Наконец человек увидел ухееля вблизи. Тот был стар и одинок. Бросив грызть лежащее на земле тело, он жался к скале, не желая вступать в бой и в то же время сознавая, что, возможно, больше ему никогда не опередить своих более молодых и ловких сородичей и, стало быть, никогда не видеть желанного куска мяса. Намму потряс над головой занесенным камнем и громко крикнул, отгоняя падальщика. Сейчас он сильно пожалел, что не имеет с собой копья. Кожа с головы и шеи дракона высоко ценится доспешными мастерами. Нет ничего лучше для изготовления поножей и оплечий. Ни меч, ни стрела не возьмет их. Но взлетающего ухееля несложно поразить копьем в брюхо, где кожа мягче всего. Возможно, чувствуя недобрую мысль, шипоголовый летун бросил на чужака полный ненависти взгляд ярко-алых глаз и тяжело взмыл в едва светлеющее небо.
Намму перевел глаза с дряхлеющего стервятника на его неподвижную добычу. Это был мужчина средних лет, возможно, даже сверстник Намму. Нога его была вывернута и нелепо торчала в сторону. Вероятно, несчастный не удержался на склоне и, упав, сломал колено. Одежда его – длинная рубаха, подпоясанная кушаком, была грязна и местами разорвана. Намму опустился перед трупом на колени и начал развязывать кушак в надежде отыскать припрятанные монеты. Он напоминал себе старого ухееля, все еще кружившего над ним.
Монет в кушаке не оказалось. Да и сам пояс уже никуда не годился. Намму тихо выругался сквозь зубы и полез в лежавшую поодаль суму: ячменная лепешка, тыква-долбленка. Он поднес ее к уху и встряхнул – внутри еще плескалась вода. Забыв обо всем, Намму зубами вынул пробку и жадно припал губами к краю фляги. Наблюдая за обидчиком, ухеель с возмущенным клекотом отгонял того, кто лишил его законной трапезы, а теперь еще и не спешил воспользоваться ею сам. Этих драконов не зря именовали псами Таммуза Таммуз – бог царства мертвых в Вавилоне.

. Их мощные челюсти способны перемолоть любые кости. Вцепившись в жертву, они съедают её без остатка, чтобы потом доставить душу умершего в царство мертвых, Шел, где, по преданию, они обитают.
Намму отложил в сторону опустевший сосуд и вновь сунул руки в суму: пергаментные свитки и папирусы – ничего полезного. Впрочем, он вздохнул, быть может, в богатом Вавилоне и на этот товар найдется купец. Он перекинул суму через плечо и вновь усмехнулся.

