Привезли из магазин Водолей ру
Я полагаю, во всех прочих местах мы сможем еще встречаться и не раз, но упаси Господь меня провести еще хоть одну ночь под этой крышей!
Каким бы странным ни казался рассказ генерала, но произнесен он был со столь глубокой убежденностью, что она начисто отбила охоту делать все комментарии, какими обыкновенно сопровождаются такого рода истории. Лорд Вудвилл даже ни разу не спросил друга уверен ли тот, что привидение ему не приснилось, и не высказал ни одного из модных ныне предположений, в которых самые невероятные чудеса объясняются причудами чрезмерно живого воображения или же обманом оптических нервов. Напротив, казалось, правдивость и искренность повествования произвели глубокое впечатление на молодого лорда; и после значительной паузы он выразил искреннейшее свое сожаление, что друг его юности в его же собственном доме претерпел такие жестокие страдания.
— Я тем более сожалею о твоих злоключениях, милый мой Браун, — продолжал лорд, — что они являются результатом, пусть и в высшей степени непредвиденным, моего необдуманного эксперимента! Нужно вам знать, что, по крайней мере, во времена моего отца и деда апартаменты эти держались взаперти, ибо ходили слухи, будто покой их тревожат потусторонние шумы и явления. Когда же несколько недель тому назад я вошел во владение поместьем, то счел, что замок мой и так недостаточно просторен для размещения моих друзей, чтобы позволять обитателям невидимого мира по-прежнему распоряжаться удобной опочивальней. Посему я велел отворить Комнату с Гобеленами, как мы ее называем, и, не нарушая атмосферы милой старины, поместил туда все новые достижения по части комфорта, какими только располагает современность. Однако поскольку мнение, что комната проклята, слишком сильно владело умами моих домочадцев, а также все соседи, да и кое-кто из друзей немало были про то наслышаны, я опасался, как бы первый гость Комнаты с Гобеленами не выказал некой предвзятости, оживив тем самым дурную молву, которую я стремился заглушить. Тогда бы все мои старания сделать комнату полезною частью дома волей-неволей свелись бы на нет. И каюсь, милый мой Браун, что вчерашнее ваше появление, отрадное для меня по тысяче разных причин, показалось еще и самой благоприятной возможностью развеять худую славу, связанную с комнатой, поскольку мужество ваше было несомненно, а разум свободен от предубеждения. Сами видите, я не мог выбрать более подходящего объекта для моего опыта.
— Жизнью клянусь, — запальчиво произнес генерал Браун, — я бесконечно признателен вашей светлости — поистине я в неоплатном долгу. Сдается мне, долго еще буду я помнить последствия этого эксперимента, как ваша милость изволили его именовать.
— Нет, теперь вы несправедливы, дорогой мой друг, — возразил лорд Вудвилл. — Вам следует вспомнить и о том, что я не мог и мысли допустить, что подвергаю вас подобному мучительному испытанию. Еще вчера утром я был законченным скептиком, не признающим ничего сверхъестественного. Более того, я не сомневаюсь, что скажи я вам о слухах, ходящих про эту комнату, вы бы сами, по доброй своей воле, вызвались бы расположиться именно там. Я признаю, что допустил оплошность, ошибку, коли вам будет угодно, но все же нельзя назвать меня злонамеренным виновником столь необычных ваших злоключений.
— Вот уж поистине необычных! — воскликнул генерал, снова обретя доброе расположение духа. — Признаю, что не вправе упрекать дату светлость за то, что вы посчитали меня за такого человека, каким я и сам себя считал — твердого и отважного… Но, вижу, упряжка почтовых уже подана. Не смею долее отвлекать вашу милость от круга веселых друзей и развлечений.
— Нет, старинный мой друг, — сказал лорд Вудвилл, — коли уж вы не можете остаться с нами еще хотя бы на денек, на чем, право же, я более не смею настаивать, уделите мне всего лишь полчасика. Когда-то, помнится, вы знали толк в картинах, а у меня есть галерея портретов, иные из которых принадлежат кисти самого Ван-Дейка. На них изображены мои предки, кому принадлежал некогда и замок, и все прочее достояние. Думаю, вы сумеете оценить их по достоинству.
Генерал Браун принял приглашение, хотя и без особой охоты. Очевидно было, что он не вздохнет легко и свободно, покуда Вудвил-лский Замок не останется далеко позади. И все же он не мог отказаться от предложения старого друга, тем более, что отчасти стыдился еще неблагодарности, которую выказал своему гостеприимному хозяину.
