- Вы солгали. Соврали, Ириночка. Вы не правдивы. Я вижу, вам сейчас больше всего хочется прогнать меня. Вам неловко, что кто-то увидел ваше стеснение, ваше, как бы это сказать... Вы хотите остаться одна. В чем же дело? Скажите: пошел вон - и я больше никогда не приду.
- Пошел вон!
3.
Нет, не приблизить весну или лето.
Время - своим чередом.
Сказано все. И неспетое спето.
А остальное - потом.
Он говорит:
- У меня был друг - оригинал необычайнейший. Собственно, ничего оригинального в нем не было. Ну, такой служащий аккуратный, это давно еще было, аккуратный, значит, работник, дома и в кругу друзей - либерал, но ничего особенного, жена, двое детей, жизнь от зарплаты до зарплаты и скромное увлечение любительской фотографией. Но вот в его учреждении появилась красавица. Чрезмерная такая красавица - в буквальном смысле: глаза огромные, талия в рюмочку и рост при этом, извините, под два метра. У друга же моего, как у меня, метр семьдесят с чем-то там. Но вдруг он ей понравился. Не знаю чем, но понравился. То да се, она ему говорит: в тебе потенциал неожиданного. Ты сам этого не знаешь. Мой друг, верней сказать, приятель, друзей как-то поразбросало, верней, никуда они не делись, но раньше естественно как-то было называть: вот мой друг, и этот друг, и этот друг. Сто друзей. Возьмемся за руки, друзья. А потом как-то постепенно получилось, то есть не получилось, а понимание пришло - нет, не друзья, а приятели. Теперь - тем более. Так что приятели остались, друзей же... Недавно один из бывших друзей проехал мимо на машине и отвернулся. То есть я точно видел, что он меня заметил, и он, кстати, тоже это понял, но поздно уже было, отвернулся. Что интересно, через неделю позвонил. Конечно, не признался, что меня видел, а, мол, просто так позвонил: как дела, давно не собирались и так далее. Это характерно. Это есть в нас, понимаете? Каким бы человек ни стал, а закваска та еще есть. Сделает подлость - ну, или просто гадкое что-нибудь... И начинает его сосать - и вот, звонит...
- Они поженились?
- Кто?
- Ваш друг, приятель - и эта чрезмерная женщина?
- Да. Никто и предположить не мог. Ну, не то чтоб поженились. Сейчас это называют, кажется, бой-френд, герл-френд, да? Но я абсолютно точно знаю, что от жены он уходить не хотел, детей любил. Однако магия этих ее слов про его потенциал... Манящая, так сказать, магия... А может, и не в этом дело, не мне судить. Вздумалось ему тут же этот потенциал продемонстрировать. Плечи хилые расправил, глаза цыплячьи по-орлиному поднял, - и уже ему в учреждении скучно, устроился куда-то то ли грузчиком, то ли сторожем, типичная история, а сам отдался свободному творчеству, поскольку его красавица сочла его гениальным фотохудожником. Пробивная девица оказалась, между прочим, она ему даже выставку сумела устроить, журналистов на нее согнала, телевидение пригласила. Но не в этом суть. Суть в том, что мучить стал себя человек бесконечно. Отпустил длинные волосы, бороды, джинсы напялил драные - и только думает о том, как поступить пооригинальней. Из управления культуры тетя была на этой выставке, подошла к нему - с добрыми словами, либеральная тоже тетя была. Нормальный бы человек: спасибо, очень приятно. А он ей вдруг: тяжелая у вас, говорит, работа, нужно постоянно делать вид, что разбираешься в искусстве. Тетя, естественно, обиделась. Никаких после этого выставок. Стал он выпивать - шумно, с дебошами, публично. И не потому, что пить хотелось, а - для оригинальности, имидж создавал, как сейчас сказали бы. Но красавице, видимо, такой имидж знаком уже был, бросила его, остался он на бобах. Ему бы в лоно семьи, в ножки поклониться, но он же оригинал уже до мозга костей, ему быт претит уже, он от фотографии на живопись переключился, верней, на особенный такой жанр - по картону углем. Ясное дело, краски дело дорогое, да и фотоматериалы тоже, сам занимался, знаю, а тут средств для художества целые горы - в котельную устроился кочегаром, где углем топили...
