С единственным отличием: Саффолк, отчаявшись урезонить дочь, больше не призывал ни к терпению, ни к разуму.– Она ваша жена, Роберт, – подытожил он, – и ваша задача – заставить ее это понять. Я уже сообщил ей, что на этот раз вы увезете ее в Чартли. Если вам и там не удастся ее сломить, значит, черт побери, вы ее не заслуживаете. – Он положил руку на мясистое плечо молодого человека. – Пора укротить ее. Она принадлежит вам. И пусть она это поймет. Памятуя напутствие тестя, его светлость отправился укрощать жену. Он ворвался к ней в будуар как был, не сняв тяжелых сапог для верховой езды и весь забрызганный грязью, потому что проскакал по размытой дождями дороге пятьдесят миль. Камеристку леди Эссекс Катерину, которая вышивала, сидя у окна, он решительно отослал прочь. Ее светлость же в это время писала очередное письмо своему возлюбленному в Уайтхолл – она занималась этим почти что каждый день. Взглянув через плечо на вошедшего, она спрятала листочки в ящик и решительно встала. Лицо ее побледнело, но скорее от гнева, чем от страха.– Вы вернулись так скоро, милорд! – воскликнула она.– Я вернулся, мадам, чтобы объявить вам: время, отпущенное на ожидание, кончилось. – Он был зол, но это ее нисколько не смутило.– Ах, какой вы замечательный, нежный возлюбленный! С каким изяществом вы приступаете к завоеванию женского сердца!– Если бы вы были добры ко мне, вы бы не могли жаловаться на отсутствие нежности и деликатности, – защищался он.– Прекрасно! Значит, поскольку я не проявляю к вам должной доброты, вы решили силой заставить меня быть доброй. Вы ворвались сюда в сапогах со шпорами, словно во вражескую крепость. Но эта цитадель, милорд, никогда не покорится под напором дурных манер!Он постарался обуздать растущий гнев:– Какие же манеры угодны вам, мадам? Расскажите, чтобы я мог действовать соответствующим образом.– В вашем арсенале нет таких средств. Я думала, вы это понимаете.– Вы слишком много думаете, мадам. В будущем вы будете избавлены от этих трудов. С настоящего момента думать буду я, а вы – выполнять мои замыслы.Она внимательно разглядывала его, ее губы кривились в насмешке.– Вы становитесь лучшим кавалером. Я вижу у вас в руках плеть, это что, один из ваших способов ухаживания?Он с проклятием отшвырнул плеть, за нею последовала и шляпа.– Вы довели меня до предела, – объявил он.– Я так и думала, что это ваш предел, милорд.Он мрачно ее разглядывал, лицо его стало багровым, он потирал толстой рукой толстый подбородок. Она, конечно, побойчее на язык, чем он, и, понимая это, он злился все больше.– Вы остроумны, миледи, но это вам не поможет. Завтра вы отправляетесь со мной в Чартли. Я уже достаточно терпел. Вы моя жена, мадам, и будете вести себя соответственно.Он увидел, как она побледнела, а в глазах, где прежде блистал только вызов, появился страх.– Даже если я и жена, сэр, что я никогда не признаю, я все же не рабыня. Мне нельзя приказывать.– Вы заслуживаете того, чтобы вам приказывали. Если бы вы вели себя, как настоящая жена, вы нашли бы во мне доброту и любовь. Но вы взбунтовались, и потому не рассчитывайте на мягкость. Но и в том, и в ином случае я все же остаюсь вашим мужем и господином. А поскольку вы любите думать, мадам, советую вам задуматься над этим.– О, Боже! – вскричала она и затем, уже не сдерживаясь: – Урод! Мужлан! Животное!Он подозревал, что поведение его вполне соответствует этим эпитетам, и потому взбесился. Он надвинулся на леди Эссекс и с силой схватил ее за плечи:– Если я мужлан и зверь, то только потому, что вы сами сделали меня таким.Он намеревался хорошенько встряхнуть ее, дать ей почувствовать силу, но, заметив в ее глазах отчаянный страх, сдержался. Он продолжал сжимать ее своими грубыми ручищами, и это прикосновение, этот физический контакт с ней вызвал у него острое желание – она была так прекрасна, эта стройная хрупкая женщина, смотревшая на него сверху вниз. Повинуясь инстинкту, он притянул ее к себе, и в голосе его зазвучала мольба:– Будьте доброй, Фрэнсис, и, клянусь Богом, вы узнаете, какой искренней и нежной может быть моя любовь. Эти слова пробудили ее от столбняка, и она резко оттолкнула его.– Милорд, от вас мне нужно лишь одно. Он выругался, повернулся на каблуках, подобрал шляпу и плеть и уже в дверях рявкнул:– Хватит! Завтра едем в Чартли. Вы отправитесь туда, пусть даже мне придется связать вас по рукам и ногам. Потрудитесь соблюдать приличия, тогда все будет для вас куда проще, – и он громко хлопнул дверью.