Двести лет, копейка в копейку,
такое творилось, - вспоминал перекошенный от злости Гимар. - Я тебе
рассказывал. За эти годы и десятой части людей не осталось. А сейчас
вообще неизвестно, сколько ждать.
- Выходит, - медленно спросил я, - небесный трон Новые Боги получили,
а в остальном...
- А в остальном - шиш им на блюде, - закончил мою мысль Гимар. - А
получат ли они вообще это остальное, еще не сказано. Может, все помрем.
Может, Силы Зла так укрепятся за это время, что прищемят нос этим
соплякам.
Я не сразу сообразил, что Наставник подразумевает Новых Богов.
- Хулиганье малолетнее! Щенки невоспитанные! Как дело делать, так они
еще маленькие, их час не пришел. А как задницу на троне размещать, так
пожалуйста.
Пожалуй, прав Наставник Гимар. Именно хулиганы малолетние. Молокососы
безответственные. Все, что они могут - это принимать жертвы и моления,
пока Силы Зла не перекроют доступ к ним. Ох, и задолжают они людям! Жаль,
я не увижу, как через долгие годы они будут оплачивать накопившиеся счета.
Некоторое время мы сидели молча.
- Ты вот что, сынок, - тихо сказал Гимар, и меня охватило
предчувствие ужасного: никогда еще Гимар не называл меня так. - За домом
присматривай. И пчелок моих береги. Хозяйство тебе оставляю хорошее,
управишься. И книги мои... не все же там умерло. Может, и найдется что
нужное. Только осторожно, не так, как в тот раз. Теперь ты хорошо умеешь
читать. И... прости, если что не так.
- Учитель... но куда... почему?
- У меня есть еще дело, - произнес Гимар неожиданно жестко.
Мгновенная ласка исчезла из его голоса.
- Но Учитель Гимар... ты же сам сказал, что все кончено.
- Все и кончено, - подтвердил Гимар. - Здесь. Мои Боги мертвы. Все. И
Повелитель Смерти тоже. Значит, на его месте сидит кто-то другой. Неужели
ты думаешь, что я могу оставить своих Богов на неисчислимые столетия в
руках мстительного малолетнего хулигана?

Боги, мертвые мои Боги, что же надумал Гимар! Невозможно. Немыслимо.
- Но Учитель... человек не может справиться с Богом...
- Но придется, - возразил Гимар и поднялся. Мне казалось, что между
нами вспыхнул невидимый костер, и потоки горячего воздуха искажают его
облик, но я ошибся. Потом я подумал, что мне кажется, или что я сошел с
ума, и тоже ошибся. У меня на глазах происходило чудо, вот и все. Пока
Гимар вставал, перемена облика завершилась. Куда только подевалась пьяная
краснота лица, толстенькое пузико, невысокий рост! Передо мной стоял худой
широкоплечий человек почти моего роста с бледным лицом и грустными
глазами. Я издал хриплое нечленораздельное "а-а" и закрыл глаза. Потом
открыл. Незнакомое худое лицо Наставника Гимара улыбалось знакомой
улыбкой.
- Все очень просто, ученик, - голос Гимара тоже остался прежним. -
Жить можно в каком угодно виде, даже в том теле, в котором родился. Тем
более воину. Это отличная маскировка. Но навстречу Смерти человек должен
идти в своем истинном облике.
В голове у меня царил сумбур.
- Телесном или духовном? - попытался уточнить я.
- Истинном, - ответил Гимар и ушел.
Если бы я не торчал до вечера у этой распроклятой скалы, как
новобранец у ворот веселого дома! Но я сидел там до вечера и думал. Много
надумаешь по такой жаре. Наступившие сумерки отрезвили меня. Я встал и
пошел вниз, к дому. Когда я спустился вниз, настала ночь. Темнота не
мешала мне идти, я шел знакомой тропой. Когда-то по требованию Гимара я
прошел все здешние тропы с закрытыми глазами. А теперь Наставника со мной
нет. Нет, темнота не мешала мне идти. К тому же в ночи я особенно ясно
видел, как корчится в пламени пожара мой дом.
Золотые пчелы роились над его крышей, когда я подошел к нему. Сад
расцвел дивными золотыми и алыми цветами. Навстречу мне из огня тянулась
ветка, густо усыпанная ягодами, она слегка сморщилась от жара, некоторые
полопались, и сок их капал на землю. Я протянул руку в огонь, сорвал
горсть ягод и сунул в рот.
Учитель зря беспокоился, что я буду неосторожен с его магическими
книгами. За них побеспокоились другие. Пергамент уже встретил свою смерть
в горящем доме.
Учитель говорил, что остатки магии земли, воды и железа еще
действуют, но я не стал вызывать дождь. В конце концов, зола - хорошее
удобрение.
Я повернулся и побрел в деревню. Не затем, чтоб попроситься на ночлег
- переночую где-нибудь под деревом, не впервой. Но я должен проверить, цел
ли тайник с моим оружием, который я устроил неподалеку от деревни на
случай, если армия захватит наши края, и я почему-либо не смогу вернуться
домой. И к тому же мне очень хотелось есть.