- Где он сейчас?
- Не знаю. Давно его не видел. Я это к тому, что самое оригинальное это не быть оригинальным. Если хотите - подчиняться условностям. Не в силу конформизма, а в силу, если хотите, увлечения игрой. Мы вот сейчас делаем вид, что ничего особенного между нами накануне не произошло. И это - игра. На самом деле и вы помните свои слова, и я помню. Но - делаем вид. Человек, мучающий себя стремлением к оригинальности, стал бы что-то придумывать, а я спрашиваю: зачем? Мы делаем вид - и прекрасно.
- Я не делаю вид. Действительно, ничего особенного не произошло.
- Произошло - и очень важное. Хотим мы или нет, но нам обоим неловко. И вам неловко, и мне неловко, но вы стараетесь скрыть, Ирина, что вам неловко, и поэтому я прекрасно вижу, что вам неловко. Я же ничего не стараюсь скрыть - и результат парадоксально обратный: вам, наверно, кажется, что я фантастически умею скрывать свое смущение. На самом деле это не так. Я смущен, я, честно говоря, не знаю, как вести себя, но, как видите, говорю об этом открыто.
- Вы уже ведете себя определенным образом.
- Каким?
- Трудно сказать...
- Это только внешнее. На самом деле я как витязь на распутье. Но не три дороги, а пять, десять, сто. Я вчера думал - и очень серьезно. Сначала я думал: моя мужская гордость уязвлена и любой другой на моем месте выдержал бы характер. Или вовсе не появился бы - или через месяц, даже через два. Но после этого я задал себе вопрос: с какой стати? Мне нравится эта женщина, мне хорошо с ней, почему бы не прийти и прямо не спросить, интересно ли ей со мной, хочет ли она, так сказать, продолжать знакомство?
- Это вы спрашиваете?
- Я рассказываю, о чем я вчера думал.
- А спросить не хотите?
- Дело не во мне. Любой ваш ответ будет неверен. Вы, Ирина, человек многозначный или... Сложный, в общем. Деликатный. Вам нельзя задавать прямые вопросы. Допустим, я его задал. Вы ответите: конечно же, я хочу продолжать с вами знакомство! Но откуда я знаю, скажете вы это от чистого сердца - или от деликатности, от жалости, может быть, от каких-то других причин, включая, извините, и такую, возможно, причину, как одиночество, которое можно скрасить общением даже с таким нудным человеком, как я.
- А вдруг я скажу, что не хочу продолжать с вами знакомство?
- Допускаю. Но я ведь недаром рассказал вам историю про своего приятеля. Вы, извините, чем-то похожи на него. Даже ваше похвальное, конечно, стремление говорить только правду - это только мое предположение! идет не от природной правдивости, все мы природно правдивы! - а от волевого решения, вы же сами сказали - вдруг! Это вдруг - симптоматично. Но желание говорить только правду есть лишь составная часть желания быть оригинальной, быть самой собой...
- Если самой собой, то...
- Я понимаю, о чем вы! Здесь нет никакого противоречия! В том-то и фокус, что человеку кажется, что он самим собой хочет быть, на деле же он становится кем-то, кого он в себе и про себя придумал. И вы могли бы сказать, что не желаете меня знать не потому, что действительно не желаете меня знать, а от нежелания быть пошлой, неоригинальной, от опасения, что про вас подумают, что вы - из деликатности, из жалости...
- Но ведь вы так и подумали!
- Ничего подобного! Я изложил несколько версий, не зная, какая из них вероятней, поскольку я вообще вас плохо знаю. И самое лучшее не обговаривать это, остерегаться прямых вопросов и ответов, а исподволь понять, что к чему.
