Черт
подери, если бы он мог перестать о ней думать, если бы он забыл об этой
проклятой любви...
- Любовь, сын мой, тоже от бога.
- Как же, как же... Тут все болтают про любовь и дивятся, откуда она
такая берется. Тристан и Изульт... Рассказать тебе, поп, откуда взялась из
любовь, или как там это называется? Сказать, что их соединило? Это был я,
Моргольт. Прежде чем Тристан раскроил мне череп, я хорошенько угостил его
в бедро и уложил на пару недель в постель. А он, как только чуточку пришел
в себя, затянул в эту постель Златокудрую. Любой здоровый мужик сделал бы
то же самое, будь у него время и возможность. А потом менестрели пели про
Моренский лес и обнаженный меч. Все это дерьмо, не верю. Так что сам
видишь, поп, откуда берется любовь. Не от Бога, а от Моргольта. И вот
почему она столько и стоит, эта твоя любовь. Эта твоя la maladie.
- Ты святотатствуешь. Ты говоришь о вещах, в которых ничего не
понимаешь. Посему было бы лучше, если бы ты перестал о них говорить.
Я не трахнул ему между глаз оловянным кубком, который пытался смять в
руке. Вы спросите, почему? Я вам отвечу. Потому что он был прав. Я не
понимал.
А как я мог понять? Я не был зачат в несчастье и рожден в горе. Флэнн
и моя мать зачали меня на сене, и наверное, имели от этого зачатия немало
простой и здоровой радости. Дав мне имя, они не вкладывали в него какой-то
скрытый смысл. Они назвали меня так, чтобы было легко звать: "Моргольт,
ужинать! Моргольт, ах ты сучье вымя! Принеси воды, Моргольт!" La
tristesse? Дерьмо, а не la tristesse.
Разве можно мечтать, имея такое имя? Играть на арфе? Посвящать
любимой все мысли, все дневные занятия, а ночью бродить по комнате, потому
что не можешь заснуть? Черта с два. Имея такое имя, можно хлестать вино и
пиво, а потом блевать под стол. Разбивать нос кулаком. Раскраивать головы
мечом или топором, а то и самому получать по морде. Любовь? Некто по имени
Моргольт лезет под юбку, а потом валит наземь. А потом засыпает. А если в
душе что-то заиграло, то говорит: "Да, деваха ты славная, Меир О'Коннел,
всю бы тебя с охотой слопал, а особенно твои сиськи". Ищите хоть три дня и
три ночи, не найдете здесь и следа la tristesse. И следа. И что с того,
что я люблю глядеть на Бранвен? Я на многих люблю глядеть.
- Пей, поп. И наливай, не трать время. Что ты там бормочешь?
- Все в руках Божиих, sicut in coelo et in terris, amen.
- Может, in coelo все, но уж наверняка не все in terris.
- Ты богохульствуешь, сын мой. Cave!
- Ну чем ты меня хочешь напугать? Громом с ясного неба?
- Я не пугаю тебя, я только боюсь за тебя. Отталкивая Бога, ты
отталкиваешь надежду. Надежду на то, что если придется совершить выбор, ты
совершишь его верно и примешь верное решение. И что ты не будешь
беззащитен.
- Видишь ли, поп, жизнь - с Богом или без него, с надеждой или без
нее - это дорога без конца и без начала, дорога, что ведет нас по
скользкому краю гигантской жестяной воронки. Большинство людей даже не
замечает, что все время ходят по кругу, бесчисленное множество раз проходя
мимо одной и той же точки на скользком узком кольце. Но есть такие,
которым случается соскользнуть. Упасть. И тогда им конец, никогда уже не
вернутся они на краешек, никогда уже не пойдут они по кругу. Они катятся
вниз, до того мгновения, когда все встретятся у выхода воронки, в самом
узком месте. Они встретятся, но лишь на мгновение, потому что дальше, под
воронкой, их ждет бездна. И вот этот замок на скале, в которую бьются
волны, как раз и есть это место. Горлышко воронки. Ты понимаешь это, поп?
