— Не смог, моя госпожа, — ответил су-сухирис. Голос был твердым и совершенно определенно исходил из правой головы некроманта.
— Не могли. Что ж, очень хорошо. Предзнаменования были неоднозначными — этим обычно и отличаются знамения такого рода. Вы также сказали мне, что видели и будущее величие моего брата, однако подробности тоже оставались неясными.
Санибак-Тастимун снова коротко кивнул, правда на сей раз обеими головами сразу.
— Сегодня днем я заснула после обеда, — начала рассказывать принцесса Тизмет, — и видела странный темный сон. Может быть, вы сможете объяснить мне его значение, Санибак-Тастимун? Я видела, что я снова дома, что я каким-то образом вновь оказалась в Замке, но нахожусь в какой-то не знакомой мне его части, на северной стороне, где почти никто никогда не бывает. Мне казалось, что я бреду по широкой площадке, плохо вымощенной щербатым кирпичом, огражденной мрачной полуразрушенной стеной, к странному чем-то парапету, откуда открывается вид на такие города, как Гиюн и Госсиф, и какой-то еще город из тех, что лежат за ними — вероятно, Тентаг. Во всяком случае, я находилась именно там, в этом старом и заброшенном углу Замка, смотрела наружу, на города, в которых никогда не бывала, а затем внутрь, на вершину Горы, вздымающуюся высоко надо мною, и спрашивала себя: как же попасть в те части здания, где мне известен каждый закоулок?
Она умолкла и уставилась в сводчатый потолок ванной, сложенный из гладких изогнутых плит сапфирово-голубого траголита и бледного халцедона, на которых был вырезан изящный растительный орнамент из узорчатых листьев и изящных лепестков элдирона, танигаля, меж которыми выделялись крупные мясистые цветки шепифолей.
— Да, госпожа? — после недолгого ожидания повторил Санибак-Тастимун.
А перед мысленным взором леди Тизмет проносились тысячи перепутанных в полнейшем беспорядке образов. Она видела себя мечущейся по мрачной террасе на задворках гигантского Замка, вольготно раскинувшегося на просторной плоской вершине высочайшей горы Маджипура. На протяжении всех семи тысяч лет истории этой цивилизации Замок служил обителью короналей Маджипура, он непрерывно рос, и теперь в нем насчитывалось не то двадцать, не то тридцать тысяч комнат — никому еще не удавалось сосчитать, сколько именно… На самом деле это был целый город, в котором каждый очередной корональ возводил какие-то свои постройки. В результате Замок превратился в столь запутанное сооружение, что даже те, кто провел там долгие годы, легко могли затеряться в бесконечных безмолвных переходах. Вот и она в своем сегодняшнем сне заблудилась в неизмеримых просторах Замка.
Наконец леди Тизмет заговорила снова и поведала су-сухирису, как благодаря помощи то того, то другого случайного встречного она пробиралась через огромный лабиринт каменных галерей, заплесневелых туннелей, пыльных коридоров и лестниц, внутренних двориков с долгим раскатистым эхом, стараясь попасть к знакомым с детства внутренним бастионам. Снова и снова извилистые проходы раздваивались, заворачивали под неожиданными углами, и она обнаруживала, что оказалась в неком месте, которое совсем недавно покинула. Но на ее пути всегда находился кто-то, готовый оказать помощь, и этот кто-то всегда был нечеловеческого происхождения. Казалось, что дорогу ей указывали существа всех рас, кроме ее собственной: сначала пара покрытых чешуей гэйрогов с раздвоенными языками, потом крохотный вруун со светящимися глазами, который бежал перед ней, словно танцуя на своих многочисленных щупальцах, изгибавшихся во все стороны, и несколько лиименов, и один или два су-сухириса, и хьорты, и массивный скандар, и еще кто-то, и еще… она не знала, к каким расам они принадлежали.
— И даже, мне кажется, метаморф. Очень тонкий, с зеленоватой кожей и, по-моему, без губ и без носа. Но что метаморф мог делать в Замке?
Маникюрши, закончившие свою работу, молча поднялись и вышли из комнаты. Принцесса мельком взглянула на свои ногти, сочла их состояние приемлемым и, жестом указав Мелитирре, что купание окончено, встала во весь рост и переступила через край ванны. Увидев, как Мелитирра со всех ног бросилась к ней с полотенцем, Тизмет чуть заметно улыбнулась. Полотенце из тончайшей вуали не столько прикрывало, сколько подчеркивало форму груди и бедер принцессы. Однако по виду су-сухириса нельзя было сказать, что он испытывает хоть малейшее волнение при виде почти обнаженного молодого тела.
