Короли были давным-давно, еще на Старой Земле, и я готов
держать пари, что им поклонялись куда более диким образом, чем сегодня.
- И одни были утоплены собственными рабами, другие отравлены своими
министрами, третьи задушены своими женами, и свергнутые народом, которому
они якобы служили, и всякого последнего короля зарывали и забывали. -
Валентин почувствовал в себе странный жар злости и с отвращением сплюнул.
- А множество стран на Старой Земле обходились вообще без королей. Зачем
они нам на Маджипуре, эти экспансивные Коронали, страшный старый
Понтификс, прячущийся в своем Лабиринте, посланец скверных снов с
Суврейла? Нет, Шанамир, может, я слишком глуп для понимания этого, но для
меня это не имеет смысла. Это безумие! Эти восторженные вопли! Спорю, что
никаких восторгов нет, когда по улицам проезжает мэр Пидруда!
- Нам нужны короли, - настаивал Шанамир. - Этот мир слишком велик,
чтобы управляться одними мэрами. Нам нужны великие и могучие символы,
монархи, почти равные богам, чтобы держать все вместе. Смотри, смотри, -
мальчик указывал на балкон. - Видишь маленькую фигурку в белом плаще: это
Корональ Маджипура. Неужели ты не чувствуешь никакого трепета, когда я
говорю это?
- Никакого.
- И ты не взволнован, зная, что в этом мире столько миллиардов людей
и только один Корональ и что сегодня ты видишь его собственными глазами, а
больше никогда не увидишь? Ты не чувствуешь благоговения?
- Нет.
- Странный ты человек, Валентин. Я никогда не встречал другого
такого. Как может быть, чтобы человека не трогало лицезрение Короналя?
- Я, - сказал Валентин, пожав плечами, - и сам слегка запутался с
этим. Давай пойдем отсюда. Я устал от этой толпы. Давай найдем гостиницу.
Обходить площадь было долгим делом, потому что все улицы вели к ней,
а параллельных ей было очень мало. Валентин и Шанамир шли все
расширяющимися кругами, в то же время пытаясь держаться западного
направления, а цепочка животных безмятежно постукивала копытами вслед за
ними. Наконец они вышли из квартала отелей и богатых магазинов в район
складов и дошли до захудалой гостиницы с покосившимися черными балками и
обтрепанной соломенной крышей, со стойлами на заднем дворе. Шанамир
устроил своих животных и пошел через двор к жилью хозяина гостиницы,
оставив Валентина одного. Валентин ждал довольно долго. Ему показалось,
что он даже здесь слышит приглушенные расстоянием крики: "Валентин... Лорд
Валентин!" Но эти многочисленные выкрикивания его имени для него ничего не
означали, потому что это было имя другого человека.
Шанамир вернулся, легко и быстро пробежав через двор.
- Все устроено. дай мне какую нибудь монету.
- Пятьдесят?
- Мельче. Много мельче. Что-нибудь вроде полкроны.
Валентин достал монеты, рассортировал их при тусклом свете лампы и
протянул несколько потертых монет Шанамиру.
- За ночлег? - спросил он.
- Взятка сторожу, - и ответил Шанамир - Спальные места сегодня трудно
найти. Появление лишнего человека означает уменьшение места для остальных,
и если кто-нибудь сосчитает головы и пожалуется, сторож нас выкинет. Иди
за мной и помалкивай.
Они вошли внутрь дома. Там пахло соленым воздухом и плесенью. За
столом сидел жирный хьорт с серым лицом, похожий на огромную жабу, и
складывал узоры из игральных шнуров. Он только поднял глаза. Шанамир
положил перед ним монеты, и хьорт чуть заметно кивнул головой. Дальше шла
длинная узкая комната без окон, освещенная красноватым светом трех висящих
в разных местах ламп. Во всю длину комнаты на полу рядами лежали матрацы,
и почти все они были заняты.
- Сюда, - сказал Шанамир, слегка подтолкнув один матрац носком
сапога. Он быстро снял верхнюю одежду и лег, оставив место Валентину.
- Приятного сна, - сказал он.
- И тебе тоже, - сказал Валентин, разделся и лег рядом. Отдаленные
крики все еще звучали у него в ушах, а может и в мозгу, и это его удивило:
это могло относиться к ночному сну, а за ним следовало внимательно
следить, чтобы понять его значение, но сначала должен быть глубокий сон,
сон полного изнеможения. А утром? Новый день. Ничего не случится. Ничего.

4
Сон, конечно, был где-то среди ночи Валентин поместил себя на
некотором расстоянии от сна и следил за его развитием, как его учили с
детства. Сны имели большое значение: они были посланиями Сил, правящих
миром, и направляли жизнь человека. Они отклоняли опасность, потому что
были выражением глубочайшей истины. Валентин увидел себя идущим по
обширной пурпурной равнине под зловещим пурпурным небом и раздутым
янтарным солнцем. Он был один, лицо его было истощенным, с валившимися
глазами. Он шел, а земля перед ним растрескивалась, зияющие щели были
внутри ярко-оранжевыми, и из них выскакивали какие-то существа, как
детские игрушки из коробки, визгливо смеялись над ним и быстро отступали в
трещины, когда те закрывались.