Съеденное приятно тяготило желудок. Хотя, признаться, подобных лепешек он мог проглотить еще так штук пять, и хорошо бы не таких сухих и твердых, как обветренный камень, а мягких и свежих, только-только с горячего бока тандыра. Но как бы то ни было, двигаться стало легче, и сейчас он торопился дойти до ближайшего пастушьего жилья, покуда солнце хищным глазом не глянет вниз из зенита. Мог ли он подумать еще пять лун назад, что так вот будет влачиться по пустыне к обглоданным каменным ошметкам гор в поисках самого малого: еды, воды и убежища. Совсем недавно жизнь казалась ему если не беззаботной, то определенно забавной.
С тех пор как персы, вкупе с вавилонянами, разрушили его родную Ниневию, минуло уже более семидесяти лет, и город понемногу оживал, вновь наполняясь купцами и приезжей знатью, как выздоравливающий больной прежними силами. Конечно, теперь это была совсем не та Ниневия, о которой рассказывал отцу его дед. Теперь и следа не осталось от златопылающей столицы грозной ассирийской державы. Но память о временах невиданного богатства и могущества была еще жива, и – глаза Намму сузились, в уголках их появились острые лучики – и ему от былой славы перепадали немалые доходы. Еще недавно Намму считался халдейским жрецом-магом, посвященным во многие тайны, которые он хранил тем неукоснительнее, что на самом деле не ведал ни одной.
К чему ему были все эти секреты бытия, созерцание хода светил и познание души камней и злаков. Местные жители и без того верили его россказням о путешествии в мир теней, где души умерших открывали ему сокровеннейшие тайны, на ходу придуманные им самим.
Не так давно в окрестностях Ниневии он встретил богатого перса из свиты самого Кира Великого. Тот, прослышав о славе халдейского мага, поинтересовался, не поведали ли духи ассирийских царей минувшего, где схоронены их несметные сокровища. Легенды о спрятанных в последние дни перед нашествием мидийцев грудах золота и драгоценностей Намму слышал с детства. Однако видеть воочию кого-либо из тех, кто нашел хоть что-нибудь действительно ценное, ему не доводилось.
«Конечно», – ответил на вопрос Намму, придавая лицу вид мрачной загадочности. Он не ведает точно, где спрятаны сокровища, но то, что они есть и воистину бессчетны – сущая правда. От луны до луны знатный перс кормил Намму изысканными яствами и поил хиосским вином, а он между тем содержательно проводил время в общении с духами и в подготовке к решающему действию.
Однажды утром, сидя в тени пальмы, потягивая вино из золотой чаши, он, подозрительно оглядевшись по сторонам, тихо объявил заказчику, что дух Тиглат-Паласара III открыл ему тайну заветной сокровищницы. Сам Намму не может туда идти, ибо такова была воля духа. Но за вознаграждение готов указать персу местонахождение тайника. Он даже отвел того к расщелине в скале, сквозь которую в глубине пещеры были видны кожаные мешки, наполненные монетами, драгоценная утварь и блистающие каменья. Перс без промедления выдал ему требуемую сумму и, отмахнувшись от предостережения, что духи надежно стерегут свои клады, зашагал к указанному проводником тайному лазу. Его не было два дня, как, впрочем, и Намму. Когда же охотник за сокровищами мертвецов наконец увидел солнце, руки его тряслись и голова была абсолютно седой. Он не пожелал рассказывать, что видел в подземелье, и вскоре покинул Ниневию.
Во всех деталях о том, что ждало несчастных в пещере, мог бы поведать сам Намму, но и он хранил молчание. Расплатившись с друзьями и знакомыми за взятые у них блюда и кувшины, он стал поджидать новую жертву.
За вечерним пивом в харчевне у рынка он порою невзначай проговаривался, что горы золота лежат буквально под ногами, но, увы, все никак не сыщется смельчак, готовый их достать. Смельчаки тут же находились и аккуратно платили за пиво, обед и за то, что жрец укажет им путь к вожделенному сокровищу. Обратно халдейский маг провожал их уже абсолютно бесплатно, несолоно хлебавших и изрядно утративших веру в собственную храбрость. Все было прекрасно, покуда не явился этот…
Как говорил старик-отец: «Намму, делай все, что тебе заблагорассудится, но пусть те, у кого в руках власть и сила, глядят сквозь тебя. Помни, что полуденную тень не сечет бич и не волнует царский указ!»
Он не додумал начатую мысль. Пестрая вереница минувших дней, растаяв, уступила место дню нынешнему. Над рощей смоковниц, видневшейся чуть поодаль, вился сизоватый дымок, какой обычно поднимается над костром, когда пастухи поджаривают на вертеле молодого барашка. Голодный демон в желудке плотоядно заурчал и впился когтями в нутро, стараясь вывернуть его наизнанку. Намму заторопился в отчаянной надежде присоединиться к утренней трапезе.
Накормить и напоить странника – непреложный закон приграничья. При этом никто и никогда не станет расспрашивать у гостя, откуда тот прибыл и куда держит путь. Быть может, именно строжайшему соблюдению этих простых, но самой жизнью продиктованных законов и обязаны пастухи безопасному сосуществованию с двуногими волками и бескрылыми коршунами.
Путь к костру не занял много времени. Вскоре меж ветвей замаячило обложенное камнями огневище. Вокруг него в расслабленных позах лежало несколько человек. Намму остановился и насторожился. Что-то не так. Не похоже, чтобы пастухи так увлеклись созерцанием пляшущей в пламени саламандры, что не видят и не слышат ничего вокруг. Что-то не так! Он настороженно огляделся, прислушиваясь и силясь понять, что заставило тревожно биться его сердце. Ну конечно! Тишина. Ни лая собак, ни звука голосов, ни блеянья овец в загоне. Он приблизился, осторожно ступая, стараясь не спугнуть хрустом сухой ветки нависшую тишину.
От картины, открывшейся его взгляду, Намму передернуло. Он судорожно прикрыл рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Все пастухи как один были мертвы. В груди каждого из них торчало по длинной легкой тростинке с золотисто-красным оперением. Намму выдернул одну из них. Угловатый бронзовый наконечник хищно блеснул, выпуская кровь из раны. «Персы», – чуть слышно проговорил изгнанник, вновь оглядываясь по сторонам.
«О, Мардук, владыка судеб, многомудрый и справедливый! Чем же могли не угодить царю царей и попирателю непокорных бедные пастухи?» Над головой вновь раздался до отвращения знакомый недовольный скрежет вечно голодных ухеелей. Он задрал голову. Парочка крылатых обжор кружила над кострищем. Вдали, оттуда, где, по его расчетам, тек Евфрат, неслись еще два трупоеда. Намму знал, что обычай велит обложить каменьями мертвые тела, ибо души тех, что попадают в чертог Таммуза в когтях ухеелей, обращаются в неупокоенных призраков, демонов ночи, насылающих дурные сны и смертную тоску. Однако времени для последней услуги, которую человек может оказать человеку, у него сейчас не было. Внезапная мысль точно кипятком обожгла его сознание. Судя по тому, что костер еще горел, персы не успели далеко уйти, значит, драконы, недовольно описывающие круги над рощей, наверняка привлекут их внимание. Ведь не будь здесь кого-то, кто мешает падальщикам наброситься на пищу, твари бы уже давно набивали себе брюхо дармовой поживой.
Если эта мысль пришла в голову ему, то воины Кира, лучшие в обитаемом мире, который эллины называют Ойкуменой, без сомнения, поймут незамысловатый знак в небе. Намму весь обратился в слух. Ему показалось, что издали доносится конское ржание. Так ли это было или нет, он не желал выяснять и бросился опрометью подальше от ухеелевой добычи. Он бежал, не разбирая дороги, не всегда успевая перескочить через попадающиеся на пути камни. Намму падал, вскакивал и снова бежал. Он мчался, точно к ногам его внезапно приросли крылья. Сумка, полная свитков, колотила его по бедру, и он бы скинул ее, когда бы нашел в себе достаточно смелости, чтобы остановиться.
Берег Евфрата показался столь неожиданно, что он едва успел остановиться, удерживая равновесие, чтобы не рухнуть в воду. Синяя с прозеленью, та плескалась под ногами, маня к себе желанной прохладой, обещая утолить жажду и даровать отдохновение телу. Пальцы Намму сами собой впились в узел старого кушака, он начал было развязывать его и вдруг невольно замер, уставившись в одну точку. Совсем неподалеку от того места, где он вышел к реке, кипела работа. Сотни людей с заступами долбили землю у самого берега. Другие грузили в большие корзины смешанную с камнями землю, третьи куда-то тащили выкопанное, затем вновь возвращались за очередной ношей. Вокруг землекопов, то там, то здесь, пешие и конные, красовались персидские воины в характерных кожаных шапках.
Намму упал между камней, стараясь, как учил его отец, превратиться в змею, вылезшую погреться на солнце, довольную жизнью и оттого не желающую ни показать себя, ни даровать смерть ближнему. Удалось это или нет, но занятые подневольным трудом землекопы не обратили на него ни малейшего внимания, а стражу, вероятно, больше заботило, чтобы работники не разбежались. Благодарение Мардуку, они попросту не заметили его. Удостоверившись, что персы не спешат отрядить всадников на его поимку, Намму стал тихо отползать, продолжая в душе и сознании своем оставаться длиннохвостым аспидом, вылезшим погреться на солнце.

