Ладошка выскользнула. Две огромные капли набухли и скатились по щекам. Худший из вариантов.
- А мы шоколадку купим, - быстро пообещал Лева. - Аленку. Хочешь?
- Нет, - всхлипнула Лизка и зарыдала в голос. - Я открыточку потеряла, мамину открыточку...
Вот почему убежала рука. Дочка искала, что-то отчаянно перебирала в карманчике комбинезона. Но из него выпадали только катышки снега.
- Может быть, в другом?
- Нет, нет, - был безутешен ребенок, - я уже смотрела. До того.
Лева глянул назад. Волны сугробов. До самого льда, и за ним, и вокруг. Белые-белые, как пропавшая бумажка.
- Знаешь что, малыш... - начал он.
- Знаю, - не дала закончить Лизка, - знаю. Мы ничего не скажем маме. И она не расстроится. Правда?
- Правда, - сказал Лев и вытер платком детские щеки. И поцеловал холодный нос. Пуговку и розы.
А потом они переоделись и пошли домой. И у входа в парк нашли рыбку-ледянку. Она была воткнута в самую вершину снежной кучи. И в ее глазках отражались все огоньки этого вечера. Разноцветные и живые.
- Можно ее взять? - спросила Лизка.
- Конечно, можно, - ответил Лева. Легко дотянулся, достал прутик и отдал дочке. Лизка высоко подняла его над головой. И показала прокопченному шашлычнику. А тот ничего не понял.
Зато все поняли небесные тела. Молчаливые наблюдатели. Узенький месяц и крошечная звездочка. Снова взлетевшая к зениту. Блестевшая над верхним тоненьким рогом. Вот какое чудо.
"Большой и маленькая".
ДВИЖЕНИЕ
- Васильев... Лев Петрович.
Леву представили последним. Чистая случайность. Так вошли в кабинет генерального. Так разобрались, построились. Пятеро - палочкой, а Лева точкой восклицательного знака.
"Здравия желаем, господин новый коммерческий директор".
- Начальник техотдела, - махнул ладонью генеральный.
А новый коммерческий свою протянул. Лева пожал. Влажная и липкая. У прежнего была точно такая же. Неплохо приставало.
- Месяц как в этом качестве, - закончил представление генеральный. На оптимистической ноте. Отрекомендовал Леву и закруглил официальную часть.
-Все свободны, а в шесть часов прошу снова ко мне, но уже по-домашнему.
Двадцать второе января. День рождения Евгения Александровича Лапина. Генерального директора. Национальный праздник. Как Лева мог забыть?
- Ты не закрутишься? - переспросила Светка. - Не забудешь? Не просидишь там опять до ночи?
- Нет, ни в коем случае, - ответил Лева и уехал.
А в приемной - цветы и шарики. Как всегда.
- Ну, Васильев, в роль-то вошел? Теперь обязаловка: как пацан, не улизнешь с мероприятия, будешь кланяться по полной программе.
Кабинет Гусева напротив Левиного. Полкоридора по пути.
- Буду за тобой тянуться, Леша, как за более опытным товарищем. Ты мне только знаки подавай, чтобы не оплошал.
- Шуткуешь? - Гусев жует губами, а думает бровями. - Надеешься, что за своими железками спрячешься? Мужиками прикроешься?
- В общем-то, да. Надеюсь, не подведут, - говорит Лева и уходит к себе.
Что за внимание такое? Пристальное. В прошлом году вообще едва здоровались... А тут вдруг каждый день приглашение к задушевному разговору. А за душой-то ничего. Ни секретов, ни страшных тайн. Только одно желание, если глянуть на просвет. Единственное - не обидеть Лизку. Как-то исхитриться. Не заставить ребенка ждать. В коридоре, у двери. В сапожках..."
Сотовый звонит сразу. Словно по нажатию кнопочки "включение". Марш из балета "Щелкунчик".
- Лев Петрович, это Демин. Как там наши дела?
- Что вы имеете в виду?
- Ну как? Опять пропали все наши точки в Кировском. Ни одну не видим. У вас в порядке базовые станции на правом берегу?