Засим генерал последовал за лордом Вудвиллом сквозь череду комнат к длинной галерее, увешанной портретами, которые лорд принялся по очереди указывать своему гостю, называя имена лиц, изображенных на картинах, и присовокупляя некоторые замечания о них самих и их жизни. Генерала Брауна эти подробности, да и сами портреты заинтересовали крайне мало. Правду сказать, все они принадлежали к числу тех, какие всегда можно найти в любой старой фамильной галерее. Был там кавалер, разоривший поместье на службе его величеству, была и красавица, восстановившая его удачным браком с богатым пуританином из партии круглоголовых. Рядом висели изображения дворянина, подвергшего себя опасности за переписку с двором изгнанников в Сен-Жермене, и родича его, который во время Революции взялся за оружие на стороне Вильгельма; а подле них — и третьего, чья склонность во время всех этих распрей попеременно ложилась на чашу весов то вигов, то тори.
И покуда лорд Вудвилл терзал слух гостя этими подробностями, так сказать «его желаньям вопреки», они потихоньку добрались до средины галереи. Но там генерал Браун вдруг вздрогнул и застыл как вкопанный. На лице его отразилось крайнее изумление, не лишенное и примеси страха, а взгляд устремился на портрет пожилой Дамы в старинном просторном платье по моде конца семнадцатого века.
— Это она! — вскричал генерал. — Это она, лицом и статью, хотя по злобности и дьявольскому выражению ей далеко до проклятyщeй ведьмы, что посетила меня минувшей ночью!
— В таком случае, — произнес молодой лорд, — более не остается никаких сомнений в ужасающей реальности вашего привидения. Здесь изображена одна из моих прародительниц, гнусная тварь, список чьих черных и страшных преступлений занесен в семейную хронику, хранящуюся у меня и по сей день. Перечислять их было бы слишком ужасно; довольно сказать, что в вашей злополучной опочивальне произошли убийство и кровосмешение. Я возвращу эту комнату в то нежилое состояние, на которое обрекли ее мои предшественники, лучше меня сумевшие распорядиться ею. И, пока только это будет в моей власти, никогда и никто не будет подвергнут тем сверхъесственным ужасам, которые потрясли даже ваше закаленное в боях мужество.
На сем друзья, встретившиеся с такой радостью, расстались совсем в ином расположении духа. Лорд Вудвилл велел незамедлительно разобрать обстановку в Комнате с Гобеленами и намертво заколотить ведущую в нее дверь; а генерал Браун отправился искать в каком-нибудь не столь прекрасном краю и с каким-нибудь не столь почтенным другом забвения от мучительной ночи, что провел он в Вудвиллском Замке.
1 2 3
Каким бы странным ни казался рассказ генерала, но произнесен он был со столь глубокой убежденностью, что она начисто отбила охоту делать все комментарии, какими обыкновенно сопровождаются такого рода истории. Лорд Вудвилл даже ни разу не спросил друга уверен ли тот, что привидение ему не приснилось, и не высказал ни одного из модных ныне предположений, в которых самые невероятные чудеса объясняются причудами чрезмерно живого воображения или же обманом оптических нервов. Напротив, казалось, правдивость и искренность повествования произвели глубокое впечатление на молодого лорда; и после значительной паузы он выразил искреннейшее свое сожаление, что друг его юности в его же собственном доме претерпел такие жестокие страдания.
— Я тем более сожалею о твоих злоключениях, милый мой Браун, — продолжал лорд, — что они являются результатом, пусть и в высшей степени непредвиденным, моего необдуманного эксперимента! Нужно вам знать, что, по крайней мере, во времена моего отца и деда апартаменты эти держались взаперти, ибо ходили слухи, будто покой их тревожат потусторонние шумы и явления. Когда же несколько недель тому назад я вошел во владение поместьем, то счел, что замок мой и так недостаточно просторен для размещения моих друзей, чтобы позволять обитателям невидимого мира по-прежнему распоряжаться удобной опочивальней. Посему я велел отворить Комнату с Гобеленами, как мы ее называем, и, не нарушая атмосферы милой старины, поместил туда все новые достижения по части комфорта, какими только располагает современность. Однако поскольку мнение, что комната проклята, слишком сильно владело умами моих домочадцев, а также все соседи, да и кое-кто из друзей немало были про то наслышаны, я опасался, как бы первый гость Комнаты с Гобеленами не выказал некой предвзятости, оживив тем самым дурную молву, которую я стремился заглушить. Тогда бы все мои старания сделать комнату полезною частью дома волей-неволей свелись бы на нет. И каюсь, милый мой Браун, что вчерашнее ваше появление, отрадное для меня по тысяче разных причин, показалось еще и самой благоприятной возможностью развеять худую славу, связанную с комнатой, поскольку мужество ваше было несомненно, а разум свободен от предубеждения. Сами видите, я не мог выбрать более подходящего объекта для моего опыта.