- Да, возможно... Еще чаю?
- Спасибо.
- Спасибо - да или нет?
- Спасибо, да.
4.
Но, тем не менее, зимняя зелень...
Но, тем не менее, мы
Тишь наблюдения тихо расстелем
Летом во время зимы.
Она говорит:
- Он был таким, какого я представляла себе, когда его еще не знала. Именно такой. Это раздражало даже, я искала в нем всякие недостатки - и находила, конечно, но и недостатки были такие, какие должны были у него быть. И он мне говорил то же самое. На самом же деле, конечно, произошла подмена - сперва появился реальный человек, а потом вспомнилось якобы собственное представление о нем, то есть не о нем, а об идеальном, так скажем, варианте, ну, не идеальном, вы понимаете. То есть, вспоминались те мысли, которых не было, они задним числом придумывались. Но удивительно, как желания исполнялись! Однажды - после долгого тихого, мирного сосуществования - если считать сосуществованием его приходы раз в неделю, тихого и мирного, спокойного, размеренного, мне захотелось, он как раз должен был прийти, мне захотелось, чтоб он явился злой на меня - хотя не на что было злиться, злой, пьяный, грубый, захотелось странно, физиологично, как беременной женщине вдруг селедки хочется или даже плесени! И он явился злой, пьяный и грубый. Просто фантастика какая-то. Что-то мне говорит, в чем-то меня упрекает, а я улыбаюсь, мне нравится. И он вдруг понял - я видела, что понял, что именно этого я ждала, и ему это не понравилось, и он еще больше разозлился, но тут же успокоился - и вдруг сказал: прощай, радость моя. Прощай, радость моя. И с тех пор мы с ним не встречались. Ни разу. Никогда. Даже на улице. Ни разу. Восемь лет прошло - ни разу. Я совсем тогда молодая была.
- Вы и сейчас слишком молоды, чрезвычайно молоды.
- Вот и с вами так же. Вы не успели мне комплимент преподнести, а я уже слышала, как вы его произносите.
- Но я же знал, что вы хотите его услышать.
- Вы ошиблись. Мы занимаемся с вами пустым делом. Вы даже не представляете, какие мысли у меня появляются. В том числе и о вас. При том, что я к вам хорошо отношусь, я к вам очень хорошо отношусь, я давно не встречала такого хорошего человека. Но, понимаете, есть во мне какой-то клоун, какой-то коверный, который то и дело вмешивается в представление и начинает дурить, мне просто иногда хохотать хочется. Я думаю о вас: какое печальное хорошее лицо, а он высовывается и кричит: плешь, плешь, плешь! То есть вашу лысину имеет в виду, хотя она у вас вполне благородного вида, но он нарочно кричит: плешь! плешь! плешь! - и не затем, чтобы вас обидеть, вы же не слышите, а затем, чтобы меня обидеть, обидеть мое чувство... приязни к вам, понимаете? И я совершенно не понимаю, зачем ему это надо.
- Уточним: не ему, а вам. Это ваше подсознательное сопротивление только неизвестно чему.
- Да это понятно, но...
- И плешью называть мою лысину совершенно неправильно. Плешь - это когда лысина в центре головы, на макушке, а у меня залысины все-таки спереди.
- Ему все равно. Он старается - чтобы смешней, обидней. Клоунский юмор, вы же понимаете. Страшное дело, я перестала уважать себя и других людей, вот откуда взялся мой клоун. Но когда вдруг я опять почувствовала в себе уважение к человеку - к вам, он вдруг стал бунтовать. Вывод: без уважения к людям жить удобней. Я понимаю, что расхожие вещи говорю, но они в общем виде расхожие, теоретически расхожие, а когда тебя касается... То есть, у каждого своя эврика, и если Архимед открыл какой-то там закон, то это не значит, что он тут же стал общим. Он и без него был, Архимед его сформулировал только, но почувствовать, понимаете? - испытать этот закон все равно каждый должен на себе сам... Вот опять клоун высунулся. Знаете, что он мне крикнул? Нет, не скажу... Слишком глупо.