Вот и все. Неполный сон, поскольку он ни о чем не рассказывал, не
имел рисунка конфликтов и решения. Это был только образ, странная сцена,
кусочек большой картины, которая еще не явилась ему. Валентин даже не мог
сказать кем послан этот сон: благословенной Леди с Острова Снов или
злобным Королем Снов. Он лежал, наполовину проснувшись, обдумывая
некоторое время сон и наконец решил не придавать ему большого значения. Он
чувствовал себя как-то странно отдаленным от своего внутреннего "я": будто
он вообще не существовал до вчерашнего дня. И даже мудрость сна теперь от
него скрыта.
Он снова уснул, и ничто не тревожило его сна, кроме недолгого, но
шумного дождя и снов он больше не видел. Его разбудил свет, теплый
золотисто-зеленый свет, льющийся с дальнего конца узкого длинного холла.
Дверь была открыта. Шанамира не было. Кроме Валентина, в комнате спали еще
двое.
Валентин встал, потянулся, размял руки и ноги и вышел во двор,
чувствуя себя бодрым, энергичным, готовым ко всему, что принес ему день.
Утренний воздух был плотным и влажным, но теплым и ярким, и ночной туман
исчез. С чистого неба шел жар летнего солнца. Во дворе росли три больших
вьющихся лозы, по одной на каждой стене; их искривленные стволы были шире
человеческой талии, глянцевитые лопатообразные листья имели глубокий
бронзовый оттенок, а молодая поросль - светло-красный. Лозы были усыпаны
ярко-розовыми цветами, похожими на маленькие трубы, но кроме цветов, на
них были также и созревающие плоды - тяжелые бело-голубые ягоды, блестящие
от влаги. Валентин сорвал одну ягоду и съел сладкая, с привкусом молодого
вина. Он съел вторую, потянулся за третьей, но передумал.
Обойдя двор, он заглянул в стойла и увидел животных Шанамира,
спокойно жующих солому, но самого Шанамира не было. Наверное, убежал по
делам. До Валентина донесся запах жаренной рыбы, и он сразу почувствовал
голод. Он открыл расшатанную дверь и оказался на кухне, где маленький
усталый человек готовил завтрак для дюжины постояльцев различных рас. Он
без интереса взглянул на Валентина.
- Я опоздал к завтраку? - мягко спросил Валентин.
- Садись. Рыба и пиво. Тридцать весовых единиц.
Валентин нашел монету в полкроны и положил на плиту. Повар дал ему
несколько медяков сдачи и бросил второй кусок рыбного филе на сковородку.
Валентин сел у стены. Несколько завтракавших собрались уходить. Стройная
гибкая женщина задержалась перед Валентином.
- Пиво в этом кувшине, - сказала она. - Обслуживай себя сам.
- Спасибо, - сказал Валентин, но она уже вышла.
Он налил полную кружку. Пиво было грубое, с резким привкусом. Через
минуту он получил рыбу, зажаренную до хруста, вкусную. Он быстро съел ее.
- Еще, - сказал он повару, который мрачно посмотрел на него, но
уступил.
Валентин заметил, что сидящий за соседним столиком хьорт, толстый, с
раздутым лицом, пепельно рябой кожей и большими выпуклыми глазами,
внимательно разглядывает его. Это странное наблюдение было неприятно
Валентину. Через некоторое время он быстро взглянул на хьорта. Тот
заморгал и отвел глаза.
Через несколько минут хьорт снова повернулся к Валентину и спросил:
- Только что прибыл?
- Ночью.
- Надолго?
- До конца фестиваля, во всяком случае, - ответил Валентин.
В этом хьорте было что-то, что инстинктивно не нравилось Валентину.
Может быть, просто его внешний вид, поскольку Валентин находил хьортов
непривлекательными, грубыми и надменными созданиями. Конечно, это было
нехорошо: ведь хьорты не виноваты, что так выглядят, и люди, наверное, им
тоже кажутся неприятными, тонкими существами с отвратительно гладкой
кожей.
Еще, возможно, Валентину не нравилось, вторжение в его жизнь -
разглядывание, вопросы. А может, и то, что хьорт был слишком размалеван
оранжевой краской. Но, так или иначе, он вызывал у Валентина чувство
тошноты и беспокойства.
Но ему было стыдно за такие предрассудки и не хотелось казаться
необщительным, поэтому он заставил себя улыбнуться и сказал:
- Меня зовут Валентин. Я из Ни-мойи.
- Далеко заехал, - сказал хьорт, шумно прожевывая пищу.
- Ты живешь неподалеку?
