Элоф снова вздохнул.
– Я не держу обиды на тебя, – твердо сказал он. – Но у меня и впрямь много забот. Возьми подаяние, которое я предложил, и оставь меня размышлять над ними. Мне не нужен твой совет…
Старик неодобрительно покачал головой, и Элоф на мгновение увидел его лицо целиком – морщинистое, но жесткое, как старое мореное дерево.
– Ты уверен? – сурово спросил незнакомец. – Многие, считающие себя мудрецами, на самом деле ведают лишь меру своего невежества! – Он неуклюже ткнул посохом в груду книг. – Ты зарылся в мертвые слова. Мне ясно, что ты ищешь некий секрет. Слова хранят много секретов, это верно… но не все!
Его темный глаз насмешливо сверкнул из-под мятых полей шляпы, но вспыхнул новым огнем, когда он увидел сломанный меч.
– Вот в чем дело! Ты ищешь способ починить этот клинок… – Он хмыкнул в бороду. – Судя по виду, ты сильный парень; разве ты не можешь просто отковать его заново? Нет? Тогда как тебе удалось изготовить его с самого начала?
Стрела попала в цель. Элоф почувствовал, что его уши горят, а щеки пылают, и выругался про себя.
– Ты не знаешь, – задумчиво произнёс старик, склонив голову набок. – Значит, ты не мог сам отковать этот меч. Он… не принадлежит тебе.
Элоф гневно взглянул на него.
– Он не принадлежит никому другому. Я нашел его там, где он был захоронен вдали от человеческих глаз, и сама память о нем изгладилась за долгие века.
Старец покачал головой, так что его ветхая шляпа заколыхалась из стороны в сторону.
– Вот как? Найденное не считается добровольно отданным. Иногда даже подарок нужно заслужить, не так ли? Нужно научиться седлать коня, прежде чем скакать на нем, и оснащать лодку, прежде чем плавать на ней. Не мне бы об этом говорить, но такие дары могут быть даны, чтобы научить человека новому мастерству или заставить его осознать мастерство, которым он уже владеет. Тогда он поистине может принять дар и остаться свободным от любых обязательств, кроме благодарности.
Элоф стоял неподвижно. Огонь в кузнице негромко потрескивал, раздуваемый ветром, постепенно крепчавшим, словно в преддверии грозы. Он искоса посмотрел на старика, чьи черты было трудно разобрать на фоне языков пламени за его спиной.
– Я искал мастерство…
– Да, но в книгах и в чужой мудрости. Они тоже бывают полезны, но я слышал, что северные маги-кузнецы были такими людьми, которые всегда искали новые истины и мудрость в самом средоточии природных явлений.
– Верно! – с жаром ответил Элоф, теперь уже глубоко уязвленный. – Так мы и поступаем! Лучшие среди нас обуздывали своим мастерством многие силы этого мира. Им были подвластны секреты высот и глубин; они связывали воедино разные качества и заковывали их песней в свою работу. Настоящий мастер-кузнец не страшится вырвать эти тайны из рук самих Сил, что владеют ими!
Старик тихо рассмеялся. Затем со скоростью, поразившей Элофа, он встал, опираясь одной рукой на свой огромный посох, а другой рукой схватил – черный клинок со стола, не обращая внимания на бритвенно-острое лезвие. Разъяренный, Элоф вскочил, собираясь отобрать меч, но замер и затаил дыхание, когда посох, без видимых усилий развернутый в обратную сторону, уперся ему в грудь. Он поднял руку, чтобы отбросить эту помеху, и снова замер, ощутив легкий укол холодного металла. Он осторожно ощупал кору, обнаружил то, что скрывалось под ней, и кровь в его жилах как будто обратилась в талую воду. Его пальцы прикоснулись к лезвию – узкому, твердому и заканчивавшемуся острым наконечником. Посох, приставленный к его груди, прямо к тому месту, где мог бы находиться шрам от странной, мгновенно зажившей раны, оказался длинным копьем в руке человека, явно умевшего обращаться с оружием. Старик медленно кивнул.
– Гордые слова, мой славный кузнец; не сомневаюсь, что ты готов выступить против Вершителей Судеб. Но знаешь ли ты, о чем говоришь?
Он внезапно выпрямился в полный рост, и черные тени как будто разлетелись по кузнице на крыльях посвежевшего ветра.
– Их владычество над этим миром было установлено еще до того, как он обрел форму. Над морем и сушей властвуют они, над небом и камнем, над горами и облаками, лесами и озерами, реками и равнинами, над всеми живыми существами. И над Льдом тоже.
Посох, который не был посохом, описал перед глазами Элофа широкую дугу, словно охватывая весь мир. Складки плаща на раскинутых руках вздувались от ветра и хлопали, подобно знаменам.
– Они мудры и могущественны; сила последнего и слабейшего среди них далеко превосходит человеческую. В их мимолетном взгляде – прозрение, в прикосновении мысли – знание. В их малейшем жесте заключена великая сила.
