.. Наиболее яркой фигурой среди ультра является, бесспорно, "национальный советник" фаланги, директор газеты "Фуэро Нуэва" Блас Пиньяр. Вот один пример - Пиньяр комментирует визит президента Никсона в Москву: "То, чего Советский Союз добивался два года, он достиг за одну неделю. Все забыто, даже северовьетнамская (!) интервенция в Южный Вьетнам! Киссинджер и Никсон ничего не увидели, кроме "великолепной России", которой они пели в Москве дифирамбы!" Такой озлобленности я не встречал даже в тиранской прессе, которая отличается своими ожесточенными антисоветскими пируэтами... Однако Пиньяр Пиньяром, что называется, "собака лает - караван идет", но проблемы в промышленности и сельском хозяйстве, угроза инфляции - все это требует выхода Испании на серьезную арену международной торговли. Естественно, контрагенты не станут иметь дело с Испанией Пиньяра. Это понимают за Пиренеями все те, кому небезразлично будущее этой страны, населенной такими разными, но такими великолепными и мужественными людьми...
Все те двадцать дней, что я прожил в Испании, мои друзья пытались выяснить: нужна ли "красному" виза для посещения Андорры, и если "да", то где н как ее можно получить? Это были серьезные попытки серьезных людей, которые в высшей мере серьезно относятся к тому самому серьезному, что есть в мире, - ко времени. Друзья ничего не смогли мне ответить: никто в Мадриде не мог дать такого рода справки.
- Знаешь что, - предложил один приятель, - говори только по-английски, и пограничники даже не попросят твой паспорт, а победителя, в конце концов, не судят, - во всяком случае, так ты наверняка попадешь в Андорру.
Я ответил, что предложение, бесспорно, крайне заманчивое, но поинтересовался при этом, кто будет носить для меня передачи в полицейский участок. Приятель пообещал попросить у моего давнего друга матадора Луиса Мигеля Домингина пару старых быков с подпиленными рогами из Андалузии: "Тебе этого мяса хватит надолго". Поразмыслив, я от лестного предложения отказался и решил ехать в Сео-де-Урхель, и показывать пограничникам свой красный паспорт, и вернуться в Барселону, если не пустят в Андорру, а оттуда до Москвы рукой подать, если иметь в виду, что обратный билет из Марселя был куплен мною в Москве, на площади Свердлова.
Из Мадрида я выехал вечером, люди на перроне плакали так, будто уезжают не за пятьсот километров, а по меньшей мере за пять тысяч: видимо, относительно малые расстояния Испании компенсируются огромным темпераментом ее жителей.
В Сарагосу поезд пришел ночью; началась пора декабрьских ветров, и тяжелый туман промозгло висел над Эбро, и над узкими средневековыми улочками, и над замкнутым квадратом Пласа Майор, и город поэтому казался тронутым сединой.
Автобус в Лериду отправляется рано утром; там пересадка. Другой автобус довозит вас до пограничного Сео-де-Урхель.
В том, как идут автобусы, тоже сказывается отношение к местным расстояниям: после каждых ста километров - остановка возле маленького кафе, ибо сто километров - это много для здешних, укутанных в тяжелые деревенские пледы пассажиров. "Адский холод, три градуса тепла, можно превратиться в сосульку", - сказал мой сосед, зябко дуя на побелевшие пальцы.
И природа здесь меняется куда как быстрее, чем у нас. В Андалузии цветут апельсины - желто-красные мазки на фоне жирной зелени, растворяющейся в знойном мареве неба. А здесь, в Каталонии, всего в пятистах километрах к северу, земля голая, поросшая бурым ползучим кустарником, серые валуны и низкое небо; сложенные из огромных камней дома с узкими, длинными бойницами окон, и трубы, выведенные из форточек, заставляют вспомнить "буржуйки" студеных дней нашего сорок первого года.
А потом произошло чудо: чем выше забирался автобус по серпантину, уходящему в Пиренеи, тем заметнее менялась погода и картины природы окрест. Хребты и кряжи обрели характерный для гор Испании цвет - красный; небо стало синим, и солнце отразилось тысячами острых бликов в воде громадного озера, цветом похожего на лагуны Руидейры возле Эль-Тобосо, родины прекрасной Дульцинеи, - тяжелая, но в то же время прозрачная зелень, словно глаза астуриек в ранних сумерках, когда солнце уже ушло, но малиновый отсвет его остался.
...Испанский пограничник повертел мой паспорт в руках.
- Ты кто? - спросил он.
- Я советский.
Пограничник крикнул офицера. Тот вертел паспорт мучительно долго, смотрел на свет и, рассматривая мое фото, многозначительно улыбался. А граница - вот она, в десяти шагах. Странная граница: ни столба, ни поста - просто белая табличка на обочине и большие буквы на ней: "АНДОРРА".
