купить унитаз roca 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И кто, спрашивается, в том виноват?..
Поэтому в некотором роде приятна была и боль в плече, и мокрые ноги, и холод, покрывший кожу пупырышками. «Повод себя пожалеть», — беспощадно усмехнулся Вадим. Душа продолжала жаждать чего-то, и ему вдруг привиделась комната в родительской квартире. Красный ковер на стене, купленный во время свирепого дефицита и, соответственно, всеобщей моды на ковры, когда самые идиотские цвета шли нарасхват. Вадим никогда не любил этот ковер. Господи, почему?.. Как тепло и уютно, когда он висит на стене…
Включенный торшер. Дождь, шуршащий за окном. Кресло-качалка.
Рыжеволосая девушка, задремавшая в этой качалке под пестрым клетчатым пледом. Книжка, выпавшая у нее из руки…
Ведь мог бы он сейчас, вместо того чтобы тащиться на рандеву с Сергеем и впутываться в какую-то явную авантюру, спокойно и счастливо ехать домой, скажем, со сборов, и улыбаться, глядя сквозь ветровое стекло, и предвкушать, как бесшумно откроет дверь, поставит на пол тяжелую сумку, подойдет в одних носках, стараясь не скрипнуть паркетом, присядет возле кресла-качалки и станет гладить рыжие волосы той, что уснула с книжкой в руке, ожидая его. Ведь мог бы?..
Попытка пожалеть себя кончилась плохо. Никчемное самокопание вскрыло-таки нарыв, и мир заслонило слепящее: «но если я ЭТО потерял, тогда зачем все? ЗАЧЕМ?..»
На некоторое время Вадим перестал что-либо видеть перед собой и едва не налетел на коренастую приземистую тетку, катившую навстречу ему (не иначе с вокзала) тележку, нагруженную тремя одинаковыми полосатыми баулами. Вадим торопливо свернул зонт и юркнул в гостеприимно распахнутую дверь какого-то магазина, в свет и тепло.
Магазин оказался спортивным. Взгляд Воронова скользнул по велотренажерам, задержался на ярких шелковых одеяниях для ушу и остановился на теннисных ракетках, вывешенных над стеллажом. К струнам ракеток были нитками привязаны пушистые желтые мячики. Рядом красовались плакаты, посвященные теннису. На одной из фотографий Вадим увидел себя самого, вытянувшегося в великолепном прыжке.
Возле прилавка, отведенного под предметы для боевого искусства, женщина в брюках и куртке убирала в рюкзачок только что купленный оранжевый пояс. Сыну, безразлично решил Вадим, но потом по выражению лица понял: себе. Оранжевый, под сорок-то лет?.. А вот заслужила и счастлива. Не олимпийская, конечно, медаль. Не победа на соревнованиях в Риме. Зато никто не отнимет.
Вадим отвернулся и от женщины, и от своей фотографии, испытывая что-то похожее на тошноту. Зачем? Зачем все?..
По инерции он дошел до метро, но на часы больше не смотрел. Ему было безразлично, придет он вовремя или опоздает, и если опоздает, то станет ли Сергей его дожидаться. Не станет, значит, не судьба. Ну и пропади она пропадом, эта сулящая какие-то там перспективы работа…
Стоило ему появиться возле пешеходного перехода, как оранжевый «москвичек», точно в пародии на боевик, замигал ему фарами, потом снялся с места и подкатил, разбрызгивая лужи. Сергей распахнул правую дверцу:
— Давай! Я уж весь на дрянь изошел, думаю, куда пропал по дороге!
Вадим отряхнул зонт, забрался внутрь и пристегнул ремень. В машине было тепло и негромко работало радио. Сергей дождался зеленого света и покатил вперед по Литовскому проспекту. Вадим обратил внимание, что вместо привычной косухи на его приятеле был кожаный, но пиджак, а из-под него сияла белая рубашка. И галстук. И тонкий шелковый шарфик. И обычно задрипанный «Москвич» был начисто вылизан и внутри и снаружи. «А черт его знает, — сказал он себе, — вдруг Серый действительно…»
— Что-то ты какой-то… неотождествленный, — покосился на него Сергей. — Случилось что-нибудь?
Вадим поразмыслил и торжественно заявил:
— А я, между прочим, ни паспорта с собой не взял ничего.
— Да кому она нужна, твоя ксива! — фыркнул Сергей. — Ты со мной, а меня они знают. И все. Не имел ты, Вадька, дела с настоящими мужиками!
Вадим рассеянно слушал его возбужденную болтовню, собираясь спросить, куда хоть они едут. Тепло блаженно обволакивало озябшее тело, кожу кололи изнутри крохотные иголочки. Вадим откинулся затылком на подголовник, подумал о том, какое несчастье было бы вылезать наружу, если Сергей вдруг наедет на доску с гвоздями и…
Он проснулся, когда машина миновала площадь Победы и выскочила на Пулковское шоссе.