Наконечник посоха в протянутой руке слабо блеснул на фоне пылающих углей в очаге, и в кузнице грянул оглушительный раскат грома, сбивший пламя и разбросавший жгучие шипящие искры в дымном воздухе. Пол содрогнулся; каменные плиты вздыбились, и клинок ослепительного света мелькнул между очагом и каминной трубой – молния, ударившая под крышей. Ветер пронзительно свистел. Клочья дыма носились по комнате, погасшая лампа опрокинулась и разбилась, а инструменты, сложенные у стены, лязгали и дребезжали. Но суровый старик неподвижно стоял посреди этого хаоса, холодный, как зимнее небо; лишь его темные глаза поблескивали из-под полей шляпы.
Потом наступила тишина, странная и беспокойная, все еще вибрирующая, как бывает после землетрясения. В этой тишине Элоф услышал отдаленный, слабый, но все же различимый ответ: отзвуки вороньего грая, принесенные на крыльях ветра. Порыв леденящего воздуха пронизал его до самых костей, и он задрожал крупной дрожью.
– Итак, хитроумный кузнец, – тихо, но требовательно произнес старик. – Отказываешься ли ты теперь от своей гордыни?
Напряженно удерживая взгляд старика, Элоф молча кивнул. Но странный гость лишь устало оперся на посох и снова сгорбил плечи. Наконечник посоха спрятался под корой, но в колеблющихся тенях на стене, освещенной огнем очага, четко проступали очертания наконечника копья.
– Очень хорошо. Ибо, как я слышал от знающих людей, только те, кто принадлежит Льду и предает свою веру, желают себе слуг, рабов и подчиненных. Истинные Вершители Судеб не могут этого делать, будучи сами вдвойне слугами причин и следствий. Их целям лучше всего служат люди, которые менее всего нуждаются в их помощи.
Старик со вздохом повернулся к двери.
– Я не могу отплатить тебе за тепло твоего очага; ты не нуждаешься в моем совете. Как и прежде, я остаюсь у тебя в долгу.
Элоф недоуменно посмотрел на него.
– Как и прежде? Но как это может быть, ведь мы никогда не встречались раньше! И мне нужен совет: я до сих пор не знаю, как отковать этот меч…
Человек, называвший себя странником, подошел к открытой двери; там он остановился и обернулся, являя собой картину утомленного старца. Однако его глаз блестел еще ярче, чем прежде, а слабая дрожь в голосе выдавала скорее сдерживаемое веселье, чем усталость.
– Кажется, ты насмехаешься надо мной! Разве ты сам не сказал мне об этом… ты, кто хочет держать в своих руках силы природных стихий? Ответ был бы ясен даже ребенку, если бы дети не были так подвержены страху!
Старик сделал презрительный жест свободной рукой, и под его плащом вдруг блеснула гладкая черная поверхность, подобно отблескам темных вод в лунном свете. Элоф мельком увидел стальной нагрудник и рукоять огромного черного меча. В следующее мгновение старик вышел за дверь и исчез.
– Это ты! – закричал Элоф. Приступ безумной ярости развеял страх и благоговение, и он, не разбирая дороги, ринулся к двери: – Снова ты, Ворон! Стой, теперь ты не…
Во тьме раздалось хриплое карканье ворона – бессловесная сущность насмешки – да по булыжной мостовой гулко застучали подковы. Элоф знал, что одну из этих подков он когда-то сам примеривал к копыту исполинского коня. Он выбежал на улицу, но здесь темнота обступила его со всех сторон; вокруг высились склады и зернохранилища гильдии торговцев, тени от которых закрывали мостовую. Лишь в дальнем конце улицы, у гавани, Элоф заметил – или ему показалось? – лоснящийся круп боевого коня, и то лишь на мгновение.
Давешняя вспышка в самом деле была предвестницей грозы; между облаками внезапно проскочила молния, высветившая улицу от края до края. Резкий порыв ветра ударил в лицо Элофу и принес с собой первые холодные капли дождя. Вдалеке грохотал гром, а не конские копыта – Ворон исчез так же неожиданно, как и появился.
Что-то блеснуло в свете молнии у самых ног Элофа. Там, на булыжной мостовой, лежал черный клинок. Элоф поднял меч и озадаченно посмотрел на него: что имел в виду старый лис, когда сказал, что секрет уже известен ему? На треть длины от хвостовика меч был так ужасно перекручен и искорежен, что оставшаяся часть выпирала под нелепым углом, будто сломанная рука. Именно такое чувство возникало у Элофа, и он никак не мог срастить этот перелом. Его мастерство оказалось бессильным. Даже секреты, разведанные у дьюргаров, которые умели глубоко заглядывать в саму форму и структуру металла, ничем не могли помочь ему. А если это не металл? Едва ли. На ощупь клинок был металлическим; он не мог быть сделан из обсидиана или любого из тех странных камней и других материалов, которыми некогда пользовались варвары. Однако, поворачивая меч из стороны в сторону, Элоф был уже не так уверен в своей правоте. Блеск клинка не потускнел, а лезвие не затупилось; даже долгие годы, проведенные в болотной топи, не оставили на нем никаких следов. Может ли даже самый прочный металл выдержать такое? Но как его испытать? Взять кусок магнитного железняка? Многие металлы на него не реагируют. Обработать едким раствором? В случае успеха клинок будет поврежден, и тогда уже никакая сила не сможет вернуть его к жизни.