- Нет. Но мне все же кажется, что и ты, в свою очередь, не понимаешь
причину, по которой я это не понимаю.
- А-а-а, ну его к черту и с причинами и со следствиями, sicut in
coelo et in terris. Пей, монах.
Мы пили до поздней ночи. Капеллан перенес это на удивление хорошо. Со
мной было хуже. Я страшно напился, честное слово. Но я заглушил в себе...
все.
Во всяком случае так мне казалось.

Сегодня у моря свинцовый цвет. Сегодня море сердится. Я чувствую его
гнев и отношусь к нему с уважением. Мне понятна Бранвен, понятен ее страх.
Мне непонятна только его причина. И ее слова.
Сегодня замок стоит пустой и пугающе тихий. Тристана сжигает горячка.
Изульт и Бранвен ухаживают за ним. А я, Моргольт из Ольстера, стою на
стене и гляжу в море.
Ни следа паруса.

Когда она вошла, я не спал. Я даже не удивился. Все шло, словно я
ожидал этого: странная встреча на берегу, скачка по дюнам и засоленным
лугам, дурацкая стычка с Беком Де Корбином и его дружками, вечер при
свечах, тепло ее тела, когда я обнял ее на стене, а над всем этим - аура
любви и смерти, наполняющая Кархаинг - все это только приблизило нас друг
к другу, связало. Я уже стал ловить себя на том, что мне будет трудно
расстаться...
С Бранвен.
Она не сказала ни слова, лишь расстегнула брошь, скреплявшую плащ на
плече и опустила на пол тяжелую ткань. Потом она быстро сняла рубаху,
простую, чуть ли не домотканую, какие обычно носят ирландские девушки. Она
повернулась боком, обагренная огнем, ползущим по поленьям камина, который
следил за ней алыми зрачками углей.
Я, тоже не говоря ни слова, подвинулся, дав ей место рядом с собой.
Она легла, очень медленно, отворачивая лицо. Я накрыл ее шкурами. Мы
продолжали молчать, лежали неподвижно, глядя на тени, пляшущие на потолке.
- Я не могла заснуть, - сказала она. - Море...
- Понимаю. Я тоже его слышу.
- Я боюсь, Моргольт.
- Но я же вместе с тобой.
- Будь со мной.
Я обнял ее, как можно ласковей, как можно осторожней. Она обхватила
мою шею своими руками, прижалась лицом к моей щеке, пугая своим
лихорадочным дыханием. Я осторожно касался ее, скрывая радостное желание
сжать ее покрепче, сильно и жадно гладить ее, мне будто приходилось
гладить перья сокола, ноздри пугливого коня. Я касался ее волос, шеи, рук,
ее полных, удивительной формы грудей с маленькими сосками. Я поглаживал ее
бедра, которые совсем недавно, подумать только, казались мне излишне
тяжелыми, а оказались восхитительно округлыми. Я касался ее гладких ног,
касался ее женского естества, места неназванного, ибо даже в мыслях не
осмелился назвать его так, как привык это делать, никаким из ирландских,
уэльских или саксонских слов. Ибо это было бы так, как Стоунхендж назвать
кучей камней. Как если бы Гластонбери Тор назвать холмом.
Она дрожала, подаваясь навстречу моим ладоням, направляя их
движениями своего тела. Она настаивала, требовала немым стоном, резким,
отрывистым дыханием. Она просила минутной податливостью, мягкая и теплая,
чтобы через миг напрячься и застыть трепещущим бриллиантом.
- Люби меня, Моргольт, - шепнула она. - Люби меня.