- Вы не можете сказать ничего глупого, Ириночка.
- Еще как могу. С помощью клоуна. Знаете, что он сейчас крикнул? Полную чушь, дурь, нелепицу! Он крикнул: а интересно, волосатые у него ноги или нет?
- У кого?
- У вас.
- Гм. Вообще-то...
- Забудьте, не обращайте внимания.
- Я человек раскрепощенный. Я и показать могу.
- Господи, надо же понимать!.. Вам это не свойственно, зачем вы...
- Мне все свойственно. Показать?
- Перестаньте!.. Покажите...
- С удовольствием!
...
- У вас некрасивые ноги. Наденьте брюки.
- В вас говорят комплексы. Я старше вас - однако не так закомплексован.
- При чем тут комплекс, если у вас ноги кривые?
- Это неправда. Вы сами знаете, что это неправда. Просто вы заранее настроили себя на неприятное зрелище. А ноги у меня для моего возраста вполне. Причем, извините, я основываюсь не на собственном мнении. О моих ногах - чуть раньше, конечно, - отзывались даже почти похвально.
- Я верю, наденьте брюки.
- Я лучше совсем их сниму.
- Ах, вот как? Что ж. Мой клоун хлопает в ладоши. Снимайте. Снимайте все. И мы пойдем в постель, как муж и жена. Хотите, скажу? С тех пор, как мы познакомились, у меня постель всегда застелена чистым бельем... Что вы застыли?
- Я... Не могли бы вы отвернуться?
- А в чем дело? Ноги у вас красивые, остальное, наверное, тоже не хуже. Вы прекрасно сохранились, вы из мужчин, которые долго держат форму. В отличие от меня. Вы же не знаете, сколько у меня недостатков. Я вам сейчас покажу их.
- Не...
- Что?
- Ничего.
- Смотрите. Пожалуйста. Вот. Вот. И вот. И вот. Красота! А это неплохо. И это тоже. Ну вот, я готова. Ваша очередь.
- Да, сейчас...
...
- Мы с вами, Ириночка, как на нудистском пляже.
- Что ж, будем считать себя нудистами. Не отводите глаза! Вы же мечтали об этом, мечтали же! Так смотрите, рассматривайте во всех подробностях, а я вас буду рассматривать. Без стеснения, будто мы уже двадцать лет вместе прожили.
- Но мы двадцать лет вместе не прожили. Вы знаете, довольно прохладно.
- В постель хотите? А зачем? Вы же боитесь этого.
- Или вы.
- Я? Нет.
- Перестанем об этом, Ирина.
- Господи, как мы ужасны!
- Вы на самом деле так считаете? Или - только обо мне?
- Вы уставились на мой живот. И - на грудь до пупа.
- Вовсе не... Зачем вы...
- Но вы же этого хотели!
- Странная вы, ей-Богу... Когда люди нравятся друг другу...
- Я слышала эту песню! Я - не желаю. Я некрасива. Но если б и красива была, мне мало этого. Я хочу быть прекрасной. Только так. И чтобы вы были прекрасны. Иначе - ничего не хочу. Не согласна.
- Это максимализм. Это ваш клоун...
- Оставьте в покое клоуна! Хотите вы иметь меня или нет? Не вообще, не вчерашними своими мечтаниями, а сейчас - хотите? Говорите честно, если соврете, я сразу пойму.
- ...Честно говоря, сейчас... Все слишком странно... То есть вы правы, я всегда, и вчера, и как только вас увидел, но вы... Так нельзя.
- Но именно так вы представляли себе: она обнажается и, прекрасно нагая, сама - все сама, сама, сама - потому что мужчины так мечтают, - чтобы она, а они только принимали.
1 2 3