Тизмет небрежно вытерлась и отбросила полотенце. Мелитирра немедленно подскочила и принялась облачать ее в тончайший батистовый пеньюар цвета кости, украшенный полосками, расшитыми крошечными ярко-розовыми хрупкими перламутровыми ракушками ганибина.
— А теперь представьте, — продолжала она, обращаясь к Санибак-Тастимуну, — что я миную арку Дизимаула, вхожу во внутренний замок — и внезапно оказываюсь в полном одиночестве. Я больше не вижу никого; ни хьортов, ни гэйрогов, ни людей — никого. Ни единой живой души. Внутренний замок совершенно пуст. В нем царит пугающая тишина, жуткая тишина. Площадь насквозь продувается холодным ветром, а небо усеяно странными звездами — таких я никогда еще не видела: огромные бородатые звезды с тянущимися за ними длинными хвостами из алого пламени. В конце концов я оказалась в самом сердце внутреннего замка и по Девяносто девяти ступеням поднялась в центральную его часть. Но то, что я там увидела, очень сильно отличалось от реального Замка. Понимаете, отражающий бассейн лорда Симинэйва находился не на той стороне двора Пинитора, Балконов Вильдивара я не увидела вообще, а Башня лорда Ариока казалась еще причудливее, чем на самом деле. У нее было восемь или девять шпилей вместо пяти, а по бокам торчали какие-то длинные, похожие на скрюченные руки выступы. Нет, я действительно находилась во внутреннем замке, однако мое спящее сознание все там изменило. Я видела возвышавшуюся над всем Башню лорда Стиамота, огромное черное здание сокровищницы лорда Пранкипина во всем его чарующем уродстве и оранжерею моего отца с ее бесчисленными диковинными растениями. В конце концов я оказалась перед огромной дверью, ведущей в королевские покои. И все это время я не встретила ни души. Как будто я была единственным человеком во всем Замке.
Санибак-Тастимун стоял перед нею неподвижно как статуя и сосредоточенно молчал, обдумывая слова принцессы.
А леди Тизмет внешне спокойно, хотя с все большим напряжением в голосе, продолжала свой рассказ, описывая, как в этом кошмарном, пугающем одиночестве она прошла по всем внутренним покоям Замка и наконец очутилась на пороге тронного зала.
Она прекрасно знала это помещение, выстроенное по приказу ее отца лорда Конфалюма в середине срока его долгого блистательного правления. И на протяжении детства и юности, месяц за месяцем, год за годом, она наблюдала за ходом этого строительства. Старый тронный зал, относившийся, по общепринятому мнению, к числу первых построек Замка, созданных во времена лорда Стиамота, уже давно считали чересчур маленьким и скромным.
Лорд Конфалюм решил, что величие его достижений очевидно для всех и это дает ему право возвести воистину великолепное помещение, в котором будут вершиться самые великие и торжественные церемонии царства и благодаря которому его имя навсегда останется в истории планеты. Для этого он, разрушив с полдюжины не имеющих никакого исторического значения внутренних комнат, создал тронный зал со сводчатым потолком головокружительной высоты, зал, который должен был стать его отличительным вкладом в прихотливый узор Замка.
Пол в зале был выложен не плитами полированного камня, как это обычно делалось в парадных помещениях, а паркетом из изумительной желтой древесины гурны — редкого дерева, растущего только в горах Кин-тора на севере Зимроэля. Цвет паркета напоминал сияние жаркого огня, а глянцевая поверхность позволяла сравнить его с лучшими сортами янтаря. Поддерживавшие потолок могучие балки были обшиты коваными листами прекрасного розового золота, которое было доставлено с шахт восточного Алханроэля, а поверх золота были в изобилии, целыми гроздьями, закреплены аметисты, сапфиры, турмалины и селениты. Стены украшали вытканные лучшими ткачами Макропросопоса яркие гобелены, изображавшие различные сцены из истории Маджипура: первое поселение путешественников, прибывших через звездный океан со Старой Земли, эпоху строительства городов, окончательную победу лорда Стиамота над исконными обитателями планеты — метаморфами, меняющими форму. Завершали историческую галерею тканые картины, запечатлевшие этапы невиданного расширения королевства позднейшими правителями, при которых Маджипур достиг своего процветания, — оценивая современное состояние планеты, слово «изобилие» следует считать слишком скромным.
Ну а жемчужиной зала, да и всего Замка, был огромный величественный трон Конфалюма. На вершине ступенчатой пирамиды из красного дерева стояло высокое кресло, высеченное из единого куска черного опала, изукрашенного изумительным естественным узором из прожилок кроваво-красных рубинов. По бокам кресла возвышались массивные серебряные столбы, поддерживавшие балдахин из золотой парчи с узором из голубого перламутра, а еще выше располагалось сверкающее белизной платиновое изображение Горящей Звезды — символа власти короналя — каждый из лучей которой завершался сферой фиолетового оникса, испещренной молочно-белыми полосками.