Она была смелая, нетерпеливая и жадная. Но беззащитная и бессильная в
моих руках, она была вынуждена поддаться моей спокойной, осторожной,
неторопливой любви. Именно такой, как хотелось мне. Такой, какой бы я
хотел для нее. В той, что она пыталась мне навязать, я чувствовал страх,
жертвенность и отступление, а мне не хотелось, чтобы она боялась, чтобы
чем-то жертвовала ради меня, чтобы отступалась от чего-либо.
Во всяком случае, так мне казалось.
Я чувствовал, как замок дрожит в медленном ритме бьющих о скалы волн.
- Бранвен.
Она, вся раскаленная, прижалась ко мне. Ее пот пах мокрыми перьями.
- Моргольт... Как хорошо...
- Что, Бранвен?
- Как хорошо жить.
Мы долго молчали. А потом я задал ей вопрос. Тот, которого не должен
был задавать.
- Бранвен... А она... Изульт приплывет сюда из Тинтагеля?
- Не знаю.
- Не знаешь? Ты? Ее доверенное лицо? Ты, которая...
Я замолчал. "Господи, какой же я кретин, - подумал я. - Какой надутый
болван".
- Не мучайся, Моргольт, - сказала она. - Спроси у меня про это.
- Про что?
- Про первую брачную ночь Изульт и короля Марка.
- А, про это? Представь себе, Бранвен, это меня не интересует.
- А мне кажется, что ты лжешь.
Я не возражал. Она была права.
- Все было так, как об этом и рассказывают, - тихо начала она. - Мы
хитроумно поменялись с Изульт в ложе Марка, только погасли свечи. Не знаю,
не думаю, что это было необходимо. Марк был настолько очарован
Златокудрой, что без всяких упреков принял бы то, что она не девственница.
Такие мелочи его не интересовали. Но произошло то, что произошло. Главным
были мои угрызения совести за то, что произошло на корабле. Мне казалось,
что это я во всем виновата, я и тот напиток, который я им подала. Я сама
вбила это себе в голову и теперь хотела выплатить этот долг. Только потом
стало известно, что Изульт и Тристан спали друг с другом еще в Байле Ата
Клиат. Что я была ни в чем не виновата.
- Ладно, ладно, Бранвен. Не надо подробностей. Успокойся.
- Нет, выслушай до конца. Выслушай то, о чем молчат баллады. Изульт
приказала мне, только я дам доказательство девственности, немедленно
убираться с королевского ложа и снова поменяться с ней местами. Может, она
боялась, что обман раскроется, а может, просто хотела, чтобы я не слишком
привыкла к королю... Кто знает? Они были с Тристаном в соседней комнате,
весьма занятые друг другом. Но освободившись от его объятий, она, голая,
даже не поправив растрепанных волос, пошла к Корнуэлльцу. А я - тоже голая
- осталась с Тристаном. До самого утра, сама не зная, как и для чего.
Я молчал.
- Но и это еще не все, - продолжила Бранвен, повернув голову к
камину. - Потом еще был медовый месяц, когда Корнуэлл ни на шаг не отходил
от Изульт. Ясно, Тристан не мог быть близок с ней. Но мог со мной. Не буду
вдаваться в подробности - через месяц я уже любила его. Больше жизни. Я
знаю, что ты удивлен. Да, правда, нас объединяла только ложь, Тристан -
это было понятно мне даже тогда - пытался заглушить в себе любовь к
Изульт, ревность к Марку, чувство вины. Я для него была всего лишь
заменой. И то, что я знала об этом, мне совершенно не помогло.
- Бранвен...
- Потерпи, Моргольт. Это еще не конец. Медовый месяц прошел, Марк
вновь вернулся к обычным королевским делам, так что у Изульт появилось
множество возможностей для встреч с Тристаном. А Тристан... Тристан вообще
перестал меня замечать. Мало того, он стал меня избегать. А я от любви к
нему сходила с ума.
Она замолчала, нашла среди шкур мою руку и стиснула ее пальцами.