— Жизнью клянусь, — запальчиво произнес генерал Браун, — я бесконечно признателен вашей светлости — поистине я в неоплатном долгу. Сдается мне, долго еще буду я помнить последствия этого эксперимента, как ваша милость изволили его именовать.
— Нет, теперь вы несправедливы, дорогой мой друг, — возразил лорд Вудвилл. — Вам следует вспомнить и о том, что я не мог и мысли допустить, что подвергаю вас подобному мучительному испытанию. Еще вчера утром я был законченным скептиком, не признающим ничего сверхъестественного. Более того, я не сомневаюсь, что скажи я вам о слухах, ходящих про эту комнату, вы бы сами, по доброй своей воле, вызвались бы расположиться именно там. Я признаю, что допустил оплошность, ошибку, коли вам будет угодно, но все же нельзя назвать меня злонамеренным виновником столь необычных ваших злоключений.
— Вот уж поистине необычных! — воскликнул генерал, снова обретя доброе расположение духа. — Признаю, что не вправе упрекать дату светлость за то, что вы посчитали меня за такого человека, каким я и сам себя считал — твердого и отважного… Но, вижу, упряжка почтовых уже подана. Не смею долее отвлекать вашу милость от круга веселых друзей и развлечений.
— Нет, старинный мой друг, — сказал лорд Вудвилл, — коли уж вы не можете остаться с нами еще хотя бы на денек, на чем, право же, я более не смею настаивать, уделите мне всего лишь полчасика. Когда-то, помнится, вы знали толк в картинах, а у меня есть галерея портретов, иные из которых принадлежат кисти самого Ван-Дейка. На них изображены мои предки, кому принадлежал некогда и замок, и все прочее достояние. Думаю, вы сумеете оценить их по достоинству.
Генерал Браун принял приглашение, хотя и без особой охоты. Очевидно было, что он не вздохнет легко и свободно, покуда Вудвил-лский Замок не останется далеко позади. И все же он не мог отказаться от предложения старого друга, тем более, что отчасти стыдился еще неблагодарности, которую выказал своему гостеприимному хозяину.
Засим генерал последовал за лордом Вудвиллом сквозь череду комнат к длинной галерее, увешанной портретами, которые лорд принялся по очереди указывать своему гостю, называя имена лиц, изображенных на картинах, и присовокупляя некоторые замечания о них самих и их жизни. Генерала Брауна эти подробности, да и сами портреты заинтересовали крайне мало. Правду сказать, все они принадлежали к числу тех, какие всегда можно найти в любой старой фамильной галерее. Был там кавалер, разоривший поместье на службе его величеству, была и красавица, восстановившая его удачным браком с богатым пуританином из партии круглоголовых. Рядом висели изображения дворянина, подвергшего себя опасности за переписку с двором изгнанников в Сен-Жермене, и родича его, который во время Революции взялся за оружие на стороне Вильгельма; а подле них — и третьего, чья склонность во время всех этих распрей попеременно ложилась на чашу весов то вигов, то тори.
И покуда лорд Вудвилл терзал слух гостя этими подробностями, так сказать «его желаньям вопреки», они потихоньку добрались до средины галереи. Но там генерал Браун вдруг вздрогнул и застыл как вкопанный. На лице его отразилось крайнее изумление, не лишенное и примеси страха, а взгляд устремился на портрет пожилой Дамы в старинном просторном платье по моде конца семнадцатого века.
— Это она! — вскричал генерал. — Это она, лицом и статью, хотя по злобности и дьявольскому выражению ей далеко до проклятyщeй ведьмы, что посетила меня минувшей ночью!
— В таком случае, — произнес молодой лорд, — более не остается никаких сомнений в ужасающей реальности вашего привидения. Здесь изображена одна из моих прародительниц, гнусная тварь, список чьих черных и страшных преступлений занесен в семейную хронику, хранящуюся у меня и по сей день. Перечислять их было бы слишком ужасно; довольно сказать, что в вашей злополучной опочивальне произошли убийство и кровосмешение. Я возвращу эту комнату в то нежилое состояние, на которое обрекли ее мои предшественники, лучше меня сумевшие распорядиться ею. И, пока только это будет в моей власти, никогда и никто не будет подвергнут тем сверхъесственным ужасам, которые потрясли даже ваше закаленное в боях мужество.
На сем друзья, встретившиеся с такой радостью, расстались совсем в ином расположении духа. Лорд Вудвилл велел незамедлительно разобрать обстановку в Комнате с Гобеленами и намертво заколотить ведущую в нее дверь; а генерал Браун отправился искать в каком-нибудь не столь прекрасном краю и с каким-нибудь не столь почтенным другом забвения от мучительной ночи, что провел он в Вудвиллском Замке.
1 2 3