— Самым странным в моем сне, — сказала леди Тизмет замершему в неподвижности Санибак-Тастимуну, — было то, что в зале друг против друга стояли два трона. Один был пуст, а на другом сидел человек в одежде короналя и со звездной короной на голове. Его лицо скрывалось в тени, но даже издалека мне стало ясно, что это не мой отец и не Престимион: он был заметно крупнее любого из них — большой и, очевидно, очень сильный человек.
Он знаком приказал мне приблизиться. Немного испуганная и не зная толком, что же мне делать, я дошла до середины зала и остановилась. А когда я начала делать перед ним знак Горящей Звезды, он поднял руку, словно хотел остановить меня. И произнес очень хорошо знакомым мне низким голосом:
«Почему вы не хотите занять свое законное место, леди Тизмет?» — явно подразумевая трон в противоположной стороне зала. Я направилась к нему, поднялась по ступенькам и опустилась в опаловое кресло. В этот момент откуда-то сверху хлынул поток ослепительного света, и я увидела, что сидящий против меня на троне человек в короне короналя — мой брат Корсибар.
Леди Тизмет снова умолкла.
Наконец-то она рассказала все. Может быть, она была чересчур откровенной, сказала лишнее? В комнате воцарилось молчание. Принцесса ждала от Санибак-Тастимуна разъяснения своего сна, но тот, похоже, не собирался говорить. Ее глаза были исполнены мольбы. «Ну же, — думала она, — разгадай мое тайное послание, ты, который понимает все. Ухвати мой намек, дай мне поддержку, чтобы я могла идти к тому, чего я хочу больше всего на свете, скажи мне то, что я с такой неистовой страстью желаю услышать от тебя!»
Но су-сухирис хранил молчание.
— Таков был мой сон, Санибак-Тастимун. Именно так он закончился. Я проснулась в тот момент, когда все озарилось светом, и моя душа трепетала от волнения по поводу увиденного.
— Да, госпожа. Я понимаю вас.
И опять она с надеждой ждала продолжения, но су-сухирис не проронил больше ни слова.
— Вам нечего сказать мне? — напрямик спросила она. — Растолкуйте мне мой сон, Санибак-Тастимун! Сообщите, что он означает!
— Вы уже знаете его значение, моя госпожа, — он улыбнулся ей обоими лицами.
Тизмет поняла, что он разглядел тот узор, который она так старательно вышивала! Но тем не менее следовало подвести его к последнему откровению. Именно он должен был облечь в слова те мысли и чувства, которыми было переполнено ее существо.
Что ж, она может уговорить, она может обмануть, она может намекнуть…
— Ах, — воскликнула Тизмет, искусно придав своему лицу выражение растерянной невинности, — но ведь очевидное значение моего сна противоречит и логике, и законам. Сны часто показывают нам картины будущего, не так ли? Особенно такие яркие, как этот. Но он заводит слишком далеко. Ведь, судя по всему, в нем говорилось, что короналем суждено стать не Престимиону, а Корсибару, но такой поворот событий совершенно, абсолютно исключен. Все знают, что этого не может быть, потому что не может быть никогда!
— Госпожа, некоторые сны порождаются нашими самыми затаенными надеждами. Они показывают то будущее, которого мы жаждем, хотя у него и совсем немного шансов сбыться. Я думаю, что этот сон, вероятно, относится к числу таких.
— Но какова же, в таком случае, эта затаенная надежда?
— Вы долго блуждали по Замку, прошли множеством странных путей и в конечном счете оказались в знакомом месте, увидели там своего брата в короне и сели на трон своего отца. Могу ли я предположить, будто глубоко в душе вы убеждены в том, что принц Корсибар непременно должен стать короналем? — спросил су-сухирис, не отводя от лица принцессы острого взгляда левой пары глаз.
Тизмет почувствовала растущую в груди радость. Но прерывать игру не собиралась:
— Что вы такое говорите? Как вы смеете вкладывать в мои уста эти безумные, мятежные слова?
— Моя госпожа, я не вкладываю в ваши уста ничего, за исключением того, что, насколько я вижу, уже присутствует в вашей душе. Разве не может быть так, госпожа, что в тайных глубинах сердца вы сожалеете о том, что выбор не может пасть на вашего брата? — Он говорил ровным и спокойным тоном, ни на одном из двух его лиц нельзя было прочесть какого-либо выражения. Тем не менее от него исходило мощное моральное давление, — Скажите мне, госпожа, так ли это?
Наконец-то все было высказано.
Равно как и все жители планеты, Тизмет сначала приняла как должное, что короналем станет Престимион. Да и могло ли быть иначе? Ведь древняя традиция безоговорочно отказывала Корсибару в праве занять трон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13