- Чуть к югу от Пидруда. Звать Виноркис. - Он нервно резал пищу, а
через минуту снова переключил внимание на Валентина, пристально
уставившись на него своими рыбьими глазами. - Ты путешествуешь вместе с
этим мальчиком?
- Нет. Я встретился с ним по пути в Пидруд.
Хьорт кивнул.
- После фестиваля вернешься в Ни-мойю?
Поток вопросов начал надоедать, но Валентин все же не хотел быть
невежливым даже перед такой невежливостью хьорта.
- Еще не знаю, - ответил он.
- Значит, думаешь остаться здесь?
Валентин пожал плечами.
- Я вообще ничего не планирую.
- М-мм, сказал хьорт, - хороший образ жизни.
Из-за гнусавой интонации хьорта трудно было понять, с одобрением это
сказано или с саркастическим осуждением. Но Валентина это мало беспокоило.
Он уже достаточно выполнил свои общественные обязанности, решил он и
замолчал. У хьорта, по-видимому, хватило ума не говорить больше. Он
покончил с завтраком, со скрипом отодвинул стул и неуклюже, как все
хьорты, поплелся к двери, сказав:
- Иди теперь на рыночную площадь. Оглядись там.
Валентин вышел во двор, где теперь шла странная игра. У дальней стены
стояли восемь фигур и перебрасывались кинжалами. Шестеро были скандарами,
крупными косматыми существами с четырьмя руками и грубой серой кожей, а
двое - людьми. Валентин видел их за завтраком, когда вошел на кухню -
стройная, гибкая женщина, с темными волосами и худой мужчина со строгим
взглядом удивительно белой кожей и длинными белыми волосами. Кинжалы
летели с ошеломляющей быстротой, сверкая в утреннем солнце, все лица были
зловеще сосредоточены. Никто ни разу не уронил кинжала, никто не схватился
за его острие, и Валентин даже не мог сосчитать, сколько кинжалов носилось
взад и вперед: все они, казались, постоянно бросались и хватались, все
руки были заняты, и все больше оружия летало в воздухе. Жонглеры, подумал
он, тренируются, готовясь к выступлению на фестивале.
Скандары, четверорукие и тяжеловесные, проявляли чудеса координации,
но мужчина и женщина не уступали им и жонглировали столь же искусно.
Валентин стоял на безопасном расстоянии, зачарованно следя за летающими
кинжалами.
Затем один скандар хрюкнул:
- Хоп!
И рисунок сменился: шесть чужаков начали бросать кинжалы только друг
другу, удваивая и вновь удваивая интенсивность, с которой они действовали,
а двое людей отошли в сторону. Девушка ухмыльнулась Валентину:
- Эй, давай с нами!
- Что?
- Играть с нами! - глаза ее лукаво блеснули.
- Опасная, я бы сказал, игра.
- Все хорошие игры опасны. Лови! - и она без предупреждения бросила
ему кинжал. - Как тебя звать, парень?
- Валентин, - выдохнул он и отчаянно схватил кинжал за рукоятку,
когда тот пролетел мимо его уха.
- Хорошо схватил, сказал беловолосый. - А ну-ка этот!
Он тоже метнул кинжал. Валентин засмеялся, схватил его чуть менее
неуклюже и встал, держа по кинжалу в каждой руке. Скандары, полностью
игнорируя эту сцену, методично продолжали посылать каскады кинжалов в обе
стороны.
- Верни бросок, - сказала девушка.
Валентин нахмурился и бросил излишне осторожно, глупо боясь задеть
ее. Кинжал описал слабую дугу и упал к ногам девушки.
- Ты мог бы бросить лучше, - насмешливо сказала она.
- Прости.
Он бросил другой кинжал с большей силой. Она спокойно поймала его,
выхватила еще один у беловолосого и бросила их один за другим Валентину.
думать не было времени: цап, цап - и он схватил оба. Пот выступил у него
на лбу, но он вошел в ритм.
- Давай, приказала она.
Он бросил ей один, второй, поймал от беловолосого третий и послал его
в воздух, но к нему уже летели один и другой. Хорошо бы это были игровые
тупые кинжалы, но он знал, что это не так, и стоял, волнуясь. Это занятие
вызывало у человека автоматизм, заставило тело сосредоточиться и, все
время глядя на подлетающий кинжал, уметь согласованно отправлять другой.
Валентин двигался равномерно, ловил, бросал, ловил, бросал, и все время
один кинжал летел к нему, а другой отправлялся. Валентин понял, что
настоящий жонглер должен пользоваться обеими руками одновременно, но он не
был жонглером, так что ухитрялся только скоординировать хватку и бросок. И
делал это хорошо. Он подумал, скоро ли произойдет неизбежный промах и он
будет ранен. А жонглеры смеялись и ускоряли темп. Он тоже смеялся вместе с
ними и бросал и ловил еще добрых три минуты, пока не почувствовал, что его
рефлексы слабеют от напряжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11