялся, такой наглый, такой заносчивый, что хотелось глаза ему выцарапать. Правда, бывало такое и раньше. Ведь он, в конце концов, ее брат.— Как ты смеешь вмешиваться в мой роман!Джеффри, разглядывая содержимое кубка, думал о том, что само употребление Корделией слова «роман» по отношению к Алену уже говорит о многом.— Давай называть вещи своими именами, сестричка. — Он поднял глаза. — Ален никогда не был слишком захватывающим парнем. Нет, правда, скорей его можно назвать скучным.— Ну… так и есть, — согласилась Корделия. — Но только не на балу!— Нет, не на балу. — Джеффри посмотрел ей в глаза.Корделия почувствовала, как кровь приливает к лицу, и отвела взгляд.— Так вот зачем ты подстрекал его, — протянула она.— Конечно, только для этого. — Джеффри крутанул ножку кубка между большим и указательным пальцами. — И, похоже, я добился успеха, сестра моя. Разве не стал он более приятным?Почти, скажем… возбуждающим?Корделия отвернулась, вспомнив прикосновение уст пурпурно-золотого незнакомца к ее губам, его руку, обнимающую ее за талию, его сознание… Она содрогнулась и еще сильнее сжала руками плечи.— Но он не знал, что это я! Он думал, что это… какая-то незнакомая девка. Его это не заботило!— О, не будь такой простофилей, — раздраженно проговорил Джеффри. — Он знал, что это ты.— Что! — взвилась Корделия. — Откуда он знал?— Ну, это легче легкого. Я ему сказал.Корделия в ярости уставилась на брата, краснея все больше и больше.И наконец взорвалась:— Прекратишь ты вмешиваться?!! — Она подскочила к брату и обрушила на него свои кулачки.Джеффри хохотал, шутя защищаясь.— Умоляю, пощади, сестричка! Не думай о разрушениях, которые я натворил, а только лишь о самых моих благих намерениях.— Нам известно, куда ведет вымощенная ими дорога! — Все еще кипя негодованием, Корделия смилостивилась над братом: все равно от ее кулаков никакого толку. — Хотя бы скажи мне, что ты разузнал? Он заигрывал с какой-нибудь другой женщиной?— Н-у-у-у…— Правду, дитя порока! — разбушевалась Корделия. — Не мучай меня, не выводи из терпения!— Ну, ладно, — вздохнул Джеффри. — Ален здорово повеселился, заигрывая напропалую с другими женщинами, но только на словах, разве иногда ручку тронет. И, конечно, ни одну ни поцеловать не пытался, ни приобнять.Корделия на удивление быстро успокоилась и пристально посмотрела в глаза брату:— Была там… страсть?— Нет, ни в малейшей степени, — заверил ее Джеффри. — Только игра, только веселье. Я впервые увидел его таким. Даже когда мы играли в детстве, он никогда так не веселился. Всегда убийственно серьезный — выиграть или умереть. — Он покачал головой. — Я этого понять не могу.Вот про того, кто предпочел бы смерть проигрышу, она хорошо знала, и то как раз и был ее родной брат, но он-то за игрой всегда веселился больше всех.— Почему Ален никогда не говорил нам, что он эспер? — спросила Корделия.— Да потому что сам этого не знает! И не надо на меня так злобно пялиться! Раз он не способен читать мысли, а только чувствует эмоции, то откуда же ему знать, что у него вообще есть какие-нибудь способности? О да, он может ощущать то, что чувствуют другие, но ведь на это способен всякий, если он по-настоящему сопереживает другим. Любой чуткий человек может уловить массу невысказанных сигналов по манерам и поведению окружающих. Откуда Алену знать, что он способен на большее и действительно читает чувства, как ты или я читаем мысли?— Или делать своими чужие ощущения? — еле слышно произнесла Корделия.— А вот это большой дар, — так же тихо отозвался Джеффри. — Но он, разумеется, даже не подозревает, что способен на это. — Он помолчал немного, вглядываясь в лицо сестры, и спросил:— Он может?Чуть помедлив, Корделия кивнула.— Так-так-так, — задумался Джеффри. — Возможно, у нашего небезупречного ухажера еще есть надежда. — С минуту он наблюдал за сестрой, но та, потупив глаза, молчала. Джеффри улыбнулся:— Даже при том, что сам он не знает, насколько может расположить к себе девушку, обволакивая ее своими чувствами, закручивая их обоих в… — Он прервался, заметив, как вздрогнула Корделия. — И очень возможно, что способен проецировать только самые сильные эмоции. А потому не подозревает о своем даре и думает, что так может каждый.— Как же так? — воскликнула Корделия. — Ведь он всегда выглядел необаятельным, а сегодня вечером совершенно преобразился! Никогда прежде не был он таким красивым, таким внимательным! Никогда прежде он не входил в мое сознание!— Никогда прежде он не танцевал с тобой, — пробормотал Джеффри.— Нет, танцевал, на рождественских хороводах, но всегда только в общем круге; чопорные фигуры и никакой страсти!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33