Огромные, выше ливанского кедра, Ламассу – крылатые человеко-быки – грозно взирали на чужаков, смеющих приблизиться к воротам могущественного Вавилона. Когда-то отец Намму рассказывал, что халдейские маги, желая захватить город, прельстили богатой добычей двух чудовищ из племени Ламассу, обитавшего у незримого устья Гидаспа. Гидасп – приток Инда. В настоящее время – река Джелама.


Неуязвимые для копий и стрел, эти чудовища буквально в считанные минуты растоптали войска прежнего властителя «Божьих врат» Вавилон в переводе с шумерского – «врата Бога».

. Но когда дело дошло до обещанного вознаграждения, маги тайными заклинаниями обратили Ламассу в камень. С тех пор в знак могущества халдейских царей они поставлены немыми каменными привратниками у стен великого города. И лишь когда последний наследник венца этой династии кровью смоет леденящие слова заклятия с каменной груди недвижимых стражей, они вновь обретут свободу.
Правдой это было или нет, Намму не знал. Так рассказывал ему отец – старый мудрый Абодар, который даже смерть долгое время обводил вокруг пальца, пока та, наконец, не застала его пьяным и спящим. Намму еще раз с опаской поглядел на каменных гигантов. Их бородатые лица были полны угрозы, так что ему стоило труда не отвести взор.
Позади грозных стражей виднелись проезжие ворота, куда медленно втягивались запряженные быками повозки. Животные недовольно косились на драконов и львов, украшавших стены Вавилона. Но те в своей мертвенной гордыне не желали сдвинуться с места, чтобы расправиться с упряжными животными.
– Стой, куда?! – Стражник в кожаном нагруднике с коротким, но увесистым копьем преградил дорогу Намму. Еще несколько его собратьев искали тени у задней ноги Ламассу, пристально наблюдая за происходящим. Фигура бородатого оборванца не внушала им доверия. В Вавилоне хватало и своих нищих.
– Ведаешь ли ты, с кем говоришь? – Бродяга из-под густых нависших бровей метнул гневный взгляд на глупца, преградившего ему путь.
Намму стоял гордо выпрямившись, лицо его было сурово и надменно. И хотя сейчас длинная черная борода самозваного мага не была уложена по моде ровными спиралями, а развевалась по ветру, – это лишь придавало изможденному страннику более грозный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9