- Я не в курсе. Был на совещании. Сейчас разберусь. Спасибо за звонок.
Вот тебе и железки. Вот тебе и мужики. Давай, Лев Петрович. Давай, голуба, влезай в шкуру, входи в образ Сергея Леонидовича Кораблева. Подхватывай.
Неплох был последний начальник у Левы. Лучше двух предыдущих. А теперь он сам вдруг уполномочен. Не рвался, не просился. Просто работал. С первого дня. Ведущий специалист. Четыре года. Таких в компании только двое. Васильев и Лапин. Ну, Лапин понятно, ясно ради чего, а Лева зачем тянет свою лямку? Загадка.
Вот Сергей Леонидович звал в Новосибирск.
Шли обедать. Перед самыми ноябрьскими праздниками. Приятный холодок и первый настоящий снег. Земля пушистая, как кошка. Хочется погладить.
- Ухожу, - сказал Кораблев, - сегодня написал заявление.
- В Сибтелеком? - спросил Лева.
- Да, начальником департамента. Не хотите со мной? С удовольствием возьму.
Лева представил себе чужой город. Обь. Мосты. Огромный театр и гигантский вокзал. Запах торта "Полено" и "Жигулевского" пива. Студенческие путешествия. Туда-сюда. Потом вообразил себе разговор со Светкой, с матерью... И ответил Кораблеву:
- Надо подумать. Большое спасибо.
А телефон звонил и надрывался. Катался по столу.
- Лев Петрович, у нас легла двадцать вторая база.
- Знаю, мне уже Демин нажаловался.
- А я вас тоже набирал, только вы мобильный отключили.
- Я у Лапина был. Когда выезжаете?
- Уже едем, я из машины. Минут через десять выясним в чем дело.
- Хорошо, держите меня в курсе. А с энергетиками связывались?
- Нет, звякнем им с места.
Лева не стал ругаться. Решил, что сейчас сам наберет диспетчера. Но не успел. Светка опередила.
- Привет! Я сказала маме, что ты заедешь где-то в половине седьмого. Ничего у тебя там не приключится? До восьми заберешь? А то у нее сегодня очередь ночевать у Калерии.
По средам у Светки заочники. Весь январь. Три пары. Такой доцентский хлеб - с четырех до десяти. И Лизка вместо сада едет к бабушке. Через весь город. На улицу афганского героя. Лейтенанта Марковцева.
Там хорошо. Десятый этаж. Из окна квартиры видна река. Белая, снежная сабля излучины. Ятаган. И черный зимний лес на той, журавлинской стороне. Бобрик.
Только с декабря все это не радует Светкину мать, Антонину Гавриловну. Чуть выше по Марковцева, в доме, где мебельный салон и видеопрокат, день и ночь обманывают Калерию Гавриловну. Младшая сестра. Диагноз окончательный. И прогноз неутешительный.
- До семи постараюсь забрать.
- Постарайся пораньше. Я еще перезвоню.
- Хорошо.
Отбой. Почему он никому никогда ничего не говорит? Не сознается и не признается. Просто держит вес. Тащит, везет. Год за годом водит за нос неизвестно кого. Может быть, самого себя? Может быть. Во всяком случае, получается.
- Алло, это Васильев, Связь-сервис. У нас отвалилась база на Журавлике. Вы ничего там не делаете? Нет? Все лампочки зеленые? Понял. Спасибо.
И не на кого свалить. Закрыться. Наша проблема. У людей все лампочки зеленые. Шестьдесят лет - полет нормальный. Тишина и длинные гудки в пластмассовой трубке.
- Павел, это Васильев. Энергетики в порядке. Что у нас? Вы доехали?
- Доехали. Здесь авария на подстанции. Весь микрорайон без света.
- А как же энергетики работают?
- На дизель перешли. У них все по-людски.
- А что обещают местные?
- Говорят, еще час.
Слышно плохо. Отвратительно. У всех инженеров старые, никуда уже негодные радиотелефоны. Сопли и вопли.
Открывается дверь. Без стука. Пластик с железной ручкой. В проеме Гусев. Галстук алеет, как всегда. Все остальное поглощает свет.