Ее светлость дрожала, ноги не держали ее. Она села, чтобы обдумать свое положение. По закону она принадлежала этому хаму, считавшему себя аристократом. Этот мужлан только что продемонстрировал ей, что нет в нем ни благородства, ни доброты, которые помогли бы обойти закон. Она почти что проклинала свою красоту, это красота виновна в том, что он так возжелал ее. Надо что-то предпринять! Что-то практическое! Факты есть факты, и их надо принимать во всеоружии.Вечер она провела в своих покоях. Родные стерпели ее отсутствие, они посмеивались над ней, отпускали по ее поводу шуточки: как же, ведь завтра супруг и хозяин отвезет ее в Чартли.Но наутро вошедшая разбудить ее служанка нашла постель пустой. Как выяснилось, из конюшни исчезли также две лошади и грум. Муж, отец и мать беглянки собрались на совет, чтобы составить план возвращения «сумасбродной девчонки».К этому времени «сумасбродная девчонка» уже успела испугать старого графа Нортгемптона – она ворвалась в его дом и потребовала убежища.Его светлость только что проснулся и потому принял племянницу в спальне. Он не без сочувствия выслушал рассказ об ужасах, которые ей пришлось претерпеть: для него, как и для нее, было просто немыслимым, чтобы женщина могла перенести объятия человека столь отвратительного, как Эссекс. Однако старый граф был куда дальновиднее: он заметил, что ее отношение к Эссексу коренится в неких несчастливых предположениях, которые, в свою очередь, коренятся в той приязни, которая возникла между нею и Робертом Карром.– А если и так? – вопрошала она. – Неужели девушка не может отдать свою любовь тому, кому велят ее чувства?– Девушка – «да», – кивнул он старой плешивой головой. – Но жена…– Да, жена, но я девица и останусь ею, пока буду женой этого Эссекса!Старик был глубоко расстроен. Он-то всегда считал, что нет никакого смысла сражаться с неизбежным. Чего этим можно достичь? Только сердце разобьется. Если бы Эссекс согласился подать совместное с ней прошение, тогда брак был бы аннулирован. Но он не может быть аннулирован, если прошение подает только одна сторона. Нет на это никакого закона, потому что то, что было бы добром для нее, стало бы злом для Эссекса. Пусть она подумает над этим. И пусть поразмыслит о положении Эссекса. Как и она, он связан обязательством, которое дал в возрасте, когда еще не был готов к сознательному ответу. Но ему и в голову не приходит нарушить это обязательство – увидев ее, он понял, что о такой жене он и мечтать не мог. Кто сможет винить его за это? Стоит также подумать и о положении в свете: в качестве графини Эссекс она будет одной из первых дам в королевстве. Разве может она позволить любовному увлечению, которое, кстати, не приведет ни к чему хорошему, разрушить такие перспективы?Нортгемптон пространно говорил о любви – с точки зрения холостяка, который никогда не относился к чувству серьезно. Это же разрушительная сила, она сбивает мужчин и женщин с пути истинного и заставляет совершать чудовищные глупости! Но эта сила не вечна – ее растрачивают как сопротивление, так и податливость ей, причем податливостью она уничтожается куда скорее, чем сопротивлением. Ах, если бы она послушалась старика, втрое старше ее, видевшего за свою жизнь сотни костров страсти, от которых потом оставался только пепел!Но ее светлость не желала слушать: эти слова казались ей кощунственными. С горечью она признала, что, хотя старый дядюшка и благоволил к ней, даже помогал в ее любовном приключении, вряд ли стоит ждать от светского циника безоговорочной поддержки.И все же она получила в этом доме пристанище. Более того, дядюшка заверил, что, когда за ней явятся отец и муж, он постарается оттянуть отъезд в Чартли и даже попробует склонить графа Эссекса прислушаться к ее аргументам. На самом деле он сразу понял, что если Эссекс согласится аннулировать брак и Фрэнсис станет свободной, чтобы выйти за Рочестера (конечно, при условии, что Рочестер жаждет стать ее мужем так же страстно, как жаждал стать ее возлюбленным), то тогда ее положение в свете отнюдь не пострадает, а сам Нортгемптон даже сможет кое-что на этом выиграть.Ее светлость и сама не бездействовала – в то же утро она отправилась в «Золотую прялку» на Патерностер-роу, немало напугав Анну Тернер и внезапным появлением, и своим лихорадочным беспокойством.Вестона тут же отправили в Уайтхолл с наказом как можно скорее доставить сюда лорда Рочестера. Поджидая возлюбленного, ее светлость поведала сочувственно кивавшей вдове свои горести. Вдова посоветовала вновь прибегнуть к услугам Саймона Формена.– А чем Формен может помочь? Вдова развела руками:– Не знаю. Но я уверена, что, если он возьмется, он добьется желаемого. Он обладает великой силой.Когда прибыл его светлость, они еще не успели найти решения. Он ворвался в гостиную, запыхавшись от быстрого шага и нетерпения.– Фэнни! – вскричал он, раскрыв объятия.