Элоф старался сохранять спокойствие, хотя мысли вихрем кружились у него в голове. Можно было бы не обращать внимания на болтовню старого нищего, но его странный гость явно не бросал слов на ветер. Как же понять его намеки? Элоф не знал, какого секрета ему не хватает. Он получил клинок в дар, но такой дар нужно заслужить отвагой и мастерством. Скорее всего новые знания можно было обрести не из книг, а из вечного движения сил природы. Но как? Где? И ведь он сам сказал об этом! В ярости Элоф стукнул себя кулаком по лбу, словно мог заново отковать и очистить свой разум.
Гроза грохотала над морем, надвигаясь на побережье. Темный силуэт башни Вайды над гаванью резко выделялся на фоне блистающих молниями облаков. Это зрелище пробудило в Элофе еще свежие воспоминания о страхе, крови и боли, обретенной и вновь утраченной любви. Он изо всех сил старался выкинуть их из головы и сосредоточиться. Помнится, уязвленный пренебрежительными словами старика, он сказал, что мастер-кузнец не страшится вырвать тайны стихий из рук самих Сил, что владеют ими…
– Рок! – внезапно воскликнул Элоф. Поскользнувшись на мокрой мостовой, он развернулся и побежал в кузницу, выкрикивая имя своего друга и одновременно удивляясь, зачем он это делает; тот первый удар молнии должен был разбудить всех обитателей дома. Но коридор был пуст, и когда Элоф распахнул дверь комнаты Рока, тот мирно похрапывал под одеялом. Зато рядом с ним вскочила Марья, но тут же спохватилась и сердито закуталась в меховое одеяло.
Марья бежала с севера вместе со старым Хьораном, когда их город был опустошен эквешскими мародерами. После того как огромная волна беженцев вынесла их на юг, они, как и все остальные, умирали от голода. К счастью, им довелось встретиться с Роком, который сохранил теплые воспоминания о Хьоране и, зная цену даже далеко не самому талантливому мастеру-кузнецу, приютил их в своей кузнице. Их партнерство было успешным, но раньше Элоф не догадывался, до какой степени. Впрочем, ему было не до смущения. Он подошел к кровати и потряс Рока за плечо.
– Проснись! Разве ты не слышал?
– Что слышал? – пробормотал Рок.
– Гром! Удар молнии! Рок, это был Ворон!
– Ворон? – воскликнула Марья и широко распахнула глаза, глядя на Элофа, как на безумца. Вспышка молнии за окном на мгновение залила белым светом щели в запертых ставнях.
– Ворон? – эхом откликнулся Рок. Он сел и растерянно огляделся по сторонам. – Тот самый, о котором ты мне говорил? Где он был, здесь?
– Да! Здесь, в кузнице!
Марья испуганно вскрикнула и нырнула под одеяло.
– Неужели ты не слышал? Гремел гром… но довольно об этом. Вставай, а я пока что разбужу Хьорана. Нас ждет работа: теперь я могу перековать свой меч!
– Нет, постой! – сердито заворчал Рок. Он высвободил руку из хватки Элофа и положил ее на груду одеял, под которой притаилась Марья. – Клянусь зубами Амикака! Ты врываешься посреди… Я вижу, что ты сгораешь от нетерпения, но разве это не может подождать до утра?
– В том-то и дело! – воскликнул Элоф. – Сейчас, когда все под рукой… у меня нет времени на объяснения!
– Хотя бы пошли за Иле, и мы посмотрим, что она…
– Нет времени даже для этого! Мне очень жаль, Марья, но мы должны торопиться, иначе опоздаем.
Рок поежился от холода, опустив ноги на пол.
– Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь, – пробормотал он.
Спустя несколько минут странная процессия прошла по улице к стене над гаванью, а еще через некоторое время они поднялись на открытую площадку на вершине башни Вайды, задыхаясь и жадно глотая влажный воздух, словно рыбы, вынутые из воды. Фонарь в высоко поднятой руке Марьи озарял золотистым светом ближние зубцы парапета и отбрасывал ее паучью тень на стену галереи, где мастер-кузнец еще недавно бродил среди своих награбленных богатств. В другой руке она держала суму с инструментами Элофа и сломанным мечом, а в кармане ее мужской рабочей куртки лежала рукоять и новые заклепки. Поднявшись на площадку, она оглянулась и озабоченно посмотрела на троих мужчин на лестнице, тяжело дышавших и спотыкавшихся под весом самой прочной и тяжелой наковальни из кузницы Рока. Старый Хьоран мог оказывать лишь символическую поддержку, и даже силы Рока были на исходе, но Элоф торопил их как одержимый, взваливая все большую часть ноши на собственные плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60