Тайник был цел. В этом я убедился, даже не вскрывая его. Достаточно
было беглого взгляда, чтобы понять это. Я не стал останавливаться рядом,
чтоб не привлечь ничьего внимания: слишком много народу сновало вокруг.
Через пару дней я перетащу оружие в другое место.
Армия, как и предсказывал Гимар, не задержалась в деревне. Насколько
я понял из обрывков речей, она миновала деревню еще утром. Но паника не
прошла, напротив. Помнится, мой старший брат когда-то решил, что будет
интересно оторвать лягушке голову и посмотреть, что будет дальше. Движения
встречных напомнили мне ту безголовую лягушку. Однако, чем ближе к
деревне, тем более осмысленными становились действия окружающих. Я бы
сказал, злобно осмысленными. Все кричали, размахивали руками, то и дело
задевая кого попало. Любой случайный удар тут же завязывал драку. Все
били, резали и грабили всех, и те, кто пытался просто спастись не
составляли исключения: сначала они только отбивались, а отбившись
переходили в атаку. Кое-где виднелись знакомые лица. В дальнем конце
площади промелькнул Тенах. В правой его руке был меч, в левой - посох со
знаками Новых Богов - символ жреческого достоинства. И тем, и другим он
гвоздил по головам особо кровожадных, пытаясь на вести хоть какой-нибудь
порядок. Ну-ну. Младший жрец, значит. Это уже не тот мальчишка, что
прибегал к нам с Наставником и молил трясущимися губами урезонить
мародеров. Далеко пойдет мальчик. Не успел поносить меч толком - ишь, как
неуклюже его держит! - и сразу за посох хватается. Я попытался к нему, но
толпа выпихнула меня в какой-то переулок. Я попробовал пробраться в обход.
Но не успел я пройти и нескольких шагов, как понял: незачем спешить на
площадь, здесь для меня тоже дело найдется.
Здоровенный мужик волочил по пыли за волосы юношу, или, вернее,
подростка. Конечно, подростка, раз волосы его по обычаю еще не острижены
до плеч. Подростка я знал, это был Фаттарн, приходивший ко мне вместе с
Тенахом. Этих юных фанатиков Новых Богов я хорошо запомнил. Мужчину я тоже
знал, хотя и не мог сейчас сказать, как его зовут. Он принадлежал Прежним
Богам, как и я.
Он остановился и поднял Фаттарна за волосы, затем прислонил к стене.
Рука его скользнула к голенищу, и он выхватил нож. Фаттарн неожиданно
рухнул, впившись зубами в руку с ножом и увлекая противника вниз тяжестью
своего тела.
- Ах ты, гнида! - заорал мужик и наотмашь ударил Фаттарна кулаком по
голове.
Будь мои Боги живы... но они мертвы, и не могут покарать его. Но и
мне они не могут запретить убивать своих. Слава моим Богам, они мертвы, и
мой меч свободен в выборе тел.
Я окликнул его, прежде чем нанести удар. Он обернулся и перехватил
нож в другую руку, ибо Фаттарн, живой или мертвый, так и не разжал зубов.
Я вогнал свой меч ему в солнечное сплетение, и Фаттарна окатило кровью,
когда я выдернул клинок. Я вытер его и вложил в ножны. Потом, пробираясь
дворами, огородами и закоулками, я вышел из деревни. Я шел вдоль ручья,
пока не понял, что сюда уже не доносятся крики. Они звучали только в моей
голове. Тогда я нагнулся, сложил ладони горстью, набрал в них воды и жадно
выпил. Есть мне больше не хотелось.

В течение следующих дней я строил себе в лесу потайную времяночку,
потихоньку выгребал свой тайник и перетаскивал оружие, и ждал, не разразит
ли меня какой-нибудь гром небесный. Никто и ничем меня не разразил, и к
исходу третьего дня я сделал единственно возможный вывод. Из этого вывода
вытекали, в свою очередь, еще кой-какие следствия. Вывод заключался в том,
что мне нужно идти в Дом Смерти. Если я ошибся, то гром небесный разразит
меня уже там. Если нет, скорее всего, мне предстоит порядочная нахлобучка.
Возможно, со смертельным исходом. Так что вооружиться не помешает, хотя
запрещено в Дом Смерти входить с оружием. Раньше за такое Повелитель
Мертвых испепелял ослушника на месте. Как все замечательно складывается.
В Дом Смерти человек может войти только один раз, и место это не из
приятных. Казалось бы, толпиться там некому. На самом деле от желающих нет
отбоя. Одни хотят встретить там кого-нибудь из умерших родственников,
другие - плюнуть бывшему врагу в призрачную морду. Десять лет назад было
моровое поветрие, распознали его не сразу - простуда, она и есть простуда
- и людей перемерло много, так туда лекарей понабежало столько - впору
подумать, что они один в живых остались. Хотелось бы знать, зачем? Можно
подумать, их кто-нибудь простит.