— …Билеты туда и обратно, так что завтра к вечеру уже и вернемся, — ничего не замечая, продолжал чесать языком Сергей. — Отзвонимся, доложимся, и по двести баксов в кармане! Не хило, а?.. А вот если понравимся…
— Это, значит, вроде как курьерами? — замедленно включился Вадим.
— Ну да, для начала. Я же говорю, не ахти что, но ведь на новенького!.. Вот потом, если понравимся…
— А что повезем-то? — Вадим поерзал на сиденье, поджал успевшие затечь ноги. — Знаешь, если дурь какую-нибудь, я…
— Да ты что, совсем не слушаешь, когда тебе объясняют? Какая дурь? Повторяю в четыреста тридцать восьмой последний раз…
— Ладно, — сказал Вадим. — Ты только из себя оскорбленную невинность, знаешь, не строй.
На шоссе было выставлено заграждение, но гаишник в блестящем от дождя плаще только скользнул равнодушным взглядом по «Москвичу» с двумя пассажирами вполне славянского вида. Машина миновала поворот на Пушкин и стала взбираться на Пулковскую высоту.
* * *
Ее звали Камей Мажик, но она об этом не подозревала. Равно как и о том, что широколицый человек с золотой цепью на шее купил ее прямо на выставке, вместе с почетной ленточкой и дипломом. Камей только помнила, как знакомые руки в последний раз вынули ее из корзинки, как хозяйка поцеловала ее и передала в другие руки, чужие. Камей не забеспокоилась: она давно привыкла к незнакомым людям, которые поднимали ее над головой, гладили, поворачивали, любовались, потом возвращали хозяйке. Однако на сей раз ее долго везли куда-то в плетеной клетке, поставленной на заднее сиденье автомобиля, и наконец выпустили в комнату, где она никогда еще не бывала.
— Порядок! Кошку вперед, теперь можно самим! — удовлетворенно сказал широколицый. Камей его не услышала. Как многие пушистые белые кошки с голубыми глазами, она была совершенно глухой. Человек справлял новоселье, но Камей так об этом и не узнала.
Сначала она с любопытством обследовала комнату, лестницу наверх и другие комнаты. Потом заскучала и стала искать уютное место, чтобы улечься и наблюдать за происходившим. Хозяйка не появлялась.
В гостиной был стеклянный потолок, и Камей полдня следила сквозь него за птицами, изредка щелкая зубами. Вечером в углу зажегся камин, а возле стены заработал телевизор. Камей любила следить за движущимися картинками, они забавляли ее. Она подошла поближе, а когда широколицый оглянулся и призывно похлопал себя по бедру, даже собралась было вспрыгнуть ему на колени.
— Кумявка!.. — в восторге заорал вдруг ее новый хозяин, и Камей, испуганная резким движением, на всякий случай отбежала подальше. А он, восхищенный тем, как расправился западный журналист с непроизносимой для него фамилией российского спортсмена, оглянулся и указал на нее пальцем: — Во дают, Кумявка!.. Эй, ты, как тебя там, твою мать, Камея! Все. теперь будешь Кумявкой!..
Это было давно, и хозяйка по-прежнему не появлялась.
Сегодня широколицый разводил что-то в пластмассовой ванночке на столе, когда появился еще один человек, которого Камей тоже никогда прежде не видела. Охранник проводил его в гостиную, и хозяин дома поднял руку, перепачканную синим:
— Ага! Здоров, Адрианыч!.. Митяй, тащи кота, пускай доктор посмотрит.
Павел Адрианович, а это был именно он, отнюдь не пришел в восторг от такой перспективы. Возможно, спортивный врач даже вспомнил хрестоматийную байку о знаменитом хирурге, предложившем художнику выкрасить дверь в ответ на просьбу вот так посмотреть художникову собачку. Как бы то ни было, он ничем своего неудовольствия не показал. Наоборот, доброжелательно улыбнулся и вытащил из кармана очки.
Охранник Митяй снял безропотную Камей с подоконника и понес ее доктору.
— Вот, — сказал хозяин дома. — Чуть не тонну зелени отвалил. Персидская называется. С вуалью.
— А это что в ванночке? — удивился Павел Адрианович, ощупывая ребра Камей. — Мыть хотите? А я-то похвалить собирался, какая, думаю, чистенькая…
— Мыть!.. — развеселился хозяин. — Мне тут для хохмы красящий шампунь подарили. Специальный кошачий. Думаю, зачем добру пропадать? Бегала белая, побегает теперь голубая…
Павел Адрианович вежливо засмеялся, одобряя хозяйскую шутку. Потом сказал:
— Я все привез, Валентин Эдуардович, как договаривались. Вот, в дипломате. Проверять будете?
В это время снова открылась дверь, и второй охранник впустил стройного молодого человека в светлом костюме. Следом зашел крепкий парень с волосами, коротко остриженными надо лбом и собранными в длинный хвост на затылке. Он кивнул Митяю, как старому знакомому. Валентин Эдуардович не обратил на него никакого внимания.
— Антошка! — тут же окликнул он человека в светлом костюме. — Ну-ка, отчини портфель! — Антон послушно поднял кейс на стол, расстегивая замочки, и хозяин снова развеселился: — Антошка, Антошка, пойдем копать картошку!..