- А на таможне вы были? - спросил офицер.
Шофер, который подвозил меня из пограничного Сео-де-Урхель, таможню проскочил, потому что чиновник, спросив, кого он везет, поцокал языком, пожелал мне хорошего отдыха и попросил шофера привезти из-за границы блок сигарет - в Андорре все цены на десять, а то и на двадцать процентов ниже, чем в Испании, - "страна без наценок", как утверждают туристские проспекты в Барселоне.
- Он ведь едет туда, - сказал шофер, - зачем же его смотреть?
- Ты что, против института таможенного контроля? - рассеянно поинтересовался офицер, по-прежнему не отрывая глаз от моего паспорта.
- Я - за таможенный досмотр, - вздохнул шофер.
- Тогда я спрашиваю еще раз: его проверили на таможне?
- Сеньор русо проверен на таможне, - солгал шофер, - у него нет наркотиков и оружия.
- Столица Советов - Москва? - спросил меня офицер. - Не так ли?
- Именно так.
Офицер еще более многозначительно посмотрел на пограничника. Тот на всякий случай одернул китель. Офицер медленно перевел взгляд на меня и сказал:
- Зимой в Москве бывают морозы. Разве нет?
- Бывают.
- Вот именно, - сказал офицер пограничнику и, поставив на моем паспорте штамп, попросил шофера: - Привези мне бутылку виски, деньги получишь после.
И вот мы миновали пост испанской пограничной охраны и оказались в Андорре, видимо единственной, кроме Монте-Карло, стране, не имеющей своих пограничников и армии. На всю державу только шестнадцать полицейских. Они следят за соблюдением правил уличного движения. Впрочем, более всего здешние блюстители порядка любят поговорить с приезжими издалека. Испанцев и французов здесь иностранцами не считают, поскольку статут "Принсштата Андорры" таков, что правят страной два принца: испанский "Епископальный", радетель интересов религии, и французский, представляющий Андорру за рубежом.
Пост "Епископального принца" недавно занял вместо старца Рамона-Иглесиаса-и-Наварры - по светским и церковным понятиям - молодой Хоан-Марти-и-Аланис; французским же по традиции является президент Франции (впрочем, Наполеон III был сначала президентом, а потом императором, но принцем Андорры он оставался в обоих своих качествах). С 1278 года в Андорре было сорок семь французских принцев и пятьдесят три испанских епископа; последние, как правило, являются одновременно духовными пастырями пограничного Сео-де-Урхеля.
Проехав третий по величине город Принсипата - Сан-Хулиан-де-Лория (сорок пятьдесят домов вдоль шоссе, из которых по меньшей мере двадцать пять заняты под отели, бары и рестораны, а нижние этажи всех остальных под магазины), мы поднялись еще выше. Потом дорога сделала крюк, и я оказался в столице Андорре, словно выросшей на скалах и окруженной снежными пиками Пиренеев. Белый город разбросан на первый взгляд хаотично: он словно бы смотрится в двух измерениях - вдоль по ущелью и сверху вниз по склону горы. Дома на вершине скалы кажутся игрушечными - так высоко они забрались. Таким же игрушечным видится громадное футбольное поле внизу, на берегу узенькой и бурной Гран Валира; каким-то чудом между двумя этими полукилометровыми разностями на скалах выросли дома, образующие главные улицы - Мэриджель и Карлемани.
Само название Андорра происходит из двух иберийских слов: "андо" "высший" и "оре" - "железо" (существует иная версия, базирующаяся на изначалии кельтского языка: "ан" - "дуть" и "дор" - "дверь", то есть "ворота, через которые дуют ветры"). И в кельтской и в иберийской версиях есть свои резоны, ибо Андорра действительно продувается ветрами с Атлантики и со Средиземноморья, и между востоком и западом в климате заметна разница (при общей протяженности страны в тридцать километров с севера на юг). Когда в столице льет дождь, в Пас де ля Каса, на французской границе, шелестит крупчатый, сухой снег. С другой стороны, нельзя с ходу отвергать и "иберийскую" версию, ибо единственная отрасль индустрии Андорры в прошлом- это добыча железной руды, в андоррских, естественно, масштабах. Как бы то ни было, в этом продуваемом ветрами городе, несмотря на возвышающееся над всеми домами здание радиостанции "Андорра", чем-то похожее на ресторан "Ахун" в Сочи, вас не оставляет ощущение, что попали вы в далекое средневековье; невольно вспоминаются слова поэтессы Изабеллы Санди, сказавшей: "...путешествие по Андорре - это путешествие во времени, а не в пространстве".