- Демин звонил. У него не работают пять банкоматов и филиал. Обещает заложить Лапину.
Он любит так, Гусев. С порога, Точно с трибуны. Объявить. "Слава работникам коммунального хозяйства! Все бабы - суки!" А потом все равно зайдет. Сядет и будет размазывать кашу по столу. Полчаса, как минимум.
- Заложить, может быть, и не заложит. Но платить за день стопудово откажется. Факт!
"Это ничего, - думает Лева, - зато у генерального в семье теперь два "Фокуса". Седан и новенький хетчбек. Вчера похвастался. Купил жене".
Гусев садится напротив Левы и молчит. Только щелкает ручкой. Толстый и потный. Гоняет синий стержень. Тик-так, туда-сюда. Подарок билайновцев.
Вот же нашелся собеседник.
- Васильев. - Гусев бросает ручку в стаканчик. Вытаскивает карандаш и пальцем проверяет качество заточки. - А вот скажи, Васильев, откуда у тебя такое еврейское имя?
- В честь Льва Яшина, - не задумываясь, отвечает Лева и снимает трубку проводного.
- Добрый день. Это Васильев, Связь-сервис. Могу услышать Котова?
Долгая переадресация звонка в недрах билайновской офисной станции. Музыкальной заставкой Стинг. Иностранец за бугром. Двойная степень защиты.
- Алло, Дима? Это Лева Васильев. Ты как питаешься на Журавлике? А еще пятьсот ватт возьмешь до вечера? Твои? Через полчаса? Спасибо. Спасибо. Да, конечно. Да о чем разговор! Приезжай. Обязательно договоримся.
- Хороший карандаш, - неожиданно говорит Гусев.
- Забирай, - предлагает Лева, - дарю.
- Да нет, спасибо.
Гусев встает. Уходить надо. Надо, но Гусев медлит. Не торопится. Он оборачивается в дверях.
- Зря ты в эту кошку играешь. Сам по себе. На Кораблева равняешься. По одиночке пропадают, ордой надо переть. Ордой!
Лева поднимает голову.
Вот как! Никаких подвохов! Просто Леха Гусев его зовет в друзья. Дружбаны. Дескать, чего уж там, раз оба осиротели.
- Конечно, Алексей, конечно. Можешь на меня рассчитывать. Всегда, Лева смотрит на несостоявшегося коммерческого. А что? Руки у Гусева действительно влажные и липкие. Правильные. Мог претендовать на вакансию. Железно.
Только Кораблев подвел. Ох, подвел! Подставил, кинул. Ведь они вместе сюда пришли, Гусев и Кораблев. С годик, наверное, тому назад. Парой. Птенцы-междугородки. Да только разошлись пути. Сергей Леонидович лыжи навострил, а Алексей Витальевич задумался. Карьерный рост предполагался. Новая ступенька. Но нет ему теперь доверия. Алексею Гусеву - товарищу Кораблева. Вместе пришли - и, значит, одного разлива коньячок, одного поля ягодки. Лапин - психолог старый. Фиг переубедишь.
- Лев Петрович! Это Павел. Тут билайновцы приехали.
- Уже? Быстро.
- Только мы не можем от них запитаться.
- Почему?
- Кабеля нет. Нужно метров пять.
Кабеля нет. Инструмент старый. Батарейки телефонов разряжаются за час. Ловко все рассчитал Сергей Леонидович Кораблев. Знал, когда спрыгнуть с поезда. Сколько вершков еще можно будет в горку по инерции, На выбеге. А, впрочем, ценил. Звал, предлагал. Да только Левка отмолчался.
- Ну поезжайте в "Электротехник" и купите.
- Там только бухты по двадцать пять, да и потом денег нет. Сами знаете, зарплату обещали лишь в пятницу.
Девятину нужно греть десять минут. Старая. Холодная, как будто гроб. На выброс. А теплую жалко. Живая. Какая уж ни есть. Родная. Часть жизни.
Режим автоответа работает безукоризненно. В наушнике прорезывается голос Демина.
- Лев Петрович, и сколько еще ждать?