На сей раз смеяться пришлось обоим: и Павлу Адриановичу и Антону. Охрана равнодушно безмолвствовала.
Пока Антон возился с бумагами, Валентин Эдуардович перечитал инструкцию к шампуню, потом посмотрел на стенные часы, сделанные в виде здоровенных наручных, и укорил Антона:
— А ты базланил, парни надежные! Опаздывают, между прочим!..
Ему только сейчас пришло в голову, что кошка может начать ерзать, а значит, крашеная мыльная вода забрызгает стол. Логичным казалось перенести всю процедуру в ванную. С другой стороны, был свой кайф и в том, что завтра за этот самый стол усядутся немалые люди и никакого понятия не будут иметь, как на нем красили кошку.
Хозяйка не раз купала свою любимицу перед выставками, но никогда еще Камей не вздергивали за шкирку, чтобы хвостом вперед сунуть в горячий раствор!.. Перепуганная кошка закричала, извернулась и что было мочи рванула когтями руку, больно стиснувшую кожу на загривке. Пальцы разжались. Камей упала на пол и со всех ног порскнула сперва в дверь, потом вверх по лестнице, шмыгнув мимо пожилой тетки, утюжившей пылесосом палас на ступеньках.
— Ловить!.. Всем ловить!.. — азартно заорал Валентин Эдуардович, тряся в воздухе расцарапанной рукой. — Ату ее!..
На столе образовалась порядочная лужа, грозившая мигрировать на штучный паркет, и последовал новый приказ:
— Тетя Паня, вытри-ка, пока не растеклось!.. Жека, волоки все в ванную!..
Рослый Жека взялся за пластмассовые края, но тут у него в кармане пискнула и захрипела рация. Выслушав, охранник проворчал: «Роджер», и доложил хозяину:
— Валентин Эдуардович, приехали.
* * *
— Сергей Петрович, пора!
Плещеев сбросил с себя остатки сна и только теперь понял, что, еще не проснувшись, добежал до телефона и снял трубку.
— Осаф Александрович, вы?
— Да я, я, Господи! Все, надо брать. Завтра же рано утром. Все там, в сборе. Так что сразу накроем эту шайку-лейку.
— Фаульгабер, Лоскутков знают?
— Да, завтра в пять.
— Лады. Справишься, Вадим Владимирович?
* * *
…Подобное бывало с Вадимом Вороновым в школе, когда учительница химии вела ручкой по списку в классном журнале и он вдруг понимал, что затаиваться и переставать дышать бесполезно: все равно вызовут именно его, и ничто уже не спасет. Вот так и теперь. Едва Серегин «Москвич» свернул с шоссе на дорогу, ведущую на Александровскую и далее в Пушкин, он со всей определенностью осознал, ГДЕ она остановится.
После кражи картины он постарался стереть Валерию из своей памяти. И ему это удалось: даже в казино он научил себя не помнить о ней. Именно не помнить, совсем, так, как будто ее никогда не было. И вот рок возвращал его в прошлое.
Сначала он увидел ярко светившиеся окна, — свет жгли так, будто внутри веселилась порядочная компания. Потом темным силуэтом проявился из дождя и сам дом. Благо как раз позади него подсвечивало низко ползущие тучи оранжевое зарево города.
Стало ясно, что судьба решила добить Вадима окончательно и навсегда. Еще несколько секунд, и он узнал не только место, но и сам дом. У него была неплохая зрительная память, — на плакатике в мастерской архитектора он видел один к одному то же самое, что плотной массой надвигалось теперь на «Москвич». Никуда не пропала даже башенка, из-за которой Валерия влюбилась именно в этот проект. Ей очень хотелось башенку. Рок издевался над ним. В ушах стояло щебетание бывшей жены, вызывавшее теперь чувство гадливости. Вадим стиснул зубы.
…И гараж — непременно на две машины. Это ведь непроходимая бедность, когда в семье всего одна машина. А уж когда выяснилось, что проект включает еще и гостиную с эркером, угловым камином и вторым светом в виде стеклянного фонаря во весь потолок!..
И вот теперь призрак Валерии вел развенчанного чемпиона к новому хозяину его бывшего дома. Чтобы ходить у него в шестерках.
«Нашелся же человек, — со злой тоской подумал Вадим. — Купил и достроил. Даже кустиками успел обсадить. Интересно, он-то хоть счастлив?..»
Казалось, Вадим видит сон. Валерия, присутствие которой он только что почти физически ощущал, куда-то пропала. Вместо нее возникла рыжеволосая девушка, свернувшаяся клубочком в кресле-качалке и задремавшая под пестрым клетчатым пледом…
— Ты смотри! — ткнул его локтем в бок Сергей. — Ну круто! Говорил я тебе, а? Говорил?..
«Москвичек» стоял перед металлическими воротами. Вадим присмотрелся и заметил видеокамеру, упрятанную в непромокаемый кожух. Камера бдительно поворачивалась, приглядываясь к сидевшим в машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61


А-П

П-Я