- Несколько раз я пробовала забыть о нем, - сказала она, глядя в
потолок неподвижными глазами. - В Тинтагель было множество молодых, не
очень переборчивых рыцарей. Из этого ничего не вышло. И однажды утром я
выплыла на лодке в море. А когда оказалась достаточно далеко от берега, то
бросилась за борт.
- Бранвен, - сказал я, обняв ее крепко-крепко, чтобы хоть так
успокоить сотрясавшую ее дрожь. - Это все в прошлом. Забудь о нем. Как и
многих других, тебя затянуло в водоворот их любви. Любви, которая сделала
их несчастными, а для других вообще оказалась смертельной. Ведь и я... Я
получил по голове, хотя только слегка коснулся их любви, сам того не
ведая. В Дунн Логхайр Тристан победил меня, хотя я был и сильней, и
опытней. Потому что тогда он сражался за Изульт, за свою любовь. Я не знал
об этом и получил свое, но все равно - как и ты - должен благодарить тех,
кто был рядом и счел нужным прийти на помощь. Спасти нас. Вытащить из
бездны. И нас спасли, и тебя, и меня. Мы живы, а все остальное пусть
катится к черту.
Она положила свою руку мне под голову, провела пальцами по волосам,
коснулась шрама, идущего от темечка до уха. Я поморщился. Волосы на шраме
у меня растут во все сторону, и потому простое прикосновение вызывает
иногда невыносимую боль.
- Водоворот их любви, - прошептала она. - Нас засосал водоворот их
любви. Тебя и меня. Но вот спасли ли нас на самом деле? А вдруг мы вместе
с ними погружаемся в бездну? Что нас ожидает, Моргольт? Море? Ладья без
руля?
- Бранвен...
- Люби меня, Моргольт.
Я пробовал быть нежным. Я старался быть деликатным. Я пытался быть
одновременно Тристаном, королем Марком и сразу всеми не очень
переборчивыми рыцарями из Тинтагеля. Из целого клубка желаний во мне я
оставил лишь одно - мне хотелось, чтобы она забыла. Забыла обо всем. Я
хотел, чтобы в моих объятиях она думала только обо мне. Я старался. Хотите
верьте, хотите нет.
Но все напрасно.
Так мне, по крайней мере, казалось.

Ни следа корабля. Море...
Море цвета глаз Бранвен.
Я мечусь по комнате, как волк в клетке. Сердце бьется так, словно
хочет сломать мне ребра. Что-то сжимает мне горло, что-то удивительное,
сидящее во мне. Я в одежде бросаюсь на кровать. К черту! Я закрываю глаза
и вижу золотистые искры. Я чувствую запах яблок. Бранвен. Запах перьев
сокола, что сидит на моей перчатке, когда я возвращаюсь с охоты. Золотые
искры. Я вижу ее лицо. Вижу изгиб щеки, маленький, слегка курносый нос.
Округлость плеча. Я вижу ее... Ношу ее...
Я ношу ее на внутренней стороне век.

- Моргольт?
- Ты не спишь?
- Нет. Не могу... Море не дает мне заснуть.
- Я с тобою, Бранвен.
- Как долго? Ты знаешь, сколько времени нам осталось?
- Бранвен?
- Завтра... Завтра прибудет корабль из Тинтагель.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
Молчание.
- Моргольт?
- Да, Бранвен.
- Мы связаны, вплетены в этот мучительный круг, прикованы цепью,
затянуты в водоворот. Завтра, здесь, в Кархаинге, цепь лопнет. Об этом я
знала, когда встретила тебя. Когда выяснилось, что ты жив. Когда
выяснилось, что и я живу. Только мы живем уже не ради себя, уже нет, мы
всего лишь малая частица судеб Тристана из Лайонесс и Златокудрой Изульт с
Зеленого Острова. А здесь, в замке Кархаинг, мы нашли друг друга лишь
затем, чтобы сразу утратить. Единственное, что нас объединяет - это
легенда о любви.
1 2 3 4 5 6