В ту же секунду она уже рыдала на его мужественной груди, а деликатная Тернер удалилась, плотно притворив за собой двери.После бурных объятий и поцелуев, после взрывов радости и горя пришло время раздумий о том, что можно предпринять, и это уж было куда труднее, чем целоваться.Она доверчиво развернула перед ним всю картину своих мук и ждала от него совета. Однако наш герой разочаровал даму. Если клятвы и заверения в вечной любви изливались из него неостановимым потоком, то когда дело дошло до обсуждения мер практических, ничего, кроме невразумительных междометий, он издать не мог.Он даже начал повторять речи старика Нортгемптона: они, мол, столкнулись с неизбежным. Он уповал на то, что Эссекс проявит себя человеком чести, но поскольку тот отказался вести себя по-рыцарски, он, Рочестер, даже и не знает, что теперь предпринять.Изменить ситуацию могла бы только смерть Эссекса – и тут мысли Рочестера приняли иное направление. Решено. Он найдет повод поссориться с Эссексом и вызовет того на дуэль. Тут ее охватила настоящая паника: ведь на дуэли могут убить самого Рочестера! У Эссекса была репутация хорошего бойца, он вообще известный задира. Нет, на такое она не согласна.Ей потребовалось немало усилий, чтобы отговорить Рочестера от этого плана. Поразмыслив, он также увидел его несостоятельность: король Яков считал дуэли преступлением непростительным, и даже если бы Рочестеру удалось победить врага и как-то утихомирить короля, тот все равно не дал бы разрешения на такой брак, при котором жених освободил бы невесту от прежнего супруга.Все эти разговоры ни к чему не привели, и она пребывала в отчаянии не меньшем, чем когда приехала на Патерностер-роу. Более того: она почувствовала некоторое разочарование в любимом Робине – он до такой степени устрашился трудностей, что, как ей казалось, готов был от нее отказаться. Неужто любовь от препятствий может стать слабее? Неужто она, эта любовь, начала гаснуть? Миледи вспомнила слова старого Нортгемптона об эфемерности человеческих страстей, и к прежним ее страхам прибавился новый.Оставалась последняя надежда – Анна Тернер. Если и Тернер подведет, леди Эссекс остается только умереть.Этими словами она и встретила маленькую вдову. Глава XVIЧЕРНАЯ МАГИЯ И миссис Тернер не подвела.Наследница богатого дома Говардов имела достаточно средств для оплаты услуг, в которых теперь нуждалась, – темных, таинственных услуг, чреватых большими опасностями для тех, кто к ним прибегал, и тех, кто их предоставлял.Поэтому темной зимней ночью на узкой кривой улочке, ведущей к причалу Святого Павла, появились две дамы, закутанные в плащи с капюшонами. Их сопровождал человек с палкой и фонарем. Он подвел их к лодке, лодочник выслушал приказание и доставил пассажирок к Лэмбету – благо как раз был прилив. По петляющей через поле тропке Вестон (а, как вы поняли, это и был человек с фонарем) проводил дам к высокому дому, одиноко темневшему в запущенном саду.Дверь открыла пожилая женщина, и после того, как миссис Тернер обменялась с ней несколькими тихими словами, проводила посетительниц в большую полупустую комнату, слабо освещенную двумя свечами в медных канделябрах. Между канделябрами располагался треножник с медной жаровней, под которой горело голубое пламя и с которой струился вверх и таял под высокими сводами тонкий дымок. Вся комната пропахла этим дымком – запахом тлеющих ароматических трав.Ее светлость очень нервничала и не знала, как себя вести. Миссис Тернер молча потянула ее за плащ и подвела к стоявшей у дальней стены резной дубовой скамье. Звук шагов, эхом отдававшихся в пустом зале, перепугал ее ужасно – так пугается вор, забравшийся в чужой дом.Они молча ждали. И вдруг графиня вскрикнула от ужаса и прижалась к своей компаньонке: в густой тьме над ними вспыхнули, словно звезды, голубые огоньки. Миссис Тернер успокаивающе взяла графиню за руку; та была благодарна этому человеческому прикосновению в столь нечеловеческом месте.В дальнем конце зала возникла из темноты пара светящихся рук. Казалось, руки объемлют все пространство. Они медленно колыхались, переливаясь в темноте странным светом, а затем замерли, и тишину наполнил громкий голос:– На колени! Слушайте и повинуйтесь! К вам приближается Хозяин!Повинуясь приказанию и легкому подталкиванию в бок миссис Тернер, графиня опустилась рядом со вдовой на колени.Последовала долгая пауза. Графиня, чтоб не закричать, изо всей силы закусила губу – там, где недавно светились руки, выплыла из тьмы голова. Ее появление было таким внезапным, что казалось, она материализовалась под взглядами напряженно ожидающих женщин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45