Ощущение это, однако, исчезло, как только я увидел на главной улице, у въезда в город, в маленьком книжном магазине, единственном на всю страну, громадное фото Ленина. Я попросил шофера остановить машину. В магазине, который является одновременно библиотекой, на самом видном месте стояли книги Маркса, Ленина, Горького, Островского, Макаренко, мемуары Жукова, материалы XXIV съезда КПСС, учебники по марксистской философии - и все это в десяти километрах от испанской границы, по ту сторону которой даже хранение такого рода литературы преследуется... Только тут я понял истинный смысл слов шофера, который говорил испанскому пограничному офицеру, пропускавшему меня в Андорру, что досматривать "красного" нет смысла, "ибо он едет туда, а не оттуда". Только в книжном магазине я понял, почему таможенники на границе останавливают все машины, идущие из Андорры, и тщательно потрошат багаж: контрабанда контрабандой, а идеология идеологией.
Самой могущественной организацией Андорры - по словам хозяина отеля "Консул", который, записывая данные моего паспорта, одновременно давал советы, где провести вечер, - является "Синдикат д'инисиатива".
- А что ж это такое? - поинтересовался я.
- Это бюро андоррского туризма. Его президента сеньора Казимиро Араджаля Дуро знают у нас все: он андоррец по национальности, во-первых, говорит на нашем государственном языке, а это каталанский язык, а не какой-нибудь там баскский или французский, во-вторых, и, наконец, потому, что его секретарь Роса Джордана побывала в Англии, куда надо летать самолетом.
Последний довод окончательно убедил меня в том, что "Синдикат д'инисиатива" воистину могущественная организация, ибо в Андорре коренные жители до сих пор не видели ни самолета, ни паровоза - только автомобилем можно добраться сюда (или верхом, по горным тропам, но это по карману только очень богатым).
Даже Синдик Женераль (так здесь именуют премьер-министра) сеньор Франсиско Фереро не пользуется такой популярностью в Андорре, как президент "Синдиката д'инисиатива", ибо Андорра, все 21 452 ее жителя, живет исключительно за счет туризма и беспошлинной торговли. (Любопытен национальный состав населения страны. Собственно андоррцев, то есть людей, говорящих на каталанском языке, в стране 6 462 человека, испанцев- 13035, французов - 1302; живут в Андорре и занесенные невесть какими ветрами 13 сальвадорцев, 32 индуса, 1 сенегалец, 5 австралийцев, 2 гвинейца...)
Я успел в "Синдикат д'инисиатива" за десять минут до закрытия. Сеньориты Росы Джорданы, "которая побывала в Англии", там не оказалось, но зато сеньорита Милар Монтане подробно рассказала мне о том, что здесь сообщают каждому иностранцу: где и как сделать выгодные покупки, как пройти в ночной клуб, сколько стоит почасовая оплата горнолыжного тренера, как приобрести лицензию на отстрел зайцев и коз, а равно и медведей (хотя здесь только один-единственный раз, лет двадцать тому назад, видели медведя в районе пика Менерс, но с тех пор медвежья охота пропагандируется в Андорре так, словно это любимое времяпрепровождение местных жителей) и каким образом добраться до семи наиболее известных исторических памятников.
Успех всякого путешествия, будь оно даже заранее подготовленным, зависит от везения, от случайного везения: в этом меня никто не переубедит.
Я шел по рано засыпающей Андорре, и небо было близким, а звезды казались нарисованными и ненастоящими - так велики были они, и шумела студеная рио Гран Валира, а от воды пахло свежепостиранным в Енисее бельем, и хрустел стеклянно ледок под ногами. А в маленьком баре "Фидель" было жарко и шумно, и говорили посетители о ценах на фотоаппараты, об отсутствии туристов в связи с плохой зимой - нет снега; о пошлине на табак (это второй вид "индустрии" Андорры, который, кстати, только еще развивается, потому что лишь в начале нынешнего века Франция и Испания отменили запрет на выращивание табака). В углу, возле запотевшего окна, сидел бородатый, седой старик в альпийской куртке и медленно тянул перно, чуть-чуть разбавленное водой и распространявшее сильный анисовый запах, и писал пальцем на стекле одно и то же слово: "революция"; каждый раз после "революции" он ставил вопросительный знак, усмехался чему-то, и лицо его становилось презрительным и скорбным.
Джордж Колвин, пятидесяти шести лет, новозеландец, ботаник (имеет двух взрослых детей, оба доктора медицины, каждый год меняют машины; Толстого и Диккенса читали в серии "Экономная литература" - "Война и мир" пересказана на 83 страницах), уехал из Веллингтона год назад.
- Я устал от всеобщей усталости, - сказал он, когда мы вышли из "Фиделя". - Я устал от безвременья, которое особенно страшно в век сверхскоростей, пожирающих время и тут же созидающих его; нужно быть филистерами и лжецами, чтобы в баре, носящем имя революционера, говорить только о деньгах... Я приехал сюда, потому что нашел в Лондоне книжку Рикардо Файтера (он произнес испанское имя на английский манер), которая называется "Легенды Андорры".
1 2 3 4 5 6