Ну, а если у паломника действительно важное дело, его ведут в Зал
Невидимого Света, и там он беседует с Повелителем Мертвых лично. Но о
сущности их вопросов никто ничего не знает, дело это тайное, и даже имена
их в храмовую книгу не заносятся.
Мне предстояло войти именно туда. А туда меня не пустят. Приверженцы
Новых Богов закрыли доступ в Дом Смерти почитателям прежних. Нечего им с
потусторонними силами советоваться. Вот и выходит по всему, что
пробиваться мне придется, как в осажденную крепость. Хотя крепость сейчас
взять, пожалуй, легче. Три дня назад, в ночь, когда горел наш дом,
регулярная армия после недолгого штурма почти без сопротивления взяла
последний оплот Прежних Богов - крепость Орхтану.
Я шел сквозь деревню, как зачумленный. Люди шарахались от меня. Не
погладят их по головке Новые Боги за разговоры с наемником Прежних. Я все
еще оставался наемником. Мертвый воинский знак по-прежнему висел на
кожаном шнурке, но сегодня одежда не скрывала его. Ветер слизывал пот с
моей обнаженной груди, отбрасывал со лба ничем не закрепленные волосы. Ни
щита, ни шлема, ни кольчуги, ни даже рубашки. Когда воин-маг должен
принимать бой с теми, кто слабее его, он не имеет права прикрывать грудь и
голову чем-бы то ни было. Это закон. Иначе твое преимущество слишком
велико, и победа твоя становится бесчестьем, и любой воин-маг, и вообще
любой плюнет в твою сторону. Когда мы с Наставником улаживали деревенские
разборки, он неизменно был одет именно так, мне же приказывал надевать
кожаную куртку с нашитыми на нее кольцами. Послабление мне было дано, как
он выразился, "по малоумию и скудости мастерства; а также оттого, что
годами еще не вышел." Ученикам иногда разрешались подобные поблажки. Но
Учителя больше нет среди живых. Я больше не ученик. И я не мог заставить
себя одеть свою ученическую куртку. Мне было противно защищаться от них.
Их много, и они мерзавцы, но они не воины. Слава Богам, мертвым и живым,
они хотя бы вооружены. Не то пришлось бы мне переть на толпу жрецов с
голыми руками. В подобной схватке, как гласит кодекс, "да прикроет воина
его мастерство, и да не будет ему иного щита." Штаны, сапоги, пояс,
оружие, за плечами - сумки со всем, что может понадобиться, у пояса фляга
с водой. Больше ничего.
Я шел, и при моем приближении в домах опускались ставни. Люди
отводили глаза - одни от страха, другие от стыда. Впервые мне преградили
путь на длинной узкой аллее, ведущей к Дому Смерти.
Двое служек. Эти болваны даже не попытались заговорить со мной. Они
набросились сразу, без предупреждения, размахивая мечами самого
неподходящего для них размера и веса. Одного я пнул в промежность, другого
треснул рукоятью меча по переносице. Потом пошел дальше.
Очевидно, за моим продвижением из Дома Смерти наблюдали, ибо через
миг-другой навстречу мне вышла целая толпа, и кое-кто в этой толпе даже не
умел управляться с оружием. Конечно, с любым из них я бы живо разобрался,
но их слишком много. И оттого, что большинство из них - бараны безмозглые,
легче не становиться. От опытного воина хоть знаешь, чего ждать, а новичок
опасен своей непредсказуемостью. Одна надежда, что те, кто умеет махать
мечом, полезут в первые ряды - удаль показать.
Так оно и случилось. Я возликовал.
Поначалу я рубился сразу с шестерыми, а потом сделал вид, что им
удается меня потеснить. Отступил, совсем немного, потом еще, потом
побежал. Когда мои шестеро растянулись в линию, я повернулся и прыгнул.
Я все еще не обнажал меча. Я наносил удары рукоятью по головам,
промеж глаз. Мне было по-прежнему противно убивать их; все равно, что
котят резать. Правда, котят уж очень много, и они могут меня оцарапать, но
все равно противно.
Когда я разобрался с шестерыми удальцами, остальные котята
приготовились меня окружать. Вот и славно. Через толпу мне бы не
прорубиться, а круг я прорву. Я дал им окружить себя, а затем подкатился
под ноги и выбрался из круга. Нападающие со звоном сшиблись. Вышло не
очень удачно. Чей-то меч слегка задел меня, и из дырки на штанах
засочилась кровь. Погладил бы я этих котят против шерстки, да некогда. Я
ринулся к дверям, пока никто не успел преградить мне дорогу. За спиной я
услышал пение стрелы. Интересно, у кого ума хватило? Две стрелы вонзились
в подошвы моих сапог, третья в руку. Но я уже распахнул двери, вбежал и
захлопнул тяжелые створки за собой. Только тогда я позволил себе
отдышаться.
1 2 3 4