- Да не больше двадцати минут. Переходим на резервную схему питания.
- А почему так долго?
- Сам удивляюсь. Еду на месте разобраться.
- Хорошо. За это спасибо. Только, как выясните, перезвоните. И, главное, со временем определитесь. А то ведь у меня все стоит.
- Конечно, конечно.
Когда-то и Демин к себе звал. Может быть, и сейчас бы взял. Если, конечно, ему поднять базу за двадцать минут. Ну или хотя бы за тридцать.
Получилось ровно за сорок две.
- Валерий Михайлович, все у вас должно работать.
- Я уже заметил. Спасибо. - Голос Демина в трубке отрывист и сух. Такой тембр на низкое качество подвижной радиотелефонной связи не спишешь. Точно. Ну и ладно. Леву недавно в Би Лайн приглашали, а сто лет назад в Южэнерго. Да и в Углесвязи не откажут, если попросится. Только есть ли смысл? Что изменится по большому счету? Кроме маршрута утреннего движения и номера служебного телефона? Есть ли резон разводиться, чтобы тут же, немедленно, снова жениться?
- Знаете, Лева, все женщины одинаковы. Зачем вы хотите бросить Лилю? когда-то спрашивал Васильева его первая теща. Мирра Моисеевна. Пятнадцать лет прошло, и Лев, кажется, понял, о чем был разговор. Неплохая скорость.
Струи поземки летят из-под колес. Закручиваются вверх. Разворачиваются, как птичьи крылья над капотом. Но Лева им не завидует.
Большой Гусев стоит на площадке второго этажа. Можно подумать, ждет.
- Ну что я тебе говорил! Соорудил Демин факс. Прислал от всего Сибирского кредита. Телегу. Готовься теперь к оргвыводам.
- Как лучше, Леша? Что мировой опыт подсказывает?
- Таким юмористам, как ты, лучше с собственным вазелином.
- Понял, спасибо.
Призывные трели телефона слышны за десять шагов от двери. Пока открывал, заходил, словно долгое эхо. Проводной умолк, но отозвался сотовый. Прямо в ухо.
- Лев Петрович, это Вероника.
- Слушаю вас.
- Евгений Александрович Лапин просил вас быть у него в пять.
- Меня лично или всех?
- Вас и Алексея Витальевича Гусева по вопросу обслуживания банка Сибирский кредит.
Действительно, мировой опыт. Ай да Гусев! Стопроцентное чутье. По проценту на килограмм живого веса. Сила-жим.
- Алло, это Васильев. Как там с картиной?
- В принципе, готово, - отвечает программист Андрей. - Занести, показать?
- Да, жду.
Неплохо поработали. К туловищу Наполеона приделали физиономию Лапина. Гарцует конь, а за спиной - полки, знамена. И на каждом полотнище гордая надпись: Связьсервис. Реет. Жаль, что чернилами струйника, а не маслом. Очень жаль.
- Хорошо. Только почему цвета-то такие бледные? Неподарочные?
- Так четвертая уже перезарядка, Лев Петрович. Лучше уже никак.
- И ничего придумать нельзя?
- Если машину дадите, заскочу в "Вечерку". Будет Айвазовский.
- Бери. Заодно и рамку купишь.
- Если денег дадите.
- Дам.
Остался без обеда. Ладно. Просто сегодня поздний. Очень поздний. Лапинскими бутербродами. Через два часа.
- Васильев, ты у себя? Сейчас зайду.
Гусев. Кажется, что за этот день стал еще больше. Шире, выпуклее. Лоб, уши, подбородок. Хоть так, да растет.
- Ну и?.. Чего решил-то?
- Пока ничего.
- Тогда слушай, у меня есть конкретной предложение. Сдаем Кораблева. Ему уже по хрен, а нам с тобой жить. Но только хором. Капеллой, вместе. Повесим всех собак на лысого - и с чистого листа вперед. Ордой, командой!
Справа за окном кабинета мрачные, давно погасшие окна. Длинные, холодные цеха завода "Электромашина". На одном забытый лозунг. Красные обветренные буквы. Потрескались и